Греческая эпиграмма - Страница 3

Судить о характере творчества Гедила, эпиграмм которого сохранилось меньше десятка, разумеется, почти невозможно; но те его стихотворения, какие до нас дошли, полны жизненной правды и удивительной прелести, что привлекло к нему внимание наших поэтов — Батюшкова, сделавшего вольный перевод эпиграммы «Приношение Киприде», и Пушкина, который перевел (несколько сократив ее) «Эпитафию флейтисту Феону».[3]

Эпиграммы Асклепиада, Посидиппа и Гедила знаменуют начало новой эпохи в истории этого поэтического жанра. Мы видим в них, как в малом зеркале, отражение тех крупных изменений в общественной жизни греческого мира, какие наступили после счастливого для Греции завершения войн с персами и расцвета греческой культуры в «век Перикла» (первая половина V в. до н. э.). Злосчастная Пелопоннесская война между Афинами, Спартой и другими греческими государствами (431–404 гг. до н. э.), непрерывные столкновения и войны внутри Греции в IV веке и, наконец, покорение ее македонским царем Филиппом и колоссальные завоевания его сына, Александра Македонского (336–323 гг. до н. э.), в результате которых греческая культура распространилась по всему бассейну Средиземного моря, коренным образом изменили тот «классический» греческий мир, который связан в литературе с именами Эсхила, Софокла, Еврипида, Пиндара, Симонида и других крупнейших поэтов и прозаиков.

Характерной чертой литературных произведений новой эпохи, начавшейся после смерти Александра Македонского с распада его колоссальной монархии на отдельные «эллинистические» государства и носящей название эпохи эллинизма, явилась оторванность от общественной жизни и, как следствие, все больший и больший интерес к жизни индивидуальной в самых разнообразных ее проявлениях вплоть до подробностей быта отдельных людей.

В области эпиграммы новая тематика чрезвычайно ярко видна у одного из самых одаренных поэтов эпохи эллинизма — Леонида Тарентского (III в. до н. э.). Он был родом из Южной Италии (Великой Греции), но после завоевания Тарента римлянами в 272 г. до н. э. покинул Италию и до самой смерти вел скитальческую жизнь. Во время своих скитаний Леонид хорошо познакомился с бытом трудового народа — пастухов, рыбаков и ремесленников; это знакомство ярко отразилось не только на содержании, но и на языке его эпиграмм, отличающихся наряду с присущей многим эллинистическим поэтам вычурностью и пышностью изобилием технических слов из речи тех тружеников, среди которых пришлось жить поэту.

Утомительная жизнь вечного странника заставляла Леонида мечтать о спокойном существовании, которое он считает верхом благополучия; он не стремится ни к роскоши, ни к богатству: поселившись в скромной хижине, он рад, «коли есть только соль да два хлебца ячменных» (см. стр. 119). Свой скромный жизненный идеал он выражает так:

Леонид искренне жалеет бедняков и тружеников и посвящает им полные глубокого чувства эпитафии. Таковы его эпитафии рыбаку Фериду (стр. 120), пастуху Клитагору (стр. 124), ткачихе Платфиде (стр. 125–126), эпитафии зарытым при дороге (стр. 122–123) и другие.

Несмотря на постоянные мысли о смерти, которыми полны его эпиграммы, мировоззрение Леонида нельзя назвать пессимистическим: смерть для него просто неизбежность и вместе с тем состояние полного покоя. В этом отношении он близок к Эпикуру, и корни его миросозерцания те же, что и у этого философа. Однако Леонид существенно отличается от Эпикура тем, что интересуется жизнью во всех ее проявлениях и отнюдь не уходит от нее; он откликается на военные события (см., например, эпиграммы на стр. 118), подшучивает над пьяницей-старухой Маронидой (стр. 121), живо воспринимает произведения искусства (см. стр. 128 — эпиграммы об «Афродите» Апеллеса и «Эроте» Праксителя).

Эпиграммы Леонида пользовались большим успехом в древности; не утратили они своего обаяния и в новое время. До нас дошло около сотни его эпиграмм, из которых многие переведены на русский язык.

В конце III — начале II в. до н. э. в творчестве поэтов-эпиграмматистов заметно некоторое оживление интереса к политической жизни Эллады. Между двумя объединениями греческих государств — Ахейским и Этолийским союзами происходит борьба за гегемонию в Греции. Эта борьба, как и войны между Македонией и Римом, отразилась и в эпиграмме. Наиболее выдающимся эпиграмматистом этого времени был поэт Алкей Мессенский, под именем которого сохранилось около двадцати эпиграмм. Но в дальнейшем развитии эпиграмматической поэзии общественно-политические мотивы опять замирают, а первенствующее значение снова получает личная тематика.

Крупнейшим представителем поздней эллинистической эпиграммы следует считать поэта Мелеагра, жившего в конце II — в начале I в. до н. э. Родился Мелеагр в палестинском городе Гадарах, где получил хорошее образование, а затем жил в Тире, как и его современник эпиграмматист Антипатр Сидонский. В молодости Мелеагр, как видно из его собственных слов (см. стр. 167), писал сатиры, идя по стопам своего земляка, кинического философа Мениппа (III в. до н. э.). От этих юношеских сочинений Мелеагра ничего не сохранилось. После переселения в Тир поэт всецело обращается к иной тематике, которая была по душе и ему самому, и тому богатому и легкомысленному обществу, в каком ему приходилось завоевывать себе положение. Большая часть его эпиграмм, написанных в Тире, — игривого и любовного содержания. В этих произведениях он достигает высокого совершенства. При всей риторичности и изысканности языка Мелеагра, в его эпиграммах видно живое и глубокое чувство, которое особенно ярко проявляется в стихотворениях, обращенных к его рано умершей возлюбленной Гелиодоре.

Особо следует отметить автоэпитафии Мелеагра, в которых отразилось то огромное значение, какое имела для Средиземноморья греческая культура, превратившая отдельные страны и народы, их населявшие, в единый эллинский мир. У передовых людей этого мира исчезает узкий и ограниченный национализм: они начинают сознавать себя гражданами того великого, не знающего никаких внешних пределов государства, идейным центром которого навсегда останутся утратившие всякое политическое значение Афины. Для приобщившихся к греческой культуре, — будь они греки, будь финикийцы, будь сирийцы, — кроме, родной земли, есть одна общая родина — мир (по-гречески — космос). И вот в одной из своих автоэпитафий Мелеагр говорит:

а другую, обращаясь к путнику, который пройдет мимо его могилы, заключает такими замечательными словами:

В старости Мелеагр переселился на остров Кос и занялся составлением сборника греческих эпиграмм, начиная с произведений древнейших греческих поэтов. Свой сборник он назвал «Венком», потому что он составлен из «цветов» разных поэтов: из роз Сафо, из лилий Аниты, из мирта Каллимаха и т. д. Вступительное стихотворение к этому сборнику сохранилось. Приводим его начало в переводе Ю. Шульца: