Готова на все (СИ) - Страница 18

Эля медленно отступила от порога и придерживаясь за стену, побрела к выходу. В голове вертелся беспорядочный вихрь из «кто-зачем-почему?», и лишь один тягостный вопрос был стабилен и неподвижен, словно вывешенный в мозгу плакат: «ну и куда еще покойника поверх всего этого?»

* - Извините?

- Извините меня, сэр. Конечно, вы не сможете помочь.

** Если вы скажете мне, что случилось, я попытаюсь…

*** Мы должны погрузить… это в машину!

**** Примите мои соболезнования, мадам.

****** Вот так, леди. Вы поезжайте, очень холодно.

Эля выбралась на площадку и потерянно поглядела вниз, в худую спину уставившейся в окно савчуковской жены. Ну и что ей сказать? «Вы не расстраивайтесь, но у вас не только мужа убили, а еще и квартиру разгромили, зато вам теперь столько убирать придется, что горевать времени не будет!». Эля почувствовала, что сейчас разревется.

Жена Савчука отвернулась от окна и бледно улыбнулась замершей у перил Эле:

- Ты говорила, случайный человек, а он, вон, приехал… - она кивнула на окно.

Эля сбежала вниз по ступенькам и прильнула к окну, напряженно вглядываясь сквозь покрытое морозными узорами стекло.

Во двор въезжала знакомая щегольская машина. Белые крупинки снега ярко и празднично смотрелись на васильково-синем капоте.

- Так, - растерянно произнесла Эля и потерла ладонью лоб, - Ну и как это прикажете понимать?

Дверца машины распахнулась, и длинноногий американец выбрался наружу. Будто старому приятелю кивнул шоферу катафалка и запрокинув голову, принялся изучающе разглядывать окна дома. Его лицо, до смуглоты загоревшее под далеким южным солнцем, ярким пятно выделялось на холодной снежной белизне двора. Неизвестно, как американец смог что-то рассмотреть сквозь подернутое морозом стекло, но приезжий вдруг заулыбался национальной улыбкой и приветственно замахал рукой.

Эля отпрянула от окна и сдавленно выругалась сквозь зубы так, как никогда еще не ругалась со времен студенческой практики на заводе. Испуганная профессорша резко отпрянула.

- Я сейчас… - сломя голову Эля бросилась вниз по лестнице. Распахнула дверь подъезда и остановилась, щурясь от метущей в лицо ледяной крошки.

Американец шел ей навстречу, улыбаясь, словно ближайшей родственнице после долгой разлуки:

- Здравствуйте! - по-английски вскричал он, и приветствие его было полно неподдельным энтузиазмом, - Простите, я не сразу сообразил, что именно вы мне и нужны. Вы ведь мисс Элина, ассистентка профессора Савчука, верно? Я представляю американский исследовательский фонд и приехал по поводу смерти вашего шефа. Я совсем еще не ориентируюсь в вашем городе, не сразу отыскал дом покойного…

Зато сразу отыскал морг! Найти который втрое сложнее, чем савчуковский дом!

Не слушая сбивчивых объяснений, Эля в ярости уставилась на американца. Что происходит вокруг нее? Что происходит с этим чертовым американским грантом?

- Дорогой сэр, ваш фонд ведет всего один проект? – перебила американца она.

Тот осекся, поглядел на нее ошарашено:

- О! Почему вы так решили, мисс Элина? - в его голосе прозвучали обиженные нотки, - Мы большая, многоплановая организация, отделения в 14 странах, мы финансируем несколько тысяч благотворительных и несколько сотен исследовательских проектов по всему миру…

- И если умирает исполнитель одного из этих тысяч-сотен, вы каждый раз посылаете своего представителя? Какой у вас любезный фонд! - едко процедила Элина.

Кажется, американец слегка смутился:

- Нет, конечно. Но профессор Савчук был столь значительной величиной в современной науке, а возглавляемый им проект имеет такое огромное значение…

Это вот та расплывчатая, неопределенная ерунда, что Савчук понаписывал в проекте, имеет огромное значение? У них в фонде все безграмотные или просто ее за идиотку держат? Или огромное значение имеет нечто совсем другое? Что такого знают американцы – чего не знает сама Эля?

- Меня направили выяснить все обстоятельства, связанные со смертью профессора, и дальнейшие перспективы исследования, разумеется, - американец наконец выдохся и замолчал, глядя на Элю, как большой добродушный пес.

Почему-то именно этот доброжелательный взгляд вызвал у нее непреодолимое желание врезать нежданному визитеру промеж глаз. Говорят, желания подавлять вредно. Но выполнять – еще вредней, можно в ответ огрести. Вместо крепкого тычка Элин собеседник получил сладкую улыбочку:

- А, так мы, наверное, знакомы? Это с вами я переписывалась и по телефону разговаривала? Вы профессор Мак-Наген, консультант фонда? Или наш куратор, доктор Зейлдиц?

Американец опешил. Перепутать его уверенный молодой голос с ехидным козлетоном старого Пита Мак-Нагена мог только человек с серьезными проблемами слуха. Ну а принять его за Мари-Энн Зейлдиц было еще сложнее. Эля продолжала невозмутимо улыбаться.

- Нет-нет, профессор – человек пожилой и нездоровый, такие путешествия ему не под силу, а у доктора Зейлдиц двое детей… Начальство сочло необходимым послать меня. – торопливо забормотал американец, - Меня зовут Бенджамен Цви. – и он пожал протянутую руку.

Угу! Месяц назад сманивать Савчука на сафари в Африку у старого хрена Мак-Нагена здоровья хватило, а сейчас, значит, стремительно занедужил? А детишкам Мари-Энн, помнится, двадцать и двадцать четыре года – вполне могут недельку и без мамочки перетоптаться. И тем не менее неведомое начальство отправило сюда не Мак-Нагена или Зейлдиц, отлично знакомых с самим Савчуком и его работой, а вот этого, никому не известного, молодого и крепкого, профессионально обращающегося с гробами.

- Безусловно, я могу не знать всех подробностей вашей деятельности, но ведь вы не откажетесь поделится информацией? – продолжал разливаться американец.

- Боюсь, сэр…

- Бен, просто Бен… - немедленно вставил он.

- Бен, - повторила она, соглашаясь, - Момент не вполне подходящий для разговоров о работе – похороны, знаете ли… - она улыбнулась еще приторней. Ничем она делиться не собиралась, по крайней мере пока сама не разберется, что такого важного в этом нелепом американском гранте. Ну не может же она сказать: «знаешь, родной, я тебе кроме годичной давности черновика проекта ничего и показать-то не могу, ты у себя за океаном больше в курсе дел Савчука, чем я тут!».

- Конечно, конечно, я понимаю! – вскинул ладони американец, - В первую очередь – долг перед покойным. Ну а потом, быть может, - его голос приобрел вкрадчивые, бархатистые интонации, с какими опытные соблазнители делают непристойные предложения наивным, доверчивым девушкам, - мы могли бы с вами подняться наверх… Изучить материалы исследований.

Ну вот, Элина Александровна, а вы уже насчет неприличных предложений губешки раскатали. А этому холеному красавцу оказывается – ни много, ни мало – материалы посмотреть. Материалы! Господи! Она сообразила! Там, наверху, в разгромленной квартире Савчука, среди вываленных с их привычных мест вещей было все – от разбросанного белья до варенья – не было лишь одного: бумаг! В неопрятных грудах на полу не валялось ни единой бумажки. Горные хребты из блокнотов и просто листов, исписанных размашистыми савчуковскими каракулями, сколько Эля себя помнит, громоздившиеся на письменном столе вокруг компьютера, тоже исчезли. Вечно захламленный стол был девственно пуст. Стоп! Выходит, компьютера на столе тоже не было!

Остекленевшим взглядом