Греховное лето - Страница 10

Жаров подходит к Рублевскому.

Рублевский (подаёт руку). Весьма рад! Матвей Рублевский, бизнесмен.

Жмут руки друг другу.

Марина. И я рада! (Подаёт Жарову руку, жеманно). Марина. Проститутка.

Жаров. Здрасьте… (До этого сделал движение, чтобы поцеловать Марине руку, но передумал, просто пожал).

Рублевский (рассмеялся). Не смущайтесь, молодой человек. Это у неё юмор такой. Нынешняя молодёжь нарочито отвязна. Она думает, свобода нравов и есть истинная свобода.

Марина. А разве – нет?

Рублевский. Это тоже рабство, золотце. Каждый в плену у своего либидо, которое худо-бедно корректируется общественными установлениями. Старина Фрейд попал в яблочко. (Жарову). Не так ли, молодой человек?

Жаров. Я не силён в теории.

Марина (Рублевскому). А можно доступнее, Мотя?

Рублевский. Пожалуйста! Как ни пыжится человек соблюсти свою невинность, его обязательно изнасилуют. Физически или морально. Индивидуально или всем скопом. Частное лицо или государство. Сегодня или завтра. Без разницы. Главное, это непременно произойдёт. И самое любопытное, он потом будет убеждать себя, что сие было неизбежно и даже необходимо, дабы жизнь не в тягость казалась. И заметьте, так было всегда. При любом режиме.

Певчина. Это уж слишком доступно, Матвей Ильич.

Рублевский. Как просили.

Жаров. Ни счастья, ни свободы, ни покоя…

Рублевский. Именно так.

Жаров. И что же остаётся?

Рублевский. Остаётся одна неразменная монета на все века – любовь и ненависть. Две стороны одной медали. Как орёл и решка.

Марина. А что тогда «истинная свобода»?

Рублевский. Фантом, деточка. Игра слов. Философский мираж. Заблуждение праздного ума, если хотите. И кто понимает это, отчасти свободен. Но мы забыли про именинницу!

Марина. А! (Грозит пальчиком). Ты хочешь сказать, Мотя, свобода только для тебя? А остальные пусть выкручиваются, как хотят.

Рублевский. Умерь свой пыл, золотце, а то отправлю домой, к мамке. Пешком и без шубы, учти.

Марина. Да пожалуйста! Хоть голяком!

Рублевский. Смотри, пожалеешь! (Незаметно шлёпает Марину).

Марина (заливисто рассмеялась). Ой, щекотно!

Рублевский. Не безобразничай, детка. А то и в самом деле отправлю.

Певчина. Проходите к столу.

Рублевский. С удовольствием!

Марина. Мотя, а можно я рядом с ним сяду? (Показывает на Жарова).

Рублевский. Ну, это как хозяйка решит.

Певчина. Если не возражаете, Мариночка, рядом с ним сяду я. А вы рядом с Матвеем Ильичём. Заодно и поухаживаете за ним.

Марина (капризно). Тогда пусть он за мной поухаживает. Я всё-таки женщина.

Рублевский. Заноза ты, а не женщина! Садись, где сказали.

Рассаживаются.

Певчина. Юра, пожалуйста, откупорь «Шампанское».

Жаров пытается вскрыть бутылку, но у него не получается.

Марина. Ой, не может! (Заливисто смеётся). А я слышала, если мужчина не может открыть «шампанское», то он и ещё кое-чего не может…

Рублевский (Марине, строго). Не мели чепухи, детка. Лучше подай мне ветчинки.

Певчина (тихо). Юра, не нервничай. Спокойно.

Рублевский (продолжая выговаривать Марине). Золотце моё, то, что ты где-то слышала, оставь для своих прыщавых юнцов. Дайте-ка сюда, молодой человек. По всему видно, вы предпочитаете напитки покрепче. Я – тоже, кстати. Но начнём с «шампанского». (Лихо откручивает проволоку, встряхивает бутылку, и пробка с шумом вылетает). Только и всего.

