Готы - Страница 27

И далее по тексту…

Что ж, не зря, вероятно, кумир советских довоенных молодых читателей Аркадий Гайдар писал, что «жили такие люди, которые из хитрости назывались детскими писателями. На самом деле они готовили краснозвездную крепкую гвардию» или, иными словами, старались, чтобы дети вырастали хорошими солдатами. Но социально-политический заказ и историческая правда – это «две большие разницы», как говорят в Одессе228.

И вот мы приходим к осознанию этой неприглядной правды, отрицать которую невозможно, несмотря на вполне понятное, с педагогической точки зрения, желание, например, школьного учителя истории насколько можно приукрасить ее в глазах своих учеников. В «книге книг» всего просвещенного человечества – гомеровских эпосах о Троянской войне и ее последствиях, так замечательно переведенных для наших предков и нас, многогрешных, такими виртуозами пера, как Н. И. Гнедич, В. А. Жуковский и прочие, – безо всяких прикрас описаны воинские обычаи героической эпохи греческой истории – эпохи, которую товарищ Фридрих Энгельс назвал в своем труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства» периодом военной демократии или высшей ступенью варварства. «К ней принадлежат греки героической эпохи, италийские племена незадолго до основания Рима, германцы Тацита, норманны времен викингов» (Энгельс). Что же мы видим у Гомера? Захваченные города подвергаются столь основательному разграблению и разгрому, что жизнь в них зачастую прекращается навсегда. «Что в городах разоренных мы добыли, все разделили», – говорит воспетый Гомером герой Ахиллес. Страбон и Геродот приводят нам целый ряд названий таких городов, некоторые из которых известны нам еще по «Илиаде» Гомера. Победители уносят из разоренных ими городов награбленное добро – «рухлядь», как говорили у нас на Руси, – на своих собственных плечах или на плечах своей двуногой добычи, или, говоря по-древнерусски, «челяди». Захваченных во взятых городах мужчин обычно убивают, за исключением военнопленных, взятых в полевом сражении. Ведь добровольная сдача врага в плен сокращала время битвы. Если бы враг не мог рассчитывать на пощаду, он продолжал бы драться до последнего, что, естественно, влекло за собой дополнительный риск для победителя. Всех женщин и детей без исключения порабощали – обращали в рабство, ибо города-государства остро нуждались, так сказать, в «служебном персонале», т. е. в бесправном низшем социальном слое, предназначенном для выполнения всевозможных работ и оказания всевозможных услуг как в государственном, так и в частном хозяйстве. Причем женщины-пленницы рассматривались, прежде всего, как вещь.

Когда Хриз, жрец бога Аполлона, просит предводителя ахейского229 войска под Троей царя Агамемнона вернуть ему за выкуп свою плененную ахейцами дочь Хрисеиду, Агамемнон гневно отвечает ему просителю:

Восприятие пленниц в качестве материальной ценности выражалось в том, что взятых в плен девушек или женщин было принято, наряду с другими сокровищами, дарить боевым товарищам; в том, что девушек и женщин объявляли призом победителю в состязаниях или обещали в награду за особые заслуги. Захваченных в качестве добычи девушек и женщин распределяли среди победителей по жребию. Правда, в отличие от всей прочей добычи, их, похоже, не использовали в качестве предмета меновой торговли. Нередко стоимость пленницы, колебавшаяся в зависимости от ее возраста, навыков, физических и умственных способностей и качеств, устанавливалась достаточно точно. Она равнялась, скажем у Гомера в «Илиаде», стоимости четырех волов, в то время как, скажем, медный треножник стоил в три раза дороже – двенадцать волов.

Впрочем, нам совсем не обязательно воскрешать в памяти эти воинские обычаи древних греков героической эпохи. Древние римляне были не лучше. Они также неизменно обращали военнопленных, как мужчин, так и женщин, в бесправных рабов. Первым зримым свидетельством этого порабощения было торжественное выставление материальной и двуногой добычи, челяди напоказ, в ходе триумфальных шествий победоносных римских полководцев – императоров231 и в то же время триумфаторов232 – по улицам «Вечного города» Рима, «столицы Вселенной».

Поэтому писатели-германофилы вроде Тацита и Иордана не находили ничего особенного в жестокостях, творимых готами «со товарищи» во время грабительских набегов и походов на римские земли, по крайней мере, ничего, что побудило бы их к пересмотру своих взглядов на германцев вообще и отдельные германские племена в частности. А жертвам «варварских» набегов было, конечно, все равно, кто именно их разоряет, режет и порабощает – скифы, бастарны, сарматы или готы. Римские монеты, найденные в районе между Богшаном и Рафной, на территории бывшей имперской провинции Дакии, были кладом, скрытым своими владельцами в земле от напавших на Дакию грабительских шаек смешанного состава, в которые входили готы и карпы: последние, по мнению Моммзена, идентичны роксоланам. Эти монеты пролежали в земле более 1500 лет, прежде чем были откопаны. Значит, их владельцам удалось-таки осуществить свое намерение: готы и карпы клад так и не нашли. Другой вопрос, пережили ли владельцы зарытых в землю римских монет варварский набег, а возможно, и допрос «с пристрастием»? Или же смогли найти спасение в бегстве? Во всяком случае, вернуться, чтобы откопать зарытый клад они, как это ни печально, так и не смогли.

Кассиодору и Иордану не удалось связно изложить ход готских грабительских набегов. Но они, по крайней мере, перечислили ряд наиболее известных городов, разгромленных и опустошенных готами, и тем самым дали нам представление о территориальных масштабах готских «походов за зипунами», используя выражение возможных потомков готов, казаков Степана Разина. Пришедшихся на период с 196 г. – года временного прекращения регулярной торговли по «Янтарному пути» – по 371 г. – года начала гуннского вторжения – и достигших своего апогея в годы правления императора Публия Лициния Эгнация Галлиена (253–268), когда ослабленную неудачной войной с персами, взявшими в плен императора Валериана, Римскую державу сотрясали военные мятежи боровшихся за императорский венец и багряницу 32 (!) эфемерных узурпаторов, так нанызваемых «30 тиранов», ослепленных призрачным блеском императорского пурпура233. При внимательном прочтении Кассиодора – Иордана нам бросаются в глаза два обстоятельства. Во-первых, одна из причин успешности готских набегов заключалась в том, что они выступали в союзе с одними римлянами против других римлян234, а измельчавшие «потомки Ромула» не упускали случая, воспользовавшись готами в качестве средства к собственному успеху, хотя и в ущерб Римской державе, половить рыбку в мутной воде: