Грустная Снегурочка - Страница 4
- Ой, Саша, зачем ты ее с ветки снял? Я же ее на пустыре видела.
- Дело в том, - медленно и почему-то полушепотом произнес я, - что
это моя Снегурочка. Это я ее вчера на ветке устроил и сидел в сарае,
знаешь, там рядом есть сарай? - и видел, к а к ты ее разглядывала.
Аоза почему-то обернулась к окну, потом испуганно посмотрела на
меня. Я почувствовал холод в животе и слабость в ногах, и вцепился
в стол, стараясь удержаться во что бы то ни стало. Аоза казалась растерянной. Так мы и стояли молча в пустом классе, а великие ученые с интересом и удивлением разглядывали нас со стен. Наконец я отпустил стол.
- Ты никому не говорил? - спросила Аоза.
Я помотал головой. Мы опять помолчали.
- Пойдем, - коротко сказала она.
- Куда?
- К нам. Познакомишься с папой.
И мы пошли. Мы молча спустились в раздевалку, молча вышли из школы, молча пересекли пустырь - она впереди, а я сзади - и я даже не догадался понести ее портфель. Молча приблизились к нашему дому, зашли в третий подъезд, поднялись по лестнице и остановились на площадке между третьим и четвертым этажами.
- Входи, - сказала Аоза.
Я хотел разозлиться, потому что перед нами была обыкновенная
сине-белая стена, и на белом кто-то криво нацарапал: "Спартак" чемпион! ЦСКА - конюшня". Я хотел разозлиться, но не успел.
- Ты что, не видишь?
Я вытаращился на корявую надпись - и увидел. Вместо надписи в стене открылся уходящий в розовый туман коридор. Аоза слегка подтолкнула меня в спину и я шагнул вперед.
- Вот мы и дома.
Я обернулся. Аоза стояла посреди коридора, который растворялся в розовом тумане, и было непонятно, где же все-таки дверь и откуда мы вошли.
- Саша, снимай пальто.
И вот тут я, наконец, сел. То есть, действительно сел. Уронил портфель и решил отдохнуть. Пол был упругим, как батут, и едва заметно подрагивал. Из розового тумана раздался мужской голос. Из всего сказанного я понял только слово "Аоза". Самое интересное, я не потерял способность соображать и видеть, что происходит вокруг. Аоза сняла шубку и шапку, бросила их вместе с портфелем в розовый туман и что-то ответила с виноватым видом. Что именно ответила - судить не берусь. В школе мы проходим английский, а на других языках я знаю только "дотого" и "хейя-хейя". Из розового тумана вышел, как я понял, Аозин папа. Иванов. Сначала я не сообразил, кого он мне напоминает - дело в том, что он был в просторном длинном синем халате, как у боксеров, когда они идут из раздевалки к рингу - а потом догадался: отец Аозы напоминал канадского защитника с венского чемпионата, забыл вот фамилию, канадцы ведь каждый год новую команду привозят. Такой же высокий и плечистый, с крупным носом и здоровенным подбородком. Еще бы клюшку в руки, шлем на голову и хоккейный свитер - и получится один к одному.
Иванов смотрел на меня с грустной улыбкой и я обнаружил, что они с Аозой очень похожи, даже выражение глаз одинаковое. Коридор был каким-то странным: ни стен, ни потолка, сплошной розовый туман. Я понял, что влип и что мне отсюда не выбраться. Это ведь вам даже не шпионы. Я-то уже наверняка знал, к т о они.
- Здравствуй, - сказал этот Иванов и шагнул ко мне.
Видно, я здорово разозлился, потому что вскочил - куда только моя слабость делась? - и ответил:
- Я все про вас знаю и делайте, что хотите!
И сообразил, что они запросто могут мне память стереть, в книжках это у них отлично получается.
- Все знаешь? Все? - переспросил Иванов и грустно так усмехнулся. Аоза, не держи гостя в коридоре.
Повернулся и исчез в розовом тумане.
- Саша, давай пальто.
Аоза стояла как ни в чем не бывало в своей школьной форме, словно и впрямь была обыкновенной школьницей, и ничего такого сногсшибательного делать не умела. Ну тут уж я пожал плечами и ответил:
- Пожалуйста!
Снял пальто, шапку, протянул ей, а она мгновенно закинула мои вещички в розовый туман.
- Проходи, Саша.
