Грист - Страница 3
— Так думают Эразм Келли и его ребята. От тебя я надеюсь получить что-нибудь потоньше.
— Ну хорошо. Это никак, никаким боком не связано с башнями времени.
— Ну а с чем же тогда связано?
— Ты вряд ли обрадуешься, услышав.
— Обрадуюсь или не обрадуюсь, ты мне все равно скажи.
— Тадеуш Кей.
— Тадеуш Кей умер. Он сам себя убил. Что-то там с ним, недотепой, было не так.
— Я знаю, что вы, важные БАЛы, любите так считать.
— Он был маньяк, извращенец. Он ведь убил себя из-за какой-то женщины, верно?
— Да брось ты, Мортон, эти разговорчики. Маньяк причиняет вред другим людям. Кей не вредил никому, кроме себя.
— Ладно, но все равно, он-то тут при чем?
— А что если он не умер? Что если он просто был ранен и затерялся? Ты понимаешь, Мортон, что он за существо?
— Он — один из БАЛов, точно как я.
— Но ты, Мортон, ты только смотришь в будущее. Тадеуш Кей может прямо воздействовать на будущее из прошлого.
— Ну и что? Все мы так и делаем, каждый день и каждый час.
— Это не то же самое. Мгновенный контроль над мгновениями. Тадеуш Кей может делать со временем то же самое, что квантовый эффект мерси делает с пространством. Он предопределяет будущее и вперед и назад во времени. Он подобен камню, брошенному в озеро.
— Ты хочешь сказать, что он Бог?
— Нет. Но если твое видение верно, а я знаю, что так и есть, вполне возможно, что он и есть война.
— В смысле, что он — причина войны?
— Нет, более того. Думай обо всем этом, как о волне. Есть гребень — должен быть и провал. Тадеуш Кей — это гребень, а война — провал. Он подобен некоему физическому принципу, так уж был задуман его интеграционный процесс. Он не внешняя сила, а нечто, заложенное в самих уже свойствах времени.
— Принцип будущего?
— Можно сказать и так. Да. В некотором смысле он и есть будущее. Я знаю, он еще жив.
— Откуда ты это знаешь?
— Я не знал, пока не услышал от тебя о твоем видении. Какие же могут быть другие причины? Если только к нам не подбираются пришельцы.
— Может, они и подбираются. У них ведь должно быть свое Древо. Возможно.
— Мортон, а в твоих видениях были какие-нибудь пришельцы?
— Нет.
— Ну, вот видишь.
Синефил прикрыл глаза ладонями и опустил голову.
— Я расскажу тебе, что я вижу сейчас, продолжаю видеть, — сказал он голосом, похожим на отдаленные раскаты грома. — Я вижу Гринтри в огне. Я вижу на нем миллионы тел, каждое из тел повешено за шею, и все они тоже объяты огнем. До последнего моего видения это было все, что я видел.
— Ты видел какой-нибудь способ избежать беды? Синефил поднял голову и посмотрел на Андре, глаза
его были совсем белые, такие же белые, как ладони.
— Прежде. Не сейчас. Квантовые флуктуации схлопнулись в одну макрореальность. Может, это будет не сегодня, не завтра, но скоро.
Андре вздохнул. «Я ведь верю, — подумал он. — Я не хочу верить, но верю. Верить в разрушение — это куда проще».
— Я просто хочу вернуться на Тритон и балансировать камни, — сказал он, вздохнув еще раз. — Ведь по правде это единственное, что не дает мне свихнуться. Мне нравится эта захудалая луна.
Синефил отодвинул стакан из-под лхаси еще дальше и встал; когда он вставал, было слышно потрескивание, такое, как если сильно растянуть винил.
— Интересные времена, — сказал он, обращаясь к пустому залу. — Иллюзия там или нет, но вполне возможно, что после этого лхаси мне долго не доведется попробовать ничего подобного.
— Э-э, Мортон…
— Да, отец Андре?
— Здесь нужно платить сразу. Они не могут снять деньги со счета.
— Ох, господи. — Кардинал озабоченно похлопал по черной хламиде, прикрывавшей его ноги; карманов в ней, конечно же, не было. — Похоже, у меня нет с собой денег.
