Грибник - Страница 12
Всегда блестящая, эффектная, сияющая красотой Регина меняет атмосферу вокруг себя. Везде, где появляется.
Это Артур отвлекся по дороге к компьютеру, раскрыл какой-то журнал на интервью с балериной их Среднего театра Региной Табашниковой. Смотрел на ее фотопортрет, на такое совершенное, будто ненастоящее, улыбающееся лицо. Не верилось, что она сейчас находится где-то в этом же здании, может, недалеко. Жадно, внимательно вглядывался, рассматривал подробности. Необычно, неестественно (Или наоборот, совсем естественно) белые зубы. Даже язык и нёбо идеального чистого цвета.
«Уникальное лицо, – подумал он. – Душа будто прямо снаружи его. Может, это и не настоящая душа? Что-то сыгранное, умело срежиссированное».
Другой портрет – она на сцене в костюме черного лебедя.
«У такого тела, конечно, нет каких-нибудь низменных функций. Не то, что у меня».
И обычной жизни у этого создания не может существовать: она не собирает грибы, не ремонтирует квартиры, не пьет водку. Какая она, ее жизнь?
– Считается, что есть драгоценные камни, драгоценные металлы, – решился заговорить Артур. – Даже вИна. А про драгоценных женщин не говорят. Мне кажется, что такие есть. И самые драгоценные – это балерины.
Октябрина промолчала.
– Актеры уже заходили, брали книги, – заговорила она невпопад. – Этого Гюго. Слышите, еще кто-то идет.
Оказалось, что это Лаида Бокситогорская из хореографической труппы. Зашла в библиотеку, чтобы выйти в интернет. Большинство актеров только для этого здесь появлялись. Потом почему-то захотела посмотреть на итальянскую киноактрису Джину Лоллобриджиду, ее портрет где-нибудь в журнале.
Может быть, после разглядывания портретов Регины Табашниковой Бокситогорская казалась сильно тусклой, со своей короткой прической похожей на некрасивого мальчика. Под распахнутым пиджаком на ее костлявой груди заметен узкий, как лента, черный атласный бюстгальтер.
«Наверное, она и не знает, что Лаидой когда-то звали дорогую гетеру из Коринфа».
Артур продолжал рассматривать другой журнал с Табашниковой:
«На такое лицо можно смотреть бесконечно долго, как на огонь. По крайней мере, до конца рабочего дня».
Рядом Октябрина и Бокситогорская обсуждали наряды Лоллобриджиды.
– А это, Лаидочка, у нее шифон. Существовала такая ткань… Прекрасно помню, свадебные платья из него шили. Ах, как получалось красиво.
– Жаль, что фотографии здесь черно-белые.
– Может, вы не знаете, – вмешался Артур. – Джина, кстати, снималась в экранизации «Собора Парижской Богоматери» в роли Эсмеральды. Вы поэтому интересуетесь?
Эти слова почему-то не понравились Бокситогорской, она фыркнула, как лошадь. Заметила журнал с портретом Табашниковой.
– Регинка сегодня тоже придет. Хотела, чтобы я для нее книжку забрала – нет уж, пусть сама.
Уходя, Бокситогорская себе книгу Гюго тоже не взяла, забыла. Артур успел рассмотреть ее короткие и крепкие, как у зебры, ноги.
«Натанцованные ноги». Этот фразеологизм он придумал сам, но, оказалось, что поделиться не с кем. Хотя Артур оставался уверен, что в театре эти слова подхватили бы.
– На главную роль рассчитывает, – ядовито заметила Октябрина, когда за Бокситогорской закрылась дверь. Она обязательно давала характеристику каждому, кто покидал библиотеку. – Тоже мне Эсмеральда. Шестой лебедь во втором ряду. Сейчас начнется кипение страстей по поводу – кому, какие роли дадут и дадут ли вообще.
Везде, где она появляется, Регина излучает энергию, – продолжал читать Артур. – Она умна и остра на язык.
Довольны ли вы сейчас вашей жизнью? Хотите ли что-нибудь изменить в ней?
Моя жизнь – это работа. А нам, актерам, работы хочется всегда побольше. Актеры, как дети, любят играть. А когда играть не дают, некоторые истерят. Даже многие истерят, я бы сказала… Мы в театре все больные. С такой силой любить театр, так жить театром нормальные люди не могут. Фанатики мы.
Артур пока не замечал этого. Местные актеры казались людьми самыми обычными, обыденными. А поначалу даже странно казалось замечать на лицах актеров, существ другой породы морщинки, красные жилки и пятнышки. Иногда даже ощущать дурной запах изо рта. Случалось и такое.
