Град Петра - Страница 123

   — Здание важнейшее, — твердит император. — Обитель Минервы... Цитадель закона будет у нас в столице.

А гостям сказал, обняв архитекта:

   — Господин Трезини возводит нам постройку величайшую в Европе. А может, и в целом свете...

Письмо из Астано:

«Слышал я, что в вашей стороне замирились. Мы сердечно рады этому; значит, Петербург в безопасности. Если милость ваша к нам неизменна, мы приедем, только, да поможет нам мадонна, в будущем году, потому что надо развязаться с подрядом. Траттория на дороге в Лугано ещё не готова».

Осторожный он человек, зять Джузеппе. О том и почерк свидетельствует — мелкий и робкий какой-то...

Доменико ответил:

«Приезжайте! Можешь не сомневаться, милость моя и его величества к хорошему работнику обеспечена. Мечтаю о прекрасном дне, когда в моём доме соберётся большая семья Трезини».

Усмехнулся и добавил:

«Подрядов для тебя в изобилии, ведь Петербург ещё не построен».

Я записал то, о чём поведали мне документы, а также камни, положенные основателями.

А теперь мне хочется, читатель, взять тебя за руку и выйти с тобой в город. Направимся прежде всего на Васильевский остров. Университетская набережная, 21, двухэтажный дом на высоком цоколе... Починок, переделок было много, и всё же можно разглядеть черты «образца для именитых».

Узнаем скромного «Андрея Екимыча»... Расширил он свой особняк против образца незначительно — окон по фасаду вместо семи девять, но ведь требовались помещения для школы, для модельной. Здесь часто бывал Пётр, сумевший разжечь талант безвестного фортификатора, скитавшегося по Европе.

Случай редкий — первое же творение зодчего стало эмблемой города, видной всему миру.

Время внесло одну существенную поправку: взамен малого шпиля на Петропавловской крепости давно появилась маковка. Стёрта «грот-мачта» — царская прихоть, огорчавшая зодчего.

Так же немыслим город без Адмиралтейства. Нынешнее здание, возведённое в начале прошлого века Захаровым[129], покоится на старых сваях, забитых «работными». Двор, распахнутый некогда к Неве, застроен, но нетрудно убедиться — петровский П-образный план тот же. Сверкает «адмиралтейская игла», воспетая Пушкиным. Она и сегодня вторая доминанта Ленинграда, в перекличке с петропавловской.

Менее заметна третья — над Александро-Невской лаврой. Колокольня построена в конце XVIII века Старовым[130]. После обширных переделок лишь некоторые фасады сохранили почерк Трезини. Почерк, поощрявшийся Петром, его расчётом и необходимостью исполнять городовое дело как можно быстрее, проще и дешевле...

Присмотрись, любознательный читатель! Почувствуй, как динамичен и чёток марш белых пилястров на красном фоне стен, и вообрази суровый строй русских полков, пробивавшихся к Балтике в зареве пожаров!

Леблонов дворец посреди острова с лучами-проспектами Пётр зачеркнул. Центр столицы — не резиденция монарха, а место его службы. Коллегии — ныне университет — внешне почти не изменились. Глядит на Неву Кунсткамера, по очертаниям такая же, как на старинных гравюрах, рядом — здание Академии наук, коренным образом переделанное. Площадь на Стрелке, намеченная Трезини, застроена почти вся — раскинулись библиотеки, исследовательские институты, музеи.

Стало быть, Стрелка отчасти исполняет своё назначение. Ведь Пётр желал иметь здесь, при себе, в соседстве с правительством очаги просвещения и науки.

Смерть царя была тяжёлым ударом для Трезини.

В последнюю пору своей жизни архитектор достраивал в крепости Комендантский дом — в нём теперь размещается Музей города. Возвёл Аннинский кавальер — внутренний подковообразный бастион позади бастиона Головкина, смотрящего на север.

Трезини умер 19 февраля 1734 года и похоронен у церкви Святого Сампсония, что на Выборгской стороне, — теперь проспект Карла Маркса.

