Греховные радости - Страница 5

Ко времени, когда ему исполнилось двадцать пять, молодой Фредерик уже вовсю занимался в банке операциями, примерно соответствовавшими «мятным леденцам» в этой сфере, и постоянно сталкивал между собой Найджела Хоффмана – одного из старших партнеров в банке, человека ярких способностей, который был начальником отдела, где работал Фредерик III, а также и его крестным отцом и с которым у Фреда сложились довольно тесные и близкие отношения, – и своего отца, отношения с которым были довольно напряженными и колючими, поскольку тот давно уже и с глубоким неудовольствием успел понять, что сын существенно превосходит его и в способностях, и в знаниях и умениях, и в деловом чутье. Сегодня молодой Фред обедал с Хоффманом и жаловался ему, что отец обращается с ним как с ребенком, не дает ему никакой самостоятельности; а назавтра сетовал за обедом отцу, что, дескать, Хоффман ожидает от него слишком многого. В результате подобной тактики Фред II изо всех сил старался уберечь сына от чрезмерных служебных нагрузок и по возможности ничем не занимал его; Хоффман же стремился предоставлять ему все больше свободы и самостоятельности. Поэтому, когда молодой Фредерик ошибался, он всегда мог свалить вину на Хоффмана; если же он добивался в чем-то успеха, то всегда имел возможность заявить, что заслуживает больших доверия и независимости, нежели дает ему отец. Для него это была беспроигрышная игра.

Ко времени когда Фред III, как его все называли, влюбился в Бетси Брэдли, работавшую в «Прэгерсе» стенографисткой, он уже пользовался в банке таким влиянием, что с ним не мог сравниться никто, в том числе и его собственный отец, который, сохранив от былого главенствующего положения одно только название, теперь проводил все часы, когда бодрствовал, на поле для гольфа или же в клубе за игрой в триктрак.

Завершив этот по-своему выдающийся переворот в банке, Фред III сумел сделать так, что «Фостерс лэнд» открыла у него свой счет, чем он очень сильно укрепил свой авторитет и в «Прэгерсе», и за его пределами. «Фостерс» была гигантской строительной компанией с активами порядка миллиарда долларов; ее до неприличия молодой президент Джексон Фостер, которого все звали просто Джикс, когда-то учившийся в Гарварде вместе с Фредом, позвонил ему однажды утром и преподнес столь бесценный подарок так легко и небрежно, вскользь, словно подарил ему всего-навсего пару запонок. Сфера деятельности «Фостерс лэнд» не имела ничего общего с тем, чем до тех пор занимался «Прэгерс»; но Фред настолько великолепно повел ее дела, что дружба между ним и Джиксом Фостером ни разу не омрачилась даже тенью каких-либо профессиональных разногласий. Когда Фредерик III купил Бетси особнячок, ставший их первым домом, и во всеуслышание заявил, что она для него – единственная девушка в мире, то матери его это не понравилось. Не то чтобы она плохо относилась к Бетси, скорее наоборот – Арабелла старалась держаться с ней как можно мягче и приветливее и буквально из кожи лезла вон, чтобы вызвать ее на разговор, побудить к откровенности. Однако она все же призналась Фредерику II, что ни в коем случае не допустит, чтобы их сын женился на этой Бетси, которая Фреду никак не пара, совершенно не подходит на роль его жены и только изломает ему всю жизнь.

Арабелла очень твердо поговорила с Фредом, высказав ему насчет его невесты примерно то же самое, что незадолго перед этим говорила и его отцу; молодой Фред в ответ холодно посмотрел на нее и заявил, что любит Бетси, что именно такая жена ему и нужна и что, если Арабелла намерена не признавать ее, ему придется серьезно подумать о том, чтобы вообще прекратить всякие отношения с родителями.

Трещину, возникшую во взаимоотношениях Фреда III с матерью, со временем удалось загладить, но полностью она так никогда и не затянулась; одним из долговременных ее последствий стало пробудившееся у Фреда неуемное стремление отыскивать, брать на работу и продвигать выходцев из менее состоятельных и «неаристократических» семей; он делал это отчасти ради того, чтобы досадить матери, но отчасти и руководствуясь искренним и глубоким убеждением, что те, кому знакомы чувство голода и нравы улицы, будут служить ему добросовестнее, усердней и с большей отдачей, нежели привыкшие потакать собственным прихотям отпрыски из привилегированных слоев. А это, в свою очередь, наложило отпечаток и на «Прэгерс» в целом, придав ему облик, стиль и репутацию более жесткого и агрессивного банка, чем другие его коллеги по Уолл-стрит. Но самая большая ирония, как любил повторять впоследствии Фред III, заключалась в том, что со временем Бетси проявила себя не меньшим снобом, чем ее свекровь; она тоже стала тратить массу времени на чтение книг по этикету, вошла в многочисленные благотворительные комитеты и организации – выбирая, впрочем, такие, в составе которых не значилась Арабелла.

