Гражданин тьмы - Страница 69

Четвертое предзнаменование, незначительное: когда вышел из конторы и остановил частника на «Жигулях», почувствовал слежку. Он не мог ошибиться. Как любой охотник в городских джунглях, натасканный для преследования, он угадывал повышенное внимание к своей персоне не зрением, а нервными клетками, но никогда не взялся бы объяснить, как это происходит. Радар позвоночного столба. просигналил, и, садясь в машину, он просто знал, что взят на заметку. Но это знание не изменило траекторию его пути.

Бар «Эльсинор» располагался в трех шагах от его дома, в помещении бывшего детского сада. Над входом горела гигантская пивная кружка, со склонившимся над ней пьяненьким Санта-Клаусом и зазывной надписью: "У нас правильное пиво!" Кстати, в баре работал человек, через которого Петрозванов мог получить послание от Сидоркина: бармен Володя, крутолобый крепыш с выпученными глазами на круглом, гладком, всегда чуть вспотевшем лице. Для бармена Петрозванов был обыкновенным рэкетиром, и информацию ему передал бы тоже рэкетир, Гена Лимон, внедренный в местную группировку по линии прокуратуры. Сложная для непосвященных цепочка в экстренных случаях всегда срабатывала безотказно, органично вписавшись в новорусскую среду. На сей раз Володя был явно пустой, но все же Петрозванов уточнил:

— Заява не поступала, Вован? Бармен отрицательно помотал головой, доливая кружку всклень.

— Рекомендую пражские шпикачки. Свежачок. Пальчики оближешь. Серый.

Старлей взял в одну руку порцию горячих шпикачек, второй прихватил две кружки с белыми шапками — и отошел к питьевым стойкам, к тому месту, откуда видны работающий телевизор и входная дверь.

— Не возражаете? — вежливо спросил у сопляков последнего призыва, перед которыми стояла одна кружка на двоих, тарелка с килькой и наполовину опорожненная бутылка водки.

Один из юнцов смерил его недружелюбным взглядом и что-то процедил себе под нос вроде того, что пошел на хрен. Высшая форма любезности среди подрастающей рыночной смены.

Пилось Сергею без охоты, кисло. И дело не в пиве, пиво было отменное, с хорошим горьким вкусом, с тянучей глубиной. Томила забота о друге, попавшем в беду. Об Антоне Сидоркине, с которым всегда хотел сравняться, да пока не получалось. Бывало, и обижался на него за ядовитый язык, но понимал, если с Антоном что-нибудь, не дай Господи, случится, он останется на свете один как перст. Людям военной тропы лучше всех известно, что ни мать, ни отец, ни любимая женщина не заменят боевого товарища. А нынешнее время так скрутилось, ссучилось, что поодиночке вообще всех скоро перебьют… "Ау, Антон Иванович, отзовись, пожалуйста. Дай знать, что живой".

Отозвались сопляки с водкой. Что-то мычали друг дружке, крутились, вертелись — и вдруг упулились в четыре глаза.

— Слышь, мужик, бабками не богат?

— Чего надо?

— Отстегни стольник. Завтра вернем.

Тусклые, наглые, чуток подкуренные, почти детские глаза. Тщедушные тельца гарантированных белобилетников. В кармане у каждого по кастету либо заточке. Петрозванов отдал им три десятки, хотя, возможно, честнее было взять щенков за шкирку и стукнуть лобешниками. Но он не мог себе позволить даже малейшего шума.

— Мало, братан, — огорчились пацаны. — На пузырь не хватит. Да не сомневайся, отдадим. Сяку знаешь?

— Вы при нем, что ли?

— Ну да… Ну не совсем… Ну типа того… Дай еще полтинник, не жлобись.

— Для Сяки ничего не жалко, — уверил Петрозванов. — Извините, хлопцы, сам сегодня на мели. Вот все, что есть… — отлил из горсти в горсть серебра, сокрушенно развел руками.

Пацаны переглянулись.

— Соточку примешь?

— Нет, — отказался старлей. — Кроме пива, организм ничего не принимает.

Сопляки удивились искренне.

— Надо же, а с виду впитой.

— Был когда-то, — пригорюнился Петрозванов. — Внутренности все отбиты ментовскими сапогами.

Пацаны посуровели, придвинулись ближе. Завязывался хороший разговор, который мог вылиться в приятное знакомство, но судьба распорядилась иначе. В дверях заведения обозначились двое мужиков, и тем же верхним чутьем он сразу определил, что по его душу. Рослые, поджарые, в строгих костюмах и при галстуках, похожие на близнецов. По тому, как рассеянными взглядами сфотографировали публику и какой обманчиво расслабленной походкой пересекли зал, направляясь к стойке бара, Петрозванов опознал и другое: коллеги, скорее всего, из каких-нибудь смежных спецслужб. Но не бандиты. У тех совсем иная повадка, показушно агрессивная, а у этих осторожная, волчья. Уселись перед барменом Володей, но ничего заказывать не стали, пошушукались, и один, лет тридцати и по званию, похоже, повыше Сергея, слез с «вертушки» и прямиком почапал к Петрозванову. Подошел, сухо произнес, не глядя в глаза:

— Потолковать надо, земеля.

— О чем, друг?

— Не здесь же.

— А где?

— Давай выйдем на двор.

Встретились все же глазами, и Петрозванов не увидел ничего, кроме скуки, в желудевых зрачках незнакомца. Понятно, человек при исполнении. Сергей не почуял опасности. Это была его первая и самая главная, роковая ошибка. Не почувствовал опасности ни умом, ни сердцем.

— Хоть намекни, о чем базар?

— А то не догадываешься? О твоем дружке, о чем еще?..

Пацаны притихли и выглядели как щенки, застигнутые врасплох матерым хищником. Только что волоски на макушке не встали дыбом.

Петрозванов с сожалением отставил недопитую кружку, на треть там еще было.

— Ладно, если надо… Почему не выйти?

На дворе парило. В ноздрях першило от надвигающегося дождя. Улица хорошо освещена. Петрозванов вышел первый, посланцы следом. Остановились, закурили все трое. Прикурили от зажигалки Сергея.

— Туда пойдем, — указал один на котельную в глубине дворика.

Петрозванов знал, что на дверях котельной пудовый замок. Поинтересовался:

— За лоха держите, парни?

— Там человечек ждет, он все объяснит.

— Что за человечек?

— Какая разница? Про твоего дружка сведения имеет. Если тебе, конечно, важно.

Собеседник цедил слова лениво, без всякой эмоциональной окраски, и Сергей окончательно утвердился: свои, коллеги, сыск. И загоняют ни кого-нибудь другого, а его самого. Их двое, и если, допустим, в котельной третий, ничего, посильно. В любом случае у Петрозванова не осталось выбора. Приманка солидная, поневоле потянешься. Он пошел за ними, и это была его вторая ошибка, вытекающая из первой. Тут уж ничего не попишешь. Он должен услышать, что им известно про Сидоркина.

Замок висел на двери, но декоративно. Один из сопровождающих снял его без ключа, разведя дужки. Внутри, в душном помещении, на три четверти загроможденном трубами и котлами, горело электричество. В дальнем углу за щербатым столом, накрытым клеенкой, сидел пожилой мужчина с седой бородкой клинышком и забавным хохолком на узкой тыковке. В облике этого человека не было ничего угрожающего, он был скорее клерком, чем громилой, если бы не гримаса отвращения, прилипшая к нижней губе. Эта неприятная гримаса как бы сообщала любому, встретившему его взгляд: "Ну что, засранец, вот тебе и кобздец! Не отвертишься, падаль!"

В котельной он был не один: с ящиков у стены поднялся детина монголоидного типа, ростом под потолок, с разворотом плеч, как у трактора, и это было уже серьезно. У детины на лбу было написано, что он веников не вяжет, и усомниться в этом мог кто угодно, но не Петрозванов, который понимал толк в мужской силе. Сзади проскрежетал засов, и сопровождающий подтолкнул его вперед, довольно грубо. Но это уже не имело значения. Сергей понял, что влип основательно и что в такой обстановке кто первый начнет, тот и кончит. Охранник словно прочитал его мысли и, чтобы не оставлять иллюзий, обхватил за туловище и необыкновенно ловко извлек пистолет из подмышечной кобуры. И вторично подтолкнул, так что он оказался в двух шагах от стола.

— Не врубаюсь, — обиделся Петрозванов. — Что за комедию вы затеяли, господа? Вроде культурные люди с виду.