Грешница - Страница 44

Они увеличивали искреннее отвращение мадам де Сегиран к самой себе. Она не только была мерзка себе, как грешница, но еще упрекала себя и за свое поведение в отношении мсье де Ла Пэжоди, потому что разве не по ее вине греб он теперь на королевских галерах? Разве не от нее зависело избавить его от этой жалкой участи? Ей стоило только сказать правду и заявить во время процесса мсье де Ла Пэжоди, что, убивая мсье д'Эскандо, мсье де Ла Пэжоди лишь защищал свою жизнь. А вместо этого разве не она сама, опрометчиво выбросив в окно эти ножны, создала главную улику против мсье де Ла Пэжоди? Таким образом, избрав его сообщником своей вины и орудием своего греха, она его же обрекла карающему правосудию, которого он, наверное, мог бы избегнуть, если бы открыл своим судьям истинную причину своего ночного присутствия в Кармейране. Мсье де Ла Пэжоди предпочел молчать, как молчала и сама мадам де Сегиран; но это обоюдное молчание имело для мсье де Ла Пэжоди последствия, допустив которые мадам де Сегиран чувствовала к себе теперь какое-то отвращение. Однако, если мадам де Сегиран и сознавала ясно всю низость своего поведения по отношению к мсье де Ла Пэжоди, она не испытывала к нему ни малейшей жалости. Он был для нее столь же безразличен в своем несчастье, как если бы она была тут ни при чем, и в ней не оставалось к нему ни следа участия. Она даже ни разу не попыталась узнать, что сталось с мсье де Ла Пэжоди, хотя об этом нетрудно было бы справиться через кавалера де Моморона.

Чтобы вполне удостовериться, что это безучастие к мсье де Ла Пэжоди не простое притворство перед самой собой, мадам де Сегиран старалась иногда думать о нем, представить себе его лицо, его манеры. Так она создавала себе образ, к которому оставалась равнодушна. Она была так же отрешена от мсье де Ла Пэжоди, как и от своего греха, и спрашивала себя, не близок ли миг, когда раскаяние сравняется с виной и она сможет, наконец, испросить у доброго мсье Лебрена пастырское отпущение. В самом деле, уже больше года прошло со времени возвращения в Экс. Таково было душевное состояние мадам де Сегиран, когда произошло одно событие, еще более упрочившее ее уверенность.

Трагическая смерть прекрасного Паламеда д'Эскандо внесла некоторую перемену в привычки кавалера де Моморона. Когда, после процесса и осуждения мсье де Ла Пэжоди, он вернулся в Марсель, все были немного удивлены тем бесстыдством, с которым он открыто носил траур по своему любимцу, но еще более изумительным казалось то, что он не искал замены товарищу, утраченному им в лице Паламеда д'Эскандо. И действительно, мсье де Моморон задался целью остаться верным памяти неблагодарного и милого Паламеда, по крайней мере, внешним образом, ибо он слишком закоренел в своем распутстве, чтобы от него отказаться на деле; но место явного скандала заняли темные и низменные похождения, и так удачно, что этот новый порядок вещей весьма послужил на пользу репутации мсье де Моморона, которому были благодарны за то, что он по-своему исправился, превратив в тайное пристрастие слишком долго бывший публичным порок. Этим он выиграл в общественном мнении. С другой стороны, полученная им тяжелая рана, из-за которой он все еще волочил ногу, снискала ему особое уважение. Кавалер де Моморон не стал пренебрегать этим двойным преимуществом и использовал его в высоких сферах столь удачно и столь своевременно, что был назначен командующим эскадрой и получил в свое ведение галеры, долженствовавшие ранней весной соединиться с флотом его величества, крейсировавшим у сицилийских берегов, и оказать поддержку в боях, которые ему предстояло иметь с отважным, дерзким и многочисленным противником.

