Графиня-попаданка - Страница 2

Я с силой захлопнула книгу, подняв облачко пыли. Вот и вся ирония. Я, Ирина Андреевна Арская, менеджер года по версии известных журналов, оказалась заперта в захолустье мира с пятиэратной историей, вынужденная изучать его, как скучный учебник, ради одной цели – найти самца для продолжения рода. Чтобы удовлетворить прихоть двух могущественных существ, которые решили, что их земные игры им наскучили, и пора вернуться к корням, используя в качестве разменной монеты собственную дочь.

Я с силой захлопнула книгу. Пыль горьковатым облачком взметнулась в воздух, и в этот миг в дверь постучали. Стук был робкий, едва слышный. Еще один слуга, которого я напугала своим дурным нравом.

– Войдите! – бросила я, даже не пытаясь скрыть раздражение.

Дверь приоткрылась, и на пороге замерла Лилия, моя юная служанка. Ее большие глаза, всегда полные опаски, смотрели куда-то в пол.

– Ваше сиятельство… обед подан, – прошептала она, делая неуверенный реверанс.

«Ваше сиятельство». До сих пор от этого титула внутри все сжимается в комок. Я – сиятельство. Бывшая Ирина Арская, а ныне – несчастная аристократка в мире магии и предрассудков.

– Хорошо, я иду. Спасибо, Лилия.

Девушка кивнула и стремительно исчезла, словно мышь, заслышавшая шаги кошки. Я не злая. По крайней мере, не была ею раньше. Но этот замок, это положение… они превращают меня в ту, кем я быть не хочу.

С тяжелым вздохом я поднялась с кресла. Проклятое бархатное платье, безвкусное и тяжелое, снова заскрипело, напоминая о своем присутствии. Я вышла в коридор. Воздух здесь всегда был одним и тем же – запах старого камня, воска и вечной, непобедимой сырости. Я медленно спустилась по широкой лестнице, мои шаги гулко отдавались под сводами. Этот замок – не дом. Это гробница с призраками чужой истории, в которую меня замуровали заживо.

Вот он, обеденный зал. Массивные дубовые двери распахнуты. Я останавливаюсь на пороге, и меня, как всегда, пронзает чувство полного, абсолютного одиночества.

Зал огромен. Невероятно огромен. Длинный-длинный стол, отполированный так, что в нем можно увидеть свое искаженное отражение, накрыт лишь на самом его конце. Одинокий прибор. Одинокая свеча, чье пламя трепещет, пытаясь осветить хоть часть этой пустоты. Одинокая ваза с полевыми цветами, которые я сама нарвала в саду – единственное, что здесь напоминает о жизни.

Слуга у буфета молча склонился в поклоне. Я киваю ему и иду к своему месту. Мое кресло скрипит, когда я сажусь, и этот звук кажется невыносимо громким в звенящей тишине.

И вот я сижу. Одна. Передо мной тарелка с каким-то замысловатым блюдом, но я даже не вижу его. Я вижу только эту пустоту. И слышу собственные мысли, которые гудят навязчивым роем: «Послезавтра. Он приедет послезавтра».

Какой-то наглый аристократ ворвется в эту мою гнетущую, но хоть и привычную тишину. Охотник за моим телом, свободой и этим проклятым замком. И я должна буду улыбаться и делать вид, что меня это устраивает

Я отодвигаю тарелку. Аппетита нет. Есть только горечь на языке и тяжелый камень бессилия где-то в груди. Один обед. Всего лишь один обед. Но сколько их еще будет таких же одиноких, прежде чем этот кошмар закончится?

         В ту ночь я легла спать совершенно вымотанная. Не столько физически, сколько морально – будто каждый мускул моей воли был растянут и истончен до предела этими бесконечными, бессмысленными днями. Мысль о предстоящем визите очередного "жениха" висела во тьме тяжелым, давящим грузом. Я провалилась в сон, как в глубокую, темную воду, без сновидений, без ощущения времени.

И вот, внезапно, я оказалась не в пустоте, а в месте, наполненном теплым, живым светом. Это была просторная комната, которую я никогда не видела. Высокие арочные окна, сквозь которые лился мягкий, золотистый свет – не солнца и не луны, а чего-то другого, более уютного. Стены были цвета спелого персика, а по ним вились тонкие, серебристые узоры, словно морозные рисунки. Воздух пах сушеными травами, медом и чем-то неуловимо родным, как запах дома из детства.

