Группа - Страница 14

Лена (пишет). «Лейла Дауд ибн Саид…»

Таня. Я буду в Америке в апреле… Позвоните мне, Катя.

Катя. Спасибо.

Таня выходит.

Ленка, ты в порядке!

Потаповский (Рубцовой). В общем… будь здорова.

Рубцова. Позвоню в Москву, звони тоже.

Потаповский. Скажу сыну, чтоб позвонил — сказал, на каком кладбище положат.

Рубцова. Останься, Алексей Николаевич, мы так и не поговорили.

Потаповский. Еще, может, успею к ночному поезду в Геную. Вот и делегация твоя собирается. (Клаве.) Ну что, водолаз, всплыла?

Клава. Пока команды «погружение» не было. Будут какие указания, товарищ консул?

Молчание. Потаповский выходит.

Катя. Ну что, Лен, пора и нам в «Лагуну».

Лена. Клава, письма опустишь прямо в «Шереметьеве».

Клава. Лен, ты язык-то знаешь хорошо?

Лена. Ну знаю.

Клава. Еще раз тебе говорю: давай к нам. Работать будешь в порту. Там же иностранцы, если ты уж так без них не можешь. Там у нас все время корабли приходят, по два месяца стоят… те же американцы. Пожалуйста, общайся с ними, если хочешь.

Катя. А может, рванем, Лен? Погода как там у вас под Мурманском?

Клава. Погода хорошая — микробы умирают на лету.

Катя. Может, действительно мне пора осесть где-нибудь, написать книгу про мою страшную жизнь, назвать «Мама, зачем ты меня родила?».

Лена. Катя, считаешь, стоило мне ехать сюда, тратить последние деньги?

Катя. Ты в порядке! Она тебя пригласила с собой за стол, она тебя запомнила — взяла имя. Это значит, с грин-картой проблем не будет. Если она за тебя поручится, въезжай в Юнайтед Стейц на всю жизнь. Теперь задача у нас похудеть. С моим тридцатником и твоими боками мы так дальше «Пуэро-Рико» не двинемся. Для англо-сакса килограммов десять надо оставить.

Лена. С нашими деньгами это нетрудно.

Катя. Что, Клава! Прощай, подруга! Будешь мимо Харькова проезжать на юга… поклонись, если меня вспомнишь. Не знаю, в какой земле меня похоронят, но мама там навсегда осталась. Только это у тебя прошу.

Клава. Куда же вы теперь?

Катя. Пока неясно, но отсюда, в общем-то, можно в любом направлении. Надо в Каннах отметиться — там скоро фестиваль, Дом кино соберется. Швейцария рядом, сама понимаешь…

Клава. Может, свой адрес оставишь американский?

Катя. Пока нечего оставлять. Найдешь по справке — в каком-нибудь компьютере я буду торчать! Хотя какая фамилия у меня окажется в дальнейшем, я не знаю. Будешь в Калифорнии — толкнешься к нашим, спросишь, расскажешь. Они скажут: жива я ил нет. Мы там одним клубком катимся.

Клава. Ну ладно, девки! (Целует Катю и Лену.) А мой адрес постоянный: плавбаза семьсот сорок семь. Гуляйте, черти! Гуляйте.

Катя и Лена выходят.

(У окна машет рукой.) Гуляйте-гуляйте! (Кричит.) Хлора!

Рубцова. Ты что кричишь?

Клава. Ты здесь, Нина Михайловна? А я про тебя забыла. Знаешь, не хотела при консуле тебе говорить…

Рубцова. Что еще?

Клава. Да ничего… Вон… Хлора здесь — все хорошо…

Рубцова. Где?

Клава. Вон… взгляни в окно…

Рубцоваподошла к окну.

Вон, на воду смотрит… у трех деревянных кольев… Ну вот… улица прямо от канала, три кола… ступеньки к воде. Вон она сидит на второй ступеньке прямо у воды. Я шла сюда, ее заметила. Позвать?

Рубцова. Не надо. Коробки передай, это ей.

Клава. Не хотела тебе рассказывать… В Риме, помнишь, мы приехали днем в гостиницу? Показала портье — дай ключ. Он ткнул пальцем в пустую ячейку. У меня тогда уже сердце ёкнуло: чего ей в номере делать так рано? Подошла к двери, тихо открыла — вижу, ноги ее — висит!

Рубцова. Что висит?

Клава. Хлора.

Рубцова. Совсем уже голову ты потеряла здесь?

Клава. Потом я только пуфик такой одноцветный заметила. Она стояла, вверх примерялась, под люстрой. Говорит: изучала лепку на потолке. Правда, ни ремешка, ни веревки при ней не было…

Молчание.

Поговори с ней по-доброму. (Кричит.) Хлора! Хлора Матвеевна! Идите сюда… К нам идите! Чего вы там сидите? Мы одни тут… Теперь гулять пойдем все вместе. Тут закончилось уже все!

Рубцова. Пойдешь в гостиницу — заберешь ее!

Клава. Давай, Нина Михайловна, походим вместе. Они до утра карнавалить будут. (Кричит.) Хлора Матвеевна, идите-идите сюда!

Рубцова. Нет, устала, спать надо…

Клава. Хорошая ты, Нина Михайловна… Не старая еще совсем…

Рубцова. Пошла я в гостиницу отдыхать… Утром буду будить. Ты вещи собрала?

Клава. А что собирать? Я не купила ничего.

Рубцова. Долго не слоняйтесь, идите спать. (Выходит.)

Клава (одна). Ну чего, Фридрих, смотришь? У меня дом на улице имени Карла — товарища твоего. Обидно тебе? Мы вас чтим, не забываем… Во-о-от… поеду домой скоро… Хорошо бы вам приехать с Карлом посмотреть, как я живу! Надо будет вам приглашение выслать. (Молчание.) Совсем ты, Клава, с ума здесь сошла. Граппа эта, конечно, в полного дурака человека превращает, а ноги не трогает…

Входит Хлоя.

Хлора Матвеевна, чего вы там сидите?

Хлоя. Просто устала. Я с ног валюсь. Я хожу здесь, в Италии, как сумасшедшая… (Смеется.) Дома буду спать.

Клава. Ишь, как глаза у вас блестят. Сейчас-сейчас я вас еще больше обрадую!.. Вон сколько коробок для вас оставила эта… Приедете к своему товарищу, блеснете подарками. Товарищ, вы говорили, ждет там?

Слышен голос певца.

Опять он, что ли? (Хлое.) Ну что? Что, опять стойку делаете? Осталось мне ему только бриллианты бросать вместе с ушами.

Хлоя (у окна). Гондольере! Гондольере! Иль карнавале э джа финито?

Клава. О чем вы хоть с ним толкуете?

Хлоя. Я спрашиваю, почему стало так тихо? Я спрашиваю, кончился карнавал?

Клава. А он?

Хлоя. А он не слышит. Эй, гондольере! Иль карнавале э джа финито? Иль карнавале…

Но вместо ответа с грохотом и треском взрываются тысячи огней!

Блаженным трепетным светом озаряется Венеция. Нет! Нет! Ничего не кончается на свете!

Не кончается Венеция. Не кончается карнавал.