Град Светлый - Страница 34

Изменить размер шрифта:

Через что же надо было пройти, что надо было увидеть и выстрадать, чтобы вновь, через две тысячи лет, вернуться, казалось бы, к простой истине, принесенной Великим Учителем, и понять ее космическое значение и всеобъемлющую духовную роль на более высоком эволюционном витке. Через все это и пролегал путь нового мышления XX века. Оно шло через тяжелые пространства людского непонимания и невежества, через кровь и страдания тех, кто взял на себя бремя Духовной революции.

Второй вождь, Сталин, уничтожил тех, кто вместе с Лениным делал Русскую социальную революцию; он превратил власть из средства в цель и, наконец, ввел тот режим репрессий и концлагерей, который помогал ему держать в повиновении и страхе огромную страну. С помощью всего этого Сталин сумел сделать необходимый человеческий отбор, который и обеспечил поддержку его режиму.

30-е годы были пиком разгула сталинской инквизиции, приведшей к окончательному уничтожению носителей русской духовной Культуры, а также их трудов. Это было время ликвидации всей политической оппозиции и насаждения урезанного просвещения, создавшего самые благоприятные условия для развития невежества и бескультурья.

В фальсифицированной истории советского государства, писанной новоявленными идеологами, этот период назывался еще „культурной революцией“. Можно смело сказать, что до сих пор эта „революция“ толком не исследована, истинный смысл ее не вскрыт. Формулировки и стереотипы, выработанные этой „революцией“, продолжают мелькать в наших культурологических исследованиях и звучать в научных докладах. Вот некоторые из них, которые приводятся в „Философском энциклопедическом словаре“ (ФЭС), изданном в 1983 году, а затем повторены в „Советском энциклопедическом справочнике“ 1988 года и в других подобных изданиях более позднего периода. „Важнейшей целью культурной революции, — сказано там, — является превращение принципов марксистско-ленинской идеологии в личные убеждения человека, воспитание умения применить эти принципы в практической деятельности и вести бескомпромиссную борьбу с пережитками прошлого, с буржуазными и ревизионистскими взглядами“[209].

Далее: „Марксистская теория культуры, противостоящая буржуазным концепциям, основана на принципиальных положениях исторического материализма об общественно-экономических формациях как последовательных этапах исторического развития общества, о взаимоотношениях производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки, классовом характере культуры в антагонистическом обществе“[210]. Культурная революция, утверждают авторы статьи в „Философском словаре“, создает новые закономерности „духовного развития, на основе которых происходит становление и утверждение социалистической, а затем и коммунистической культуры“[211]. И, наконец, торжественным завершающим аккордом звучат слова: „Социалистическая культура — прообраз всемирной духовной культуры коммунистического общества, которая будет носить общечеловеческий характер“[212]. Остается только неясным: что же именно будет носить „общечеловеческий характер“. То, что в статье названо „культурой“, к действительной Культуре не имеет никакого отношения. Так же и сама „культурная революция“ ни в коей степени не может быть соотнесена с Культурой. Ибо „превращение принципов марксистско-ленинской идеологии в личные убеждения человека“ — процесс, который с Культурой не связан. Так же, как не связаны с философией вообще путаные и неясные мысли авторов цитируемой статьи. Упорное повторение высказанной когда-то Лениным мысли о классовом характере культуры как-то не вяжется со временем, когда эта статья была опубликована. Кроме того, Ленин в последние свои годы, столкнувшись с практикой культуры в стране, постепенно подошел к пересмотру своих теоретических положений о культуре.

„Не выдумка новой пролеткультуры, — писал он, — а развитие лучших образцов, традиций, результатов существующей культуры с точки зрения миросозерцания марксизма и условий жизни и борьбы пролетариата в эпоху его диктатуры“[213].

Практика вновь разбила теоретическое положение Ленина о существовании пролетарской культуры. Теперь он ставил вопрос по-иному, хотя марксистский подход к культуре еще оставался в его рассуждениях. Вождь революции обладал одной удивительной чертой, о которой забывают или не хотят видеть его сегодняшние критики. В сложном разнообразии жизни он умел все-таки видеть реальные ее проявления и имел всегда мужество менять свои теоретические положения, когда не было им практического подтверждения. В революционном, взбудораженном океане огромной страны он не нашел того, что когда-то назвал пролетарской культурой. Класс, волею социальной революции оказавшийся у власти, не только не владел особой своей культурой, но и не имел какого-либо представления о цивилизации. И Вождь революции, не подозревая о том, что Культура и цивилизация — явления разного порядка, начал с последней. Стараясь привить пролетариату и крестьянству начатки этой цивилизации, он не называл этот процесс культурной революцией, а писал и говорил о „культурной работе“. О культурной революции он упомянул лишь в одной из своих последних статей („О кооперации“) в связи с конкретной обстановкой, возникшей в период новой экономической политики, в которой проблема кооперации прежде всего крестьянства играла важнейшую роль. Он ставил неизбежный для страны вопрос о превращении крестьян в цивилизованных кооператоров. „А строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией — это есть строй социализма“[214].

Он понимал, сколь трудно превратить российского, в основном неграмотного, крестьянина в цивилизованного кооператора, он видел, какие огромные материальные средства для этого нужны, какие людские резервы для этого требуются. „…Условие полного кооперирования включает в себя такую культурность крестьянства (именно крестьянства, как громадной массы), что это полное кооперирование невозможно без целой культурной революции“[215]. И еще: „Для нас достаточно теперь этой культурной революции для того, чтобы оказаться вполне социалистической страной. Но для нас эта культурная революция представляет неимоверные трудности и чисто культурного свойства (ибо мы безграмотны), и свойства материального (ибо для того, чтобы быть культурными, нужно известное развитие материальных средств производства, нужна известная материальная база)“[216].

Вот, собственно, и все, что подразумевал Ленин, когда произносил слова „культурная революция“, имея в виду ее конкретные задачи, конкретную историческую обстановку. Теперь прочтем, что по этому поводу написано в „Советской исторической энциклопедии“ (СИЭ). „Ленин, — сказано в ней, — был не только теоретиком культурной революции, но и непосредственным организатором советской культуры, науки и искусства“[217]. И еще: „Культурная революция развернулась в России с первых же дней Октябрьской революции. Решающие же победы были одержаны в 30-е годы — в период социалистической индустриализации и коллективизации сельского хозяйства“. Невооруженным взглядом видно, что две последние цитаты не имеют ничего общего с ленинской постановкой вопроса о так называемой „культурной революции“. Создается впечатление, что здесь все передернуто, искажено и имеет отношение уже к другой „культурной революции“ и другому ее вдохновителю. У этой, другой, существовали тоже свои цели, задачи и свое историческое пространство. „Культурная революция“ 30-х годов должна была укрепить власть диктатора, превратив культуру в средство идеологии тоталитарного государства, а ее творческие силы — в корпус, преданно обслуживающий интересы этого государства и самого диктатора. Сталинская „культурная революция“ была поэтому самым тесным образом связана с репрессиями, „победами“ и той атмосферой страха, которая стала знамением того гибельного времени.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com