Поженившись, молодожены стали вести на удивление тихий и спокойный образ жизни; Бетси воспитали в убеждении, что жена обязана всячески ублажать мужа, чем она и занималась в меру своих способностей и умений, с полной самоотдачей, поведя дом с твердостью и уверенностью, удивившими даже Арабеллу. Бетси оказалась женщиной деловой, резкой, жесткой; но одновременно и нежной, и душевной, а для родившихся в 1935 году Малыша Фреда и в 1938 году Вирджинии она стала еще и любящей, заботливой матерью. И для нее самой, и для Фреда, мечтавшего о большой семье, о том, как у них будет много детей, жестоким горем и разочарованием стало то, что при появлении на свет Вирджинии, когда Бетси чуть не умерла во время родов, врач настоял на удалении матки.

Исходя из того, что у них обязательно будет много детей, Бетси настояла на покупке нового дома. Ей нравился их дом на 80-й Восточной улице в Нью-Йорке, куда они въехали год спустя после смерти родителей Фреда и где жили сейчас. Однако тот, что Фред II выстроил неподалеку от Ист-Хамптона, – большой и просторный, но чем-то похожий на сарай-переросток – она никогда не любила; ей всегда хотелось обзавестись солидным загородным домом, притом таким, который бы во всем отвечал ее вкусам.

– Ну хорошо, найди то, что тебе хочется, – заявил в конце концов Фред. – Только не морочь мне с этим голову до дня переезда. Если надо будет что-то подписать, я подпишу; но, кроме этого, я не хочу ни с чем иметь дело. Договорились?

– Договорились, – ответила Бетси и немедленно отправилась предупреждать шофера, что сегодня он ей понадобится: нужно будет свозить ее на Лонг-Айленд.

– Завтра переезжаем, – сообщила она Фреду в один из сентябрьских дней. – Предупреди Хадсона, чтобы вечером он отвез тебя в Хамптон, а не сюда. Больше от тебя ничего не требуется. Все твои костюмы уже там. Думаю, тебе там понравится.

Фреду действительно понравилось. Дом в Бичезе[3] гордо возвышался на высоких белых дюнах возле небольшой бухточки, по берегам которой океанский прибой намыл две неширокие, обращенные друг к другу полоски песка. Сам дом был весь белый, огромный и величественный, выстроенный в колониальном стиле; начинавшиеся сразу позади него просторные, казавшиеся безбрежными лужайки (усаженные белым делониксом – Бетси мечтала о таком обрамлении дома с того самого времени, как посмотрела «Унесенные ветром») переходили прямо в белые дюны. В доме было три больших зала для приемов, восемь спален, комната для игр и уютный кабинет; на участке вокруг особняка располагались теннисный корт, бассейн с просторными раздевалками, площадка, на которой маленький Фред мог играть в американский футбол, конюшня и огромный солярий с отапливаемой оранжереей – им пользовались в те дни, когда с Атлантики дул слишком резкий и неприятный ветер. Бетси отделала и украсила новый дом с большой сдержанностью (что было удивительно, особенно учитывая ее природную способность перебарщивать, проявившуюся в свое время в полную силу, когда по ее распоряжению были покрыты позолотой, в стиле Людовика XV, спальни в доме на 80-й Восточной улице); здесь же преобладали тона цвета морской волны, от бледно-голубого до зеленого, со всеми промежуточными оттенками; на медового цвета полированных деревянных полах лежали неброские ковры; мягкая мебель была обита ситцем, изобиловала в доме и плетеная мебель. Фред и дети, едва ступив в дом, сразу же влюбились в него; и уже под занавес самого первого дня их жизни на новом месте, в постели, нежно снимая с Бетси ночную сорочку, Фред заявил ей: этот дом в Бичез и то, как она его отделала и обставила, окончательно убедили его в том, что он женат на женщине, подходящей ему на все сто процентов и даже больше, и никаких дополнительных доказательств ему не нужно.