Туман напротив меня крутанулся колесом, расступился, и я увидел темный проход. Пригладил волосы, одернул свитер и пошел почти спокойно, а она следом.
Попробую, конечно, описать их комнату, только у меня, наверное, не получится. Это ведь даже и не комната была, а словно я находился внутри большого розового шара, и стоял словно ни на чем, и все было таким зыбким, переливчатым, какие-то голубые тени порхали... Почувствовал, что меня мягко обняли за плечи и усадили прямо в пустоту - хотя никто вроде и не сажал; рядом сидела Аоза, а напротив - ее отец, только уже не в боксерском халате, а в нормальном костюме, правда, без галстука. Кружились какие-то черно-белые шары, наподобие футбольных мячей, тонули в розовом, а навстречу ползли длинные зеленые стебли. Красиво все это было, но как-то неопределенно... Нет, не могу их комнату описать. Ее видеть надо, а не описывать. Вот если бы в мою голову забраться и посмотреть оттуда моими глазами... Возможно, и стало бы тогда понятней, а так - не могу. И дышалось как-то особенно, словно воздух другой, какие-то странные запахи, необычные, но очень приятные. Даже голова закружилась, так что ни за что ручаться не буду - хотя и помню, о чем мы тогда говорили. Вернее, говорил Иванов, а я слушал, слушал... В общем, я еще в коридоре понял, к т о они, но только всего, конечно, не знал, вот он мне и рассказал, и показал.
Весь его рассказ я, конечно, не могу передать. Он долго рассказывал, а Аоза еще и угощала меня каким-то странным вкусным напитком. Я могу только общую, что ли, картину нарисовать, осветить вопрос в основных чертах, как выражается наша Кефира. Так вот, Аоза с отцом жили за сотней галактик, куда обычным путем и за миллион лет не добраться. Мир их был чем-то похож на нашу Землю и в то же время совсем-совсем не похож. Иванов показывал мне всякие картины, они возникали прямо в глубине розового тумана, приближались, окружали со всех сторон, и я словно стоял, вернее, сидел на зеленом лугу, а вокруг росли большие цветы с ярко-красными круглыми лепестками. Рядом тек ручей и сквозь прозрачную воду видно было голубое песчаное дно, и копошились там, на дне, какие-то смешные существа, а за ручьем возвышался холм, утыканный желтыми кустами, суетились возле них птицы, похожие на черные шайбы, и на вершине холма плотной желтой стеной стояли деревья, и стволы их смахивали на вопросительные знаки. Голубое небо над деревьями казалось совсем земным и даже облака были нашими, пушистыми, похожими на клочья ваты. Только вот трава на лугу закручивалась жесткими на вид спиралями и ярко-красные лепестки цветов медленно сжимались в плотный бутон, затем внезапно распахивались, открывая плоский золотистый диск, и снова сжимались... И три больших гладких камня у ручья были какого-то ненормального фиолетового цвета, и поверхность их начинала время от времени ходить волнами.
Потом я очутился в каком-то другом месте. Вокруг мчались в разные стороны большие радужные шары, проваливались под землю и улепетывали в голубые небеса, а за широкой серой полосой, похожей на асфальт, покачивались под ароматным ветерком желто-зеленые полутени повыше, пожалуй, нашей девятиэтажки, с шорохом валились на один бок, упруго распрямлялись и падали в другую сторону, и снова распрямлялись, так что кружилась голова... Дома это были, что ли, только уж очень странные дома, хотя хорошо, конечно, что есть всякие странности за миллион звезд от моей Земли. Временами в голубом небе расплывались зеленые пятна, я их еще у ручья заметил, и сверху доносился противный вой.
А потом я как будто оказался в вышине и глядел сверху на бескрайнее поле, где качались тени-дома и сновали радужные шары. И вдруг снова возник знакомый вой, над серой землей взлетели тени, заметались в воздухе, пытаясь соединиться (или так мне казалось?), а потом медленно упали вниз, превращаясь в коричневый туман, и туман пополз в голубое небо, и откуда-то вдруг появились люди и побежали врассыпную по серой земле, падая и застывая, как сухие ветки на льду. Все это было очень непонятно, но мне почему-то стало неуютно, и я обернулся к грустной Аозе, теребившей свой школьный фартук, а отец ее смотрел сквозь меня огромными застывшими глазами и улыбался так, словно вот-вот заплачет...