Посередине комнаты стояли два глубоких кресла, обтянутых узорчатым ситцем в мелкие цветочки. В одном из них сидела женщина. Она была средних лет, с лицом миловидным и удивительно спокойным. Темные, с проседью волосы были убраны в небрежный, но элегантный узел. А ее карие глаза – такие знакомые, будто я смотрела в них всю жизнь – смотрели на меня с бездонной добротой и легкой грустью.

– Здравствуй, детка, – улыбнулась она, и ее голос прозвучал как теплый бархат, обволакивая и успокаивая каждую клеточку моей израненной души.

И я внезапно оказалась в кресле напротив. Не почувствовала движения, просто – была здесь. Ткань кресла была приятной и мягкой под ладонями.

– Я – твоя бабушка, – продолжила незнакомка, и ее слова падали, как драгоценные камни, в полной тишине комнаты. – Богиня любви и домашнего очага, Зелина. И мне совсем не нравится то, что делают с твоей жизнью моя дочь и зять.

Она произнесла это без осуждения, с констатацией факта, но в ее глазах мелькнула стальная искорка.

– А потому я решила закрыть им к тебе доступ. Полностью. Отныне их воля не имеет над тобой власти. Этот замок больше не тюрьма, а лишь место, где ты живешь. Живи, как знаешь. Делай, что считаешь нужным. Можешь не бояться отказывать женихам. Ты свободна в своем выборе.

Она сделала паузу, давая мне осознать услышанное. А я просто сидела, не в силах вымолвить ни слова, ощущая, как внутри тает огромная глыба страха и бессилия.

– И запомни, детка, – голос Зелины вновь привлек мое внимание, став нежным, как обещание. – Если не уживешься здесь ни с кем, не найдешь себе места в течение года – я верну тебя домой, в твой мир. Сама, лично. И твои родители ничего не смогут с этим поделать.

Она мягко улыбнулась, и ее образ начал таять, как утренний туман, а комната медленно растворяться в свете.

Миг – и я вздрогнула, открыв глаза. Я лежала в своей огромной, холодной кровати, в замке. За окном занимался рассвет, окрашивая небо в бледные, пастельные тона. Но в моей груди, вместо привычной тяжести и горечи, ощущалось необычайное, давно забытое умиротворение. Тепло, исходившее из самого сердца, разливалось по всему телу, согревая даже кончики пальцев.

Я перевела взгляд на окно, на светлеющее небо, подумала:

«Бабушка, значит… Что ж… Спасибо тебе, бабушка, за помощь».

И впервые за все время, проведенное в этом мире, я улыбнулась – по-настоящему, не от злости или горькой иронии, а с легкой, почти детской надеждой.

Первые лучи солнца золотили край подоконника, и это золото, казалось, отражалось у меня внутри. Я потянулась, и тело отозвалось не привычной усталой тяжестью, а приятной упругостью в мышцах. Чувство, почти забытое. Чувство свободы.

Я встала с кровати и дернула за шнур звонка. Когда в дверь робко постучали, я сама ее распахнула, заставив Лилию вздрогнуть от неожиданности.

– Доброе утро, Лилия! – сказала я, и мой собственный голос прозвучал для меня непривычно светло и звонко. – Будь добра, помоги мне умыться и подбери что-нибудь… попроще. Из самого простого сукна. Сегодня предстоит много ходить.

Лилия смотрела на меня широкими глазами, будто я говорила на неизвестном ей языке. Ее испуганный взгляд скользнул по моему лицу, выискивая привычную гримасу раздражения, но не нашел ее. Она молча кивнула и засуетилась.

Вместо тяжелого бархатного платья я оказалась одета в простое, но добротное платье из мягкого серого сукна, с удобным лифом и широкой юбкой, не стесняющей движений. Я даже позволила Лилии не заплетать мои волосы в сложную прическу, а просто собрать их в удобный узел на затылке. Глядя в зеркало, я увидела другую женщину – не затворницу-аристократку, а деловую, энергичную особу, готовую к работе.

Я вышла из своих покоев и направилась в сторону кухни и кладовых. По пути я встретила пару слуг, несших дрова. Их взгляды, обычно потупленные, на секунду задержались на мне с немым вопросом. Я кивнула им с легкой улыбкой. Они заморгали, смущенно поклонились и чуть ли не бегом бросились прочь, перешептываясь. Мое новое настроение явно сбивало их с толку. Меня это даже позабавило.