Гризли - Страница 17

Не одно только желание отведать свежей рыбы и страх перед врагами привели Тэра в этот низменный край, где вольно струились воды Бэбин. Еще неделю назад почувствовал он все более растущую тревогу, и за последние два-три дня — дни сражения и побега — она стала нестерпимой. Странное, ничем не заглушаемое томление переполняло его. И, пока Мусква мирно дремал, прикорнув в кустах, уши Тэра напряженно и чутко ждали, не послышатся ли знакомые звуки, а нос то и дело принюхивался. Ему не хватало подруги.

Наступил паскувепесим — месяц линьки. А именно в этом месяце или чуть раньше, в конце июня, который называют „месяцем опыления“, Тэр и отправлялся обычно на поиски медведицы, которая приходила к нему из западных урочищ. Гризли почти во всем следовал раз и навсегда установившейся привычке и каждый год проделывал одно и то же путешествие, неизменно забираясь в эту долину реки Бэбин. Он никогда не упускал случая поесть по пути рыбки. И чем больше он ее ел, тем сильнее от него пахло рыбой. Едва ли Тэр думал, что от этого благоухания он становится более привлекательным для своей подруги. Во всяком случае, рыбы он съел столько, что от него просто разило.

Гризли встал со своего места и, растянувшись на плотине, пролежал там часа два, пока не наступил закат. За это время он выплеснул из воды еще три форели. Мусква съел голову одной из них, а Тэр все остальное. И снова они пустились в странствия.

Они вступили в совершенно новый для Мусквы мир. Ни одного знакомого звука не было здесь слышно. Умолкла монотонная песня ручьев верхней долины. Не слышно было голоса сурков, куропаток и вечно озабоченных гоферов. Вода в озере была глубокая, темная, неподвижная. Черные, не знающие солнца омуты таились под самыми корнями деревьев — настолько близко лес подступал к озеру. Здесь не было скал, которые так трудно преодолеть, но повсюду встречались сырые, скользкие стволы деревьев, частые завалы бурелома и разбросанные там и сям заросли кустарника. И даже воздух был совсем другой. Ни движения — тишина. Они брели по чудесному ковру из мягкого мха, в котором даже Тэр утопал по самые плечи. Шли в загадочный мрачный лес, полный таинственных теней, в котором стоял терпкий, едкий запах гниющих растений.

Тэр шагал уже не так быстро. Молчание, мрак и гнетущий запах, казалось, настораживали гризли. Он ступал бесшумно, то и дело останавливался, осматриваясь и прислушиваясь. Принюхивался к омутам, скрытым у корней деревьев. При каждом новом звуке медведь замирал на месте. Голова низко опускалась к земле, уши поднимались. Несколько раз Мусква видел, как какие-то тени проплывали во мраке. Это пролетали большие серые совы, которые зимой становятся белоснежными. А один раз, когда уже начинало смеркаться, они набрели на существо очень свирепого вида, которое при виде Тэра в страхе метнулось прочь. Это была рысь.

Еще не совсем стемнело, когда Тэр и Мусква бесшумно вышли из чащи и очутились сначала на берегу ручья, а потом у большого пруда. Пахнуло теплом и запахом чего-то нового, незнакомого. Запах, казалось, исходил из пруда, посредине которого виднелись какие-то круглые строения, похожие на огромные шалаши, обмазанные толстым слоем глины, и пахло не рыбой — это медвежонок уже знал.

Здесь жили бобры, и всякий раз, как Тэр забредал в эту часть долины, он неизменно наведывался в колонию бобров. Случалось, что тут перепадал на завтрак или на ужин какой-нибудь толстый бобренок. Но сегодня медведь не был голоден да к тому же торопился. И все же он задержался на несколько минут, притаившись в тени, у берега.

Бобры уже приступили к ночным работам. Какие-то поблескивающие зигзаги скользили по водной глади. Мусква не мог понять, что это такое, но вскоре разглядел темные плоские головы и заметил, что большинство их двигалось от берега пруда по направлению к длинной, низкой перемычке, отгораживавшей воду с востока ярдов на триста.

Для Тэра эта запруда оказалась новинкой, и, прекрасно зная своих искусных друзей — если ему и случалось закусить кем-нибудь из них, то ведь только изредка, — он понял, что бобры расширяют границы своих владений, сооружая новую плотину.