Этот успех преисполнил мсье де Моморона гордости, но тем сильнее дал ему почувствовать отощание его мошны. Хоть уже и не было прекрасного Паламеда д'Эскандо, щедро пускавшего из нее кровь, ее все же прискорбно изнурили темные и грязные расходы кавалера. Зима в Марселе обошлась ему дорого, а в игре, которой он обыкновенно поправлял свои дела, ему не повезло. Сколько мсье де Моморон ни клял судьбу, она упорно оставалась к нему неблагосклонной. Эта незадача была в данном случае тем более досадной, что мсье де Моморону предстояло выступить в роли командующего эскадрой; а потому он увидел себя вынужденным, как то ему уже не раз случалось, воззвать к братским чувствам мсье де Сегирана.

На этот раз обращение мсье де Моморона было особенно настойчиво. Речь шла о значительной сумме; но и обстоятельства, надо сознаться, были исключительные. Не каждый день получаешь назначение командующим эскадрой, и мсье де Моморон сумел подчеркнуть это в письме, посланном брату с одним из своих офицеров по имени мсье де Галларе, о котором нам еще придется говорить в дальнейшем. Это письмо содержало в себе все доводы, которые могли скорее всего тронуть мсье де Сегирана. Мсье де Моморон говорил в нем о чести их рода и о том блеске, какой придавало их имени пожалованное ему отличие. В мсье де Сегиране это не могло не найти отзвука. Кроме того, мсье де Моморон указывал ему, что так как он, Сегиран, не служит королю ни в войсках, ни на судах, то справедливость требует, чтобы он своими деньгами помог брату нести службу его величеству. Это косвенное споспешествование королевской славе не могло не быть приятно его сердцу. Засим мсье де Моморон переходил к сравнению себя с мсье де Сегираном. В то время как он, Моморон, рискует жизнью на морях, Сегиран свою жизнь проводит в святой тишине супружества, посреди обширных владений и в обществе жены, чья добродетель служит предметом восхищения всех и всюду превозносится не менее, чем ее красота. Так что значат для такого человека, как он, несколько жалких мешков серебра, раз небо еще не послало ему наследников, для которых он должен бы его беречь! Эти слова исторгли у мсье де Сегирана вздох и затронули в нем его тайную тревогу. В его воспоминании мелькнула насмешливая улыбка мсье д'Эскандо Маленького. Увы! Кавалер де Моморон был слишком прав! Что для него, в самом деле, значат несколько тысяч экю, которые мсье де Моморон, к тому же, употребит не на удовлетворение своих страстей, а на то, чтобы поддержать свое достоинство и иметь возможность с еще большим блеском исполнять свой долг! Наконец, мсье де Моморон вполне может и вовсе не вернуться из этой кампании, которая обещает быть весьма тяжелой. Кавалер, он это показал, не более, чем всякий другой, защищен от пуль и ядер, и, если случится несчастье, мсье де Сегиран будет корить себя, что сухо обошелся с братом. А потому все эти размышления привели мсье де Сегирана к исполнению просьбы мсье де Моморона, хотя так много он еще никогда не просил, но не может же командующий эскадрой довольствоваться позаимствованиями простого капитана, и в семье существуют не только обязанности сердца, но и обязанности кошелька. Посылка мсье де Сегирана была очень хорошо принята кавалером де Момороном. Его занятия не позволяли ему приехать поблагодарить брата за звонкую монету, которую привез с собой мсье де Галларе. Действительно, сейчас было как раз то время, когда галеры приводятся в должный вид, чтобы быть вполне пригодными к плаванию. А это, как известно, дело не пустяковое. Мсье де Моморон излагал в своем послании его подробности. После того, как галеры осмолены, проконопачены, снабжены балластом, чтобы быть хорошо удифферентованными, то есть правильно уравновешенными, на них производятся необходимые золочение и покраска, затем приступают к их вооружению пушками и снабжению припасами и провиантом. Ставят мачты и укрепляют снасти. Белят и чинят паруса. Проверяют канаты и якоря. Все это не обходится без изрядного утомления шиурмы и усердного применения плетей и палок. Но зато какой славный и благородный вид бывает у королевских галер, когда они сбросят свою зимнюю форму и готовы к выходу на парусах и веслах! Это великолепное зрелище, и мсье де Моморон не сомневался, что мсье и мадам де Сегиран не откажутся от намерения лично убедиться в этом. А потому он приглашал их сделать ему честь пожаловать к нему на судно, желая показаться им во всем блеске своего нового сана.