Гражданин тьмы - Страница 85

— Пожалуйста. — Санитарка нагнулась, но вместо того чтобы положить нож на пол, метнула его через плечо, на звук. Проделала трюк мастерски. Если бы не реакция майора, нож вошел бы ему в рот.

— Ух ты! — заметил он одобрительно.

Магомай-Дуремар уже летел на него следом за железным посланцем, двумя рысьими прыжками преодолел палату, но на этом все закончилось. Негромко рыгнул «Макаров» в руке майора, и третий прыжок оказался для Магомая последним в жизни. Он умер в броске, едва не дотянувшись когтями до врага.

Сидоркин обошел упавшее тело и присел возле Петрозванова на корточки.

— Здорово, Серж.

— Привет, командир… Вовремя подоспел. Он же мог меня убить. Контрактник. Видишь, какой свирепый.

— Ничего, отсвирепствовался… Как сам себя чувствуешь?

— Более или менее… Операцию обещали. Сегодня или завтра. Чего-то со временем путаюсь.

Глаза у Сережи мокро блеснули, и майор отвернулся, чтобы не смущать друга…

К родному дому Иванцов подходил, чувствуя себя Одиссеем, вернувшимся из дальних странствий. Вон знакомый подъезд, стоянка машин, приветственные оклики водил… Кто там стоит? Ага, Юра Гучков, Павел Данилович, какие-то азиаты, наверное охрана нового русского Алабаша Кутуева из второго подъезда. Та же картина, что была месяц-полтора назад, да не совсем. Иванцов каким-то иным зрением видел сегодняшний день и недавнюю жизнь, скудную, унизительную, но упорядоченную, понятную, с единственной заботой — заработать на хлеб насущный. Удастся ли заново приспособиться к сумрачному, юродивому россиянскому капитализму? Иванцов не был в этом уверен.

Час назад попрощался с людьми, которые вдруг стали ему роднее родных, — с Сидоркиным и Надин. Проводил их на Курский вокзал. Прямо с конспиративной квартиры, где натаскивал двойника, они отправились в свадебное путешествие, но куда — не сказали. Сидоркин и его звал с собой, уверял, что в Москве пока не совсем безопасно для не до конца переделанного, но Иванцов отказался. Тянуло домой. Да и в каком качестве ехать в свадебное путешествие?

В купе выпили по маленькой за помин души двойника Громякина. У Иванцова слезы навернулись на глаза, нервы, черт бы их побрал, но Сидоркин его успокоил.

— Не переживайте, Анатолий Викторович. Может, он уцелел. Наш Громяка. Кто в хосписе побывал, у тех две жизни в запасе.

Надин любую фразу суженого воспринимала как повод зависнуть у него на шее. Иванцов на пустые слова не обратил внимания, но неожиданно для себя спросил:

— Как жить дальше, Антон? Сидоркин ответил не задумываясь:

— Так же, как и раньше. С большой оглядкой. Через минуту Иванцов стоял у дверей родной квартиры. Карманы пустые: ни ключей, ни документов, ни денег. Позвонил — и открыла Мария Семеновна. Манечка. После всего, что с ним произошло, Иванцов полагал, что утратил способность удивляться, но выяснилось, что это не так. Мельком взглянув на него, Манечка проворчала:

— Проходи на кухню. Обед на плите. Третий раз подогреваю.

Повернулась — и ушла в комнату, откуда через пару минут донеслись детские голоса. Значит, по-прежнему репетиторствовала.

Иванцов умылся в ванной, но душ принимать не стал — и даже не переоделся. Сходил, как велела Манечка, на кухню, посидел за столом, накрытым клеенкой в сине-зеленых цветах, гае каждое пятнышко родное. На плите сковородка с жареной картошкой, залитой яйцами. На столе — миска с квашеной капустой, сдобренной постным маслом. Его привычная еда. Как понять? Ждала его, что ли? Но почему так встретили, будто он выходил за сигаретами? А может, так и есть? Может, он действительно отсутствовал недолго, а все остальное привиделось? От этой мысли стало страшно, как бывало в хоспи-се, когда накатывала явь, смешанная с дурью.

Заглянул в гостиную, где Манечка занималась детьми. Вокруг нее собралось аж четверо: трое мальчиков, черненьких, как воронята, и девочка, желтолицая, с раскосыми глазами. Похоже, китаяночка. Иванцов поманил жену пальцем — и через какое-то время она вышла к нему на кухню.

— Что, Толя? Почему не поел?

— Я не голодный… Что случилось, Маня?

— О чем ты?

— Почему не спрашиваешь, где я был? Улыбнулась какой-то обреченной улыбкой:

— Что толку спрашивать? Все равно правды не скажешь.

— Долго меня не было? Тут уж удивилась Манечка:

— Не знаешь, сколько тебя не было? Побольше месяца.

— И ты так спокойно об этом говоришь?

— Ох, Толя, если бы я из-за всякой ерунды переживала… Он сдержанно проглотил эту «ерунду», не поморщился. Спросил, как дети. Оленька? Виталик? Жена на секунду оживилась. Виталик в Лондоне по делам своей фирмы. Оленька в политическом турне на Ближнем Востоке вместе со своим шефом. Иванцов уточнил:

— С Громякиным?

— Ну да. С кем же еще?

— Мне казалось, у нее там какие-то неприятности?

— Верно, были. Теперь все утряслось… Кстати, она просила, когда вернешься, чтобы позвонил по этому телефону.

Протянула визитную карточку, на которой Иванцов прочитал: Гнеушева Маргарита Васильевна. Фирма «Дизайн-плюс». На мгновение у него помутилось в голове, но он взял себя в руки.

— Зачем я должен позвонить?

— Она сказала, сам сообразишь.

В задумчивости Иванцов машинально закурил, чего обычно не делал при жене, берег ее здоровье. Мария Семеновна смотрела на него вопросительно.

— Толя, что-нибудь еще? Или я пойду? Урок скоро кончится. Тогда поговорим.

— О чем. Маша?

— Ну я же вижу, ты чем-то обеспокоен.

Он боялся взглянуть ей в глаза, боялся увидеть то, что слышал в голосе. Обожгло подозрение, что по ошибке вернулся не домой, а в хоспис, вот сейчас откроется дверь и влетит смеющаяся Макела или кто-нибудь еще из тамошних обитателей. Лоб покрылся испариной, но слабость была мимолетной. Ответил спокойно, рассудительно:

— Хорошо, Манечка, иди, заканчивай урок. После поговорим.