Грех - Страница 2
Нет двадцатичетырёхчасового присмотра, в большинстве случаев мы были предоставлены сами себе. Помимо разборок, устраивались мелкие пакости прохожим под окнами детского дома, дебоши в корпусе мы учиняли, когда были совсем маленькими, сейчас наученные наказаниями за них, были предусмотрительнее.
Я также не хочу сказать, что нами не занимались. Занимались и ещё как! Учили, заставляли ходить на всякие занятия помимо учёбы, вывозили на соревнования, в другие города на экскурсии и тому подобное. Очень часто из-под палки, но это всё же было. Хорошее было, но как-то слишком на контрасте. Мне всегда казалось, что жизнь должна быть немного иной. Более радужно, красочной, наполненной теплотой, бездельем за компьютером с хорошим телефоном в кармане, карманными деньгами, отдельной комнатой, минутами когда ты можешь с кем-то поделиться не бояться быть не понятой или униженной и ещё… в моём восприятии хорошей жизни без всяких агрессий как извне, так и от себя так же. Мне никогда не нравилось отыгрываться на слабых, после ярости наступала тьма и даже больше, брезгливость к себе.
Мы как свора маленьких злых собачек, готовы перегрызть друг другу горло при первой возможности, но если появляется кто-то другой, то кидаемся все и разом! Для того чтобы выжить, а называется это именно так. Нужны несколько хороших авторитетных друзей, а лучше подруг. У меня такие были, но настоящая подруга была только одна. Со всеми остальными я старалась поддерживать хорошие отношения, всё-таки жизнь как на вулкане.
Она одна из немногих, кто меня понимает. И я благодарна ей за это. Виолетта – прекрасная девушка, не только внутренне, но и внешне. Необычные зелёные глаза и рыжие волосы. Она – воплощение красоты. Разве можно отказаться от такого дивного создания? Оказывается, можно, легко и просто! Её бросили, так же как и меня. Мама Виолетты умерла при родах, а отец, женившись через несколько лет, просто отказался от девочки! Однажды он приходил сюда, но Виолетта даже не вышла к нему, а я потом целую ночь проплакала в подушку. Она слишком гордая… Я бы побежала! Но и её можно понять. Можно простить всё что угодно, кроме предательства близких! Я знаю это не понаслышке. В глубине души, я уже простила и отпустила. Мысленно точно давно отпустила.
Будучи маленькой, мне снился один и тоже сон. Моя мама – с голубыми, как у меня, глазами и светлыми волосами, стоит и ждёт меня у директора детского дома в кабинете. А я бегу по коридору, совершенно не замечая ошалевших глаз воспитанников, никто из воспитателей не останавливает меня. Я бегу, а на моём лице улыбка и на мне платье! Чистое, искрящееся с нежными светло-фиолетовыми лентами в виде декора на белом атласе, пышное как у принцессы платье. И не важно что мимо проходят в будничной обежде, всё не важно, ведь бегу я к маме! Словно смерч врываюсь в кабинет директора и бросаюсь в радушно раскинутые объятия. Она меня обнимает и от неё пахнет приятными духами, а по лицу мамы бегут слёзы.
Мечты уходят так же быстро, как и детство, со временем я смирилась с тем, что моя мама никогда не войдёт в детский дом, никогда не обнимет меня, никогда не скажет, что всё хорошо, и что всё то, что было, всего лишь сон. Сон если вспомнить о нём преследовал меня всё моё детство и сейчас если вдруг я вижу его вновь просыпаюсь в слезах. И тут же закусываю до скрежета край одеяла, чтобы никто не услышал тихие всхлипы боли.
Скоро мне исполнится семнадцать, и определиться в этом мире без поддержки родителей будет сложно. Я ничего не знаю, ничего не умею, и мне страшно окунуться в этот безжалостный мир, что находится за стенами детского дома. По закону, после моего совершеннолетия наше государство должно предоставить мне жильё. Но вот какое оно будет? Как я буду жить дальше, что буду есть что пить, кем стану? Эти вопросы витают в моей голове не первый год. Иногда я испытываю панический страх перед неизвестностью.
Наверное, мне было бы легче, если я бы обладала недюжинной красотой, талантом, рвением. Но, увы, по моему собственному мнению, я не обладаю ни единым из перечисленных преимуществ. Я знаю, в этом мире выживет сильнейший. Воспитала в себе чувство достоинства. Никогда не смогу простить обиду, никогда не смогу простить свою мать… Потому что смертельная обида за детские слёзы застыла как ком в горле, и при каждом вдохе отражается болезненной волной по всему телу.
Мало того, что я обязана жить в доме «отчуждённых», я обязана быть им благодарна. Благодарна тому, что государство оплачивает моё проживание здесь и я не скитаюсь где-нибудь по подворотням. Хотя… отчасти это так и было.
Меня принесли под двери детского дома ранним морозным утром. Единственное, что я знаю, это то, что одна из воспитательниц пыталась поговорить с убегавшей женщиной, но ничего не вышло. Средневековье… только тогда подкладывали детей. А сейчас двадцать первый век! Чем я помешала им? Почему они отказались от меня? Когда больно я думаю о том, что лучше бы она оставила меня мёрзнуть на морозе. Не думаю, что в этой жизни мне уготована великая роль. Но боль проходит и трезвость ума заставляет думать иначе. Всё-таки я живу и солнце улыбается, если ни каждый день, то достаточно часто.
В том месте, где я живу, есть одно правило, оно схоже с тюремным. И это правило гласит: «Не верь, не бойся, не проси». Страшно ли мне жить среди таких же обиженных, как и я, страшно ли терпеть агрессивные выпады? Нет, не страшно! Потому, что я сама такая же!
Я не красавица, но и назвать себя мышкой тоже не берусь, возможно, потому, что слишком себя люблю. Если себя не буду любить… то кто полюбит? Здесь каждый за себя… Этому я научилась здесь, потому что другой школы выживания у меня не было. Я научилась не бояться явной агрессии, но и в конфликты тоже не вступать, научилась себя любить и люто ненавидеть своих обидчиков. И всё-таки мне есть с чем сравнить.
Мы зовём их «домашние». «Домашние» – это те, кто каждый вечер засыпает под теплым одеялом, те, кому все дороги открыты, те, у кого есть главное – есть родители. Это постоянная война, мы ненавидим их, ненавидим потому, что сами страстно желаем оказаться на их месте. Каждый мечтает о тёплой кружке молока перед кроватью и о добрых и любящих глазах матери. Она радуется твоим мимолётным победам, а ты стараешься побеждать во всём, только ради того, чтобы тебя похвалили, чтобы самые родные знали, что их труд не прошёл напрасно. И я бы старалась! Честно! Только вот вопрос «А они стараются?»… не знаю. Но могу сказать одно, сложно прочувствовать что-то не зная какого оно там на другом берегу!
Однажды, идя по улице, я увидела, как мама одного малыша жалеет его за царапину. Малыш плачет, и всё время трёт ушибленную коленку, злится, кричит. В том момент я подумала, что всё это блажь! Я каждый день набивала себе синяки, и никто даже руки мне не подал, чтобы помочь подняться с колен. Я всё сама, если ни я, то никто!
Русые волосы, голубые, как вода глаза и худое тельце – всё, чем я могу похвастаться. У меня нет шикарной груди, и парни не вьются за мной, а считают никчёмным мусором. У меня нет красивой одежды, только оттого, что её ни у кого нет! Конечно, есть несколько девушек, которые обладают красотой, и парни из «домашних» дарят им подарки, но какой ценой? Я не знаю, как будет протекать моя жизнь дальше, надеюсь, что всё будет хорошо. Чёрная полоса уже была, значит, скоро будет белая… Нужно верить в лучшее, по другому жить невозможно.
Конечно же, мне нравятся красивые парни. Я испытываю трепет, когда кто-нибудь начинает со мной разговаривать. Примечательно «домашние», потому что каждого парня из «наших», я знаю! Я застенчива, возможно, потому, что не считаю себя эталоном красоты. Пообщавшись со мной, парни определяют меня в ранг «свой парень» и напрочь забывают, что перед ними девушка. Это особенно обидно, собственно в те моменты когда какой-нибудь такой парень тебе приглянулся.
Помню одного мальчишку. Бойкий и улыбчивый, он не долго задержался в наших стенах. Усыновили, конечно же, что же ещё! Артёма, я видела пару раз, он счастлив, а я рада за него, хотя в глубине души завидую ему не меньше, чем «домашним». Каждый из нас мечтал о том, что в один прекрасный день откроется дверь, и в комнату войдёт воспитатель с призывным кличем «Вставай! За тобой пришли!»