Зять Джузеппе, тотчас по приезде в 1721 году, стал подручным мастером у тестя на отделке Коллегий, затем зданий вельможных, церковных, ведал кирпичными заводами и внёс некоторые улучшения.

Выдающимся творцом вырос ученик и друг Доменико — Михаил Земцов. Он только на девять лет пережил учителя. Печать крупного таланта на его зданиях. Церковь Симеона и Анны... Однозальная, с высокой колокольней и шпилем, она в основном вторит собору Петра и Павла, но в духе более праздничном.

Франция уже гасила изыски лепных обрамлений, и не случайно сотворчество Михаила Григорьевича с итальянцем Микетти, сыном невоздержанного патрицианского Рима. Летом 1723 года Микетти — видимо, не вынесший северного климата — уехал на родину, уступив поле деятельности русскому коллеге.

Лишь в 1724 году Михаил Григорьевич был признан «архитектором полным и действительным» с окладом в 550 рублей в год.

Успеха наивысшего он добился на закате жизни. Шедевр Земцова — Аничков дворец, ныне Дворец пионеров. Величавое здание на Невском проспекте, одно из знаменитейших в Ленинграде, сохранило объёмы, данные автором. Судить же о стиле можно, имея перед глазами изображения: живописная ограда-галерея, омываемая Фонтанкой, обширный двор, а за ним — богатое убранство фасада с тремя ризалитами. Треугольный фронтон среднего — в смелом контрасте с куполами боковых. И вовсе неожиданны венчающие их маковки, подобные храмовым. На хоромах светских, над игривыми обводьями окон... Мне показалось, озорной улыбкой блеснул очарованный москвич, впитавший древнюю традицию и новое вольномыслие.

Он, как и учитель его, не стал рабом церкви и двора, шёл своим путём, заботился о прибытке общем. Ведущий зодчий в царствование Анны, он расширил госпиталь на Выборгской, намечал для столицы громадный Зоологический сад, мечтал упорядочить Троицкую площадь, улучшить санитарию, водоснабжение. Глубоко воспринявший заветы Петра, Земцов мысленно открывал юношам двери Академии художеств — грандиозного здания, вмещающего сто пятнадцать комнат. Предоставлял людям всех званий общественные бани — вариант терм античного Рима — с залами для отдыха и физических упражнении. Проекты, оставшиеся на бумаге...

Вплоть до своей смерти в 1743 году Михаил Земцов работал лихорадочно, подвижнически, словно не смирился с тем, что эпоха петровских новшеств ушла в прошлое.

От Петербурга петровской поры кроме наследия Трезини и Земцова уцелели в нынешнем Ленинграде Кикины палаты на улице Воинова и дворец Меншикова, старательно реставрированный и открытый для посетителей.

Романист ставит точку, а камни славного города, камни-ветераны, непрестанно говорят с нами и притягивают пытливых.

ДРУЖИНИН ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (1908—1995) родился в Ярославле. Литературную деятельность начал в газете, работал в «Ленинградской правде», в мурманской «Полярной правде», в «Красноярском рабочем» и др. Много ездил по тогдашнему Советскому Союзу и за границей, писал очерки, корреспонденции, рассказы. В годы Великой Отечественной войны был переводчиком с нескольких языков, писал листовки.

Жизнь В. Н. Дружинина разнообразна, как и жанры литературы, избранные им: после войны — книги о советских разведчиках на фронте, о борьбе против тайной агентуры врага («Однажды в разведке», «След Заур-Бека», «Чёрный камень»); в 50-х годах — военные детективы и приключенческие повести («Знак синей розы», «Третий», «Скрепка», «Янтарная комната», «Корвет «Бриль»); позже — очерки и рассказы о путешествиях почти по всем странам мира («Без переводчика», «Лица столиц»).

Особое место в творчестве писателя занимают исторические романы — «Державы Российской посол» и «Град Петра». Материалы для них автор собирал в архивах различных европейских стран.