Искусство доставляет наслаждение. Возможно, это частица божественного экстаза, оставшаяся после сотворения этого мира.
Как вы умны и образованны. Даже неожиданно умны, можно сказать.
Это не я. Это слова нашего худрука Великолуцкого. Он умный. (Смеется).
Каждому из нас хотелось бы знать, каково это – побывать красавицей. А как вы ощущаете себя в этой роли? Даже, скорее, амплуа.
Ощущаю прекрасно. Наверное, привыкла. Такая роль мне по нраву, и я не собираюсь прощаться с нею лет до семидесяти.
Артур опять включил компьютер, взялся за свой электронный каталог.
«Тараканище», – успел набрать он. – Детская опера… Металлиди Жаннетта Лазоревна Стихи Корнея…
Октябрина вышла, Артур опять взялся за журнал.
Вы ведь спортсменка. Дзюдо. Альпинизм. Среди балетных это редкость.
КМС по альпинизму. Только не говорите «скалолазка моя». Мне эти слова так надоели. А я еще в детстве любила всюду лазить, прыгать.
А не страшно наверху?
Обожаю побояться. Мне это нравится. Хотя теперь придется оставить горы на пару лет. Потерпеть. Вы ведь знаете о том, что со мной случилось несколько лет назад.
Конечно. Все об этом знают. О трагедии в 2007 году. У вас ведь произошла страшная травма, перелом ноги. Как состоялось ваше возвращение в театральную жизнь?
Это случилось во время генеральной репетиции «Парижского веселья». Я должна была танцевать Продавщицу перчаток и вот – так и не сумела выйти в этом спектакле. Очень жаль, я ощущала, что так хорошо готова к роли. Мир театра жесток, здесь у всех жесткие локти. У нас не испытывают жалости к павшему. И меня после травмы хотели отодвинуть в сторону. Пытались. Но я совсем не Золушка и не собираюсь никому ничего уступать. Хоть театральные интриги не люблю. В этом я не похожа на других. Вообще, в Среднем нездоровая атмосфера, здесь правят бал злоба, зависть, высокомерие и конкуренция. Даже иностранные артисты сразу замечают это. Появляются в театре, чтобы поработать несколько дней и ужасаются тому, что здесь творится. Коллектив индивидуалистов.
«Неужели здесь такое?» – пока Артур еще ничего подобного не замечал.
…Не стало никакой дисциплины. Капризы актеров, считающих себя ведущими, превосходят все мыслимое, все пределы. Раньше никто не мог и подумать, а не то, что позволить швыряться пепельницами в кабинете режиссера.
Как, в кабинете Великолуцкого?
Ну, что вы!.. Абрам Кузьмич такого никому не позволит. Он просто не впустит к себе кого попало. В театре еще много режиссеров, и это не такие выдающиеся личности, как наш художественный руководитель. Стало бы еще хуже, если бы не он. Просто страшно представить, что могло бы произойти. Посмотрите, что делается в Москве, в Большом театре. Просто «Ласковый май»! Они идут чесами, выезжая на Запад. Одновременно действуют по полдесятка групп, танцуют там все кто угодно. Чуть ли не администраторы и уборщицы. Мы еще так низко не пали, но все плохо, очень плохо…
Кто же виновники такого положения в Среднем театре?
А скажу. Это попечители театра. Весь их совет.
Ходят слухи, что Шекспир тоже не являлся автором пьес, которые ему приписывают. Тоже кем-то вроде попечителя.
Наши попечители – совсем не шекспиры. Они не разбираются в искусстве – это им не интересно. Их интересует только прибыль. Я все думаю, а на что они могут пойти ради денег, до какого предела. Наверное, мне это невозможно представить.
Все говорят про ваш прямой и пылкий нрав. Вы просто северная Кармен. Идеально выглядели бы в роли ее. Слышится святотатством, но даже лучше, органичнее самой Плисецкой. Эта роль будто создана для вас, в вас ощущается этот неукротимый дух великой цыганки.
Сейчас покраснею. (Театрально закатывает глаза вверх). Но не отказалась бы ее станцевать.
Вы уже выступали в заглавной партии в «Спящей красавице». Кажется, это первое выступление после вашего возвращения?
Ну да. Если не считать сказку «Перестройка в Солнечном городе». Детский утренник. А «Спящая красавица» – мой дебют после возвращения на сцену. Можно так сказать. И надеюсь еще на много-много ролей. Я по-прежнему на ногах.