Марина (хлопает в ладоши). Ура! Мотя, ты супер!

Рублевский. Простая тренировка.

Все встают с протянутыми бокалами, Рублевский разливает.

Танечка! Первый тост мой! И вот ведь незадача: что бы я ни сказал, каких бы высоких слов ни употребил в вашу честь, несравненная… всё тщетно. Ибо я бессилен выразить свои чувства… а также описать вашу божественную красоту…

Певчина. Матвей Ильич!..

Рублевский (шутливо пригрозил). Не перебивать! Поэтому буду краток. Наплюйте на возраст! Вы прекрасны, как раскрывшаяся роза. Уже не бутон, но и до увядания далеко. Вы в самом расцвете! Пользуйтесь этим! И дай вам бог неиссякаемого здоровья!

Певчина. Благодарю.

Чокаются, пьют.

Всё, что на столе… пожалуйста, угощайтесь.

Марина. Мотя, что тебе положить?

Рублевский. Сиди, я сам себя обслужу. (Накладывает себе). А где же ваша прислуга, Танечка, которая «наказывалы не прымать»?

Певчина. Люба? В отпуске.

Марина (трёт нос). У меня от «шампанского» всегда чешется в носу.

Рублевский (тихо).Только в носу?

Марина. И там тоже! (Заливисто хохочет).

Рублевский. Веди себя прилично, Марина. А то Танечка подумает, что ты отъявленная маргиналка. (Жарову). Так вы, молодой человек, артист?

Жаров. Актёр.

Рублевский. А есть разница?

Жаров. Есть. Артист – звание. Актёр – профессия.

Рублевский (жуя). А, вот оно что! Как просто. Не знал. Значит, сдюжил, получай звание. А не сдюжил, оставайся по гроб обычным актёришкой. Так?

Жаров. Примерно так.

Рублевский. А вы, стало быть, не сдюжили?

Жаров. Выходит, не сдюжил.

Певчина. Ему всего тридцать пять, Матвей Ильич. Ещё сдюжит.

Рублевский. Хо, всего! Сомневаюсь. Не дадут. Сейчас молодёжь слёту расхватывает все лакомые куски. У неё энергетика завоевателей. Соперников сметает голыми руками. Поколение без тормозов. Да вот возьмём хотя бы мою соседку по столу. Ты кем хочешь стать, Мариночка?

Марина. Проституткой! (Смеётся).

Рублевский. Это тебе общество предлагает. А сама ты в душе кем бы хотела быть?

Марина. Принцессой Дианой.

Рублевский. Хочешь умереть молодой, но в короне?

Марина. Ой, нет! Я хочу быть живой принцессой!

Рублевский. Ну что ж, дерзай. До принцессы тебе так же рукой подать, как мне до китайского императора. (Жарову). Да, ваше положение не завидное, молодой человек.

Жаров (напряжённо). Что вы имеете в виду?

Рублевский. Ну как же… профессия есть, а удовлетворения никакого. Ни вам, ни публике. Да и денег, наверное, не платят.

Певчина. Да уж!

Рублевский. А за что платить, позвольте? Только за то, что он имел несчастье избрать эту профессию? Я бы не выдержал такого унижения…

Певчина. Матвей Ильич, как по-вашему, жаркое следует подогреть? Или холодное подать?

Рублевский. Жаркое под водочку. И оно должно быть жарким. Или я не прав?

Марина. Прав, Мотя! Очень жарким! Жарким, как ночь любви! (Смеётся).

Рублевский (Певчиной). Тогда… не сочтите за труд…

Певчина. Хорошо, подогреем. Юра, справишься?

Жаров. Конечно. (Уходит).

Рублевский. Извините, Танечка. Задел его самолюбие?

Певчина. Что это вы на него набросились, Матвей Ильич?

Рублевский. Набросился? Мы просто разговаривали. (Берёт графин с водкой, Певчиной). Водочки?