— Не переживай, — махнул рукою Андре. — Я возьму это на себя.
— Правда? Мне бы очень не хотелось, чтобы бедняга официант бегал за мной по улице.
— Не переживай.
— Завтра после медитации мы поговорим обо всем подробнее.
Это звучало как констатация непреложного факта.
— Завтра поговорим подробнее.
— Спокойной ночи, Андре.
— Спокойной ночи, Мортон.
Синефил ушел, его грива стлалась за ним, как язык ярко-белого пламени. Или как солнечный протуберанец. Прежде чем покинуть кафе, он оглянулся, как того и ожидал Андре, чтобы бросить через гулкую пустоту еще один, последний вопрос.
— Отец Андре, ты ведь, кажется, знал Тадеуша Кея?
— Я знал человека по имени Бен Кей. Это было очень давно, — сказал Андре, но это стало не более чем подтверждением того, что сообщил Синефилу его широко раскинувшийся мозг.
Дверь мягко закрылась, и кардинал исчез в ночи. Андре пил свой чай и думал.
— Мы уже скоро закрываемся, — сообщил вернувшийся официант.
— А что так рано? — удивился Андре.
— Уже очень поздно.
— Были времена, когда ваше кафе вообще не закрывалось.
— Думаю, вы ошибаетесь. Оно всегда закрывалось.
— Только не тогда, когда я был студентом.
— Тогда оно тоже закрывалось, — твердо сказал официант; он вытащил из-под передника тряпку, активировал ее поворотом ладони и принялся вытирать соседний столик.
— Я точно знаю, что вы ошибаетесь.
— А зачем бы им говорить мне, что это заведение всегда закрывалось?
— А кто вам такое говорил?
— Люди.
— И вы им поверили.
— А почему я должен верить вам? Вы ведь тоже люди. — Официант с сомнением взглянул на Андре и добавил для разъяснения: — Это была шутка. Похоже, она плохо переводится.
— Принесите мне еще чаю, а потом я уйду.
Официант кивнул и удалился.
Откуда-то слышалась музыка, нежные стоны гобоя. Ах да. Это его пелликула все еще играла гимн.
«Ну и что вы про это думаете?»
Я думаю, мы скоро отправимся в гости.
«Я тоже так думаю».
А ты знаешь, где сейчас Тадеуш Кей?
«Нет, но я довольно внятно себе представляю, как найти Бена. А там, где будет Бен, где-то рядом должен быть Тадеуш Кей».
А почему бы не сказать кому-нибудь другому, как его найти?
«Потому что никто другой не сделает того, что сделаю, найдя его, я».
И что же это такое?
«А ничего».
О-о.
«Когда резервная копия будет готова, мы отправимся в путь».
Конвертат, третий элемент множественной личности Андре был все это время отключен для архивирования и очистки от вирусов. В этом, собственно, состояло едва ли не главное предназначение этого приюта: информационная и справочная техника Гринтри предоставлялась здесь священникам бесплатно. На Тритоне подобная операция стоила бы ему примерно столько же, сколько новая крыша для дома.
А почему бы им не послать кого-нибудь, кто был бы крепче в вере, чем мы?
«Я не знаю. Чтобы ставить силки на вероотступника, нужен вероотступник, так я думаю».
От какого Бога отступился Тадеуш Кей?
«От себя».
А как насчет нас, если уж разговор об этом? «То же самое. А вот и чай. Вы бы не смогли сыграть эту песню еще раз?»
Это была мамина любимая.
«Вы думаете, все может быть настолько просто? Что я стал священником из-за этого гимна?»
Ты нас об этом спрашиваешь?
«Ладно, поиграйте эту музыку и дайте мне допить чай. Официанту уже не терпится, чтобы мы ушли».
— Вам не помешает, если я буду тут подметать? — спросил официант.
— Я скоро закончу.
— Да вы можете не спешить, если вам не мешает, что я буду тут работать.
— Мне не мешает.
Андре слушал скорбный гобой и безразлично смотрел, как официант плеснул на бесконечную Вселенную водой и стал остервенело драить ее шваброй.