Греховные радости - Страница 15

– Потрясающе. У тебя просто талант, – и Вирджиния почувствовала себя еще глупее. Наклоняясь, чтобы развязать чечеточные туфли, она увидела, что Мэри Роуз нагнулась к Александру и что-то прошептала ему на ухо. Он улыбнулся ей в ответ. Вирджиния буквально застыла в приступе непередаваемого горя и ужасной ревности. Малыш легонько подтолкнул ее:

– Давай, Пресвятая, пошевеливайся.

– Не зови меня так! – со злостью огрызнулась Вирджиния.

– А как ты ее назвал? – спросила заинтригованная Мэри Роуз.

– Пресвятая, – ответил Малыш, еще не вполне протрезвевший после выпитого за обедом. – Да-да, именно так, ты не ослышалась. Это ведь тебя в колледже так прозвали, дорогуша, да?

– Малыш, пожалуйста, заткнись, – взмолилась Вирджиния. – Очень тебя прошу.

– Как интересно, – не отставала Мэри Роуз. – А почему?

– Ну, это сокращенно…

– Малыш, пожалуйста!

– …от Пресвятой Вирджинии.

– По-моему, ничего особенного, – вежливо заметил Александр.

– Нет, это еще не все. Пресвятая Вирджиния, будущая Богородица. Имелось в виду крайне девственное состояние Вирджинии[9]. Тогда. В то время она прославилась именно этим. Конечно, никому не известно, как…

– Ну хватит, Малыш! – резко оборвал его Фред. – Вирджиния, пойди найди Бомонта и попроси его принести что-нибудь выпить.

Но Вирджинии рядом с ним уже не было. Сгорая от стыда и обиды, ничего не видя вокруг из-за брызнувших слез, она вылетела из комнаты, промчалась через холл, взлетела вверх по лестнице, домчалась до своей комнаты, захлопнула за собой дверь, заперла ее и бросилась на кровать. В горле у нее застыл такой комок боли, что она не в силах была даже рыдать. Она просто лежала неподвижно, разбитая, униженная, оскорбленная до глубины души, не зная, что же теперь делать. Ей показалось, что так прошли долгие часы; потом раздался стук в дверь.

– Вирджиния, это я, Малыш. Извини меня. Открой.

– Нет, – ответила Вирджиния. – Нет. Уходи.

Снова наступила тишина. Послышались удаляющиеся шаги Малыша. Потом опять раздался звук шагов, но других: они приближались медленно и как будто неуверенно. В дверь негромко постучали.

– Вирджиния? Это я, Александр. Открой дверь, пожалуйста.

– Нет.

– Тогда я буду сидеть здесь до тех пор, пока тебя нужда не заставит выйти.

Она немного полежала, раздумывая. Потом со смущенной и растерянной улыбкой на губах направилась к двери.

– Тебе пришлось бы долго дожидаться. У меня тут своя ванная.

– Можно мне войти?

– Почему же нет.

Он обнял ее одной рукой, подвел к кровати. Она тяжело опустилась на постель, он сел рядом с ней.

– Не понимаю, из-за чего ты так расстроилась. По-моему, в этом прозвище нет ничего обидного. Скорее даже наоборот. Слышала бы ты, как меня обзывали.

– Ну да, – она снова неуверенно улыбнулась ему, – поговорим опять о тебе и о твоем горьком детстве.

– Ну, что я думаю о твоем детстве, тебе известно.

– Дело не только в прозвище. А просто… во всем. В том, что меня заставили танцевать для тебя. Что Малыш, как всегда, одержал очередную победу. И в этой подлой Мэри Роуз.

– Подлой?

– Подлой. Вечно она старается чем-нибудь меня унизить. Она меня ненавидит.

– Мне она такой не показалась. Возможно, просто немного холодновата.

– Ну конечно! Я вижу, она тебе понравилась.

– Не особенно. Больше всего среди всех твоих домашних мне понравились твоя мама и ты.

– Вот как, – унылым голосом проговорила она.

– Вы не такие… ну, не такие уверенные в себе.

– Вот как, – повторила она.

Оба замолчали. Вирджиния подумала, что с его стороны это прозвучало почти как объяснение в любви и вряд ли он сможет объясниться лучше. Вряд ли.

Внезапно он повернулся к ней – лицо его было очень близко – и заглянул ей прямо в глаза.

– А ты все еще девственница? – спросил он.

Вирджиния была поражена, у нее в самом прямом смысле слова перехватило дыхание. Она изумленно уставилась на Александра.

– Зачем тебе это?

– Просто хочу знать.

– Вот как!

– Извини. Я понимаю, что это очень личный вопрос.

– Да.

– «Да», что личный, или «да», что ты девственница?

– И то и другое.

– Я так и думал, – сказал он. – Послушай… это никак одно с другим не связано. Но ты бы не согласилась выйти за меня замуж?

Вирджиния, 1960

Венчание было намечено на апрель следующего года и должно было происходить в Нью-Йорке. Бетси и Фред и уговаривали, и умоляли Вирджинию, чтобы свадьба состоялась на Лонг-Айленде, но Вирджиния категорически отказалась. Она не стала объяснять причину, на самом деле заключавшуюся в том, что если бы свадьба и вправду происходила там, где хотели родители, то, несмотря ни на какие старания и усилия, она обречена была бы оказаться точной копией свадьбы Малыша и Мэри Роуз. Если бы это было возможно, Вирджиния вообще предпочла бы ограничиться тихой гражданской церемонией регистрации брака или же сбежала бы венчаться в Англию, но Александр заявил, что все графини в его роду выходили замуж с родительского благословения и устраивали соответствующие их положению свадьбы. Похоже, он не вполне сознавал всю странность того, что на свадебных торжествах не будет его собственной матери.

Александр оказался поразительно внимательным и предусмотрительным женихом; он настоял на том, что должен поговорить с ее отцом, и на том, что с ее матерью они поговорят вместе; он согласился с настояниями Бетси, что предварительно надо провести помолвку, а это означало, что ему придется лишний раз приезжать в Нью-Йорк после того, как он ненадолго съездит домой, чтобы сделать там все необходимое; он обаял и очаровал всю бесчисленную родню Прэгеров; он сводил Вирджинию в магазины Ван Клифа и Арпеля, чтобы подобрать обручальное кольцо («Только ничего кричащего и аляповатого, – заявила она, – ничего похожего на то, как у Мэри Роуз»; в результате, в соответствии с ее довольно-таки путаными описаниями, были специально изготовлены кольца, на которых по бокам от цепочки некрупных бриллиантов шел ряд более мелких рубинов, а снаружи все это замыкал ряд еще более мелких сапфиров); и он принял все пожелания Бетси и Фреда относительно того, как должна проходить сама свадьба (венчание в церкви Святого Иоанна, а потом обед на четыреста гостей в доме на 80-й Восточной, где специально ради этого над лужайкой, прилегающей к оранжерее, предстояло установить большой тент).

В список приглашенных Александр внес со своей стороны всего несколько имен: от его родительской семьи не было никого (как объяснил Александр, тщательно подбирая при этом слова, он был единственным ребенком в семье; отец его уже умер, а мать была женщиной со странностями, довольно слаба здоровьем и фактически вела отшельнический образ жизни); он пригласил лишь пожилую незамужнюю тетку, овдовевшего крестного отца и десятка два наиболее близких своих знакомых с их мужьями или женами.

– Надо ограничиться этим, иначе придется заказывать специальные самолеты и везти сюда всю Англию, – объяснил он Вирджинии. – Когда мы вернемся домой, я хочу устроить огромный прием, даже два: один в Лондоне, а другой в Хартесте, чтобы со всеми тебя познакомить; а кроме того, придется устроить праздник и для всех работников имения. Так что лучше подождать, пока будем дома.

Вирджиния, слегка удивленная всем этим и особенно тем, что на свадьбе не будет его матери, согласилась; она была слишком влюблена и счастлива, чтобы досаждать ему расспросами и вытягивать из него подробности. Но все-таки спросила:

– А может быть, мне стоит еще до свадьбы съездить в Англию? Посмотреть Хартест, познакомиться с твоей матерью? Честно говоря, так бы я себя гораздо лучше чувствовала.

– Не надо, – ответил он, целуя ее. – Я хочу, чтобы ты приехала туда как моя жена, как графиня Кейтерхэм и хозяйка дома. Я хочу, чтобы все было сделано наилучшим образом. Наилучшим и для тебя, и для меня.