Тэр и Мусква наблюдали, как два толстых труженика с громким всплеском столкнули в воду четырехфутовое бревно. Один потянул его на место строительства, а второй вернулся к какой-то другой работе. Чуть позднее на том берегу с треском повалилось дерево — еще один работник успешно завершил свой труд.

Тэр направился к плотине. И в ту же минуту что-то оглушительно треснуло и громко плеснулось в воде. Это старый бобр увидел Тэра и, подавая сигнал тревоги, так шлепнул плоской стороной своего широкого хвоста по гладкой поверхности воды, что удар прозвучал в тишине, словно ружейный выстрел. И сейчас же пруд со всех сторон огласился плеском. Вся вода сразу закипела и забурлила — штук двадцать потревоженных рабочих в панике плыли под водой к своим обмазанным глиной твердыням. Мускву это общее возбуждение захватило настолько, что он чуть было не прозевал Тэра.

Медвежонок догнал гризли уже у самой плотины. Некоторое время Тэр критически осматривал новое сооружение. Потом попробовал, выдержит ли оно его вес. Постройка оказалась прочной, и по этому мосту медведь с медвежонком прошествовали на другой берег. Вскоре Тэр ступил на отчетливо видную тропу, протоптанную карибу, и она, обогнув озеро, привела их через полчаса к ручью, который брал свое начало в озере и тек от него на север.

Мусква мечтал об одном: чтобы Тэр наконец сделал привал. За время короткого дневного сна ноги медвежонка не успели отдохнуть и теперь ныли, нежные подушечки на его лапах распухли и ободрались, на них страшно было ступить. Весь день они шли не останавливаясь, и, будь на то воля Мусквы, он в течение целого месяца не сделал бы ни одной мили пешком. Идти, конечно, было не так уж неприятно, но медвежонку приходилось то и дело гнать рысью, чтобы успеть за Тэром. Так бежит малыш, уцепившись за палец взрослого, который идет широким шагом. А Мускве и уцепиться-то было не за что.

Подошвы медвежонка жгло точно кипятком, нежный носик был порезан кустарником и острой, как нож, болотной травой, спина болела. И все-таки он не отставал.

Но вот под ногами снова пошли песок и галька. Идти стало легче. Звезды, миллионы звезд высыпали на небе, ясные, сверкающие…

По всему было видно, что Тэр настроился идти и ночью. И неизвестно, чем бы кончилось это ночное путешествие для медвежонка, если бы силы небесные не сговорились дать ему передышку.

Еще примерно с час звезды были ясными, а Тэр, этот изверг бесчувственный, все шел себе да шел. У Мусквы уже лапы заплетались одна за другую. Но вот где-то в отдалении, на западе, прозвучал низкий рокот грома. Рокот усиливался, нарастал, стремительно надвигаясь на них прямо с теплого Тихого океана.

Тэр забеспокоился и, повернув голову в сторону грома, принюхался. Синие огненные зигзаги вспарывали черный покров ночи, который то и дело снова затягивался, как огромный занавес. Звезды исчезли. Протяжно завыл ветер. И вот хлынул дождь.

Тэр отыскал скалу, которая образовала впадину с навесом над ней, и они с Мусквой успели забиться туда еще до начала ливня. Долгое время дождь хлестал как из ведра. Казалось, воды Тихого океана выплескивались сюда. Не прошло и получаса, как ручей вздулся, превратившись в бурный поток.

Молнии и удары грома приводили Мускву в ужас. При невероятных, ослепляющих вспышках молний Мусква мог видеть Тэра, но вдруг снова наступала кромешная тьма. Казалось, вершины гор рушатся в долину и земля вздрагивает… И Мусква все ближе подбирался к Тэру, пока не устроился наконец между передними его лапами и не прижался к лохматой груди гризли.

Тэра не беспокоили эти шумные судороги природы. Единственно чего он боялся — это намокнуть. Он принимал ванну только тогда, когда солнце сверкало и рядом была какая-нибудь уютная нагретая скала, на которой можно было растянуться.

Еще долго после своего первого неистового низвержения ливень никак не мог уняться. Но теперь это даже нравилось Мускве. Под укрывшей их скалой, прижавшись к Тэру, медвежонок чувствовал себя очень уютно и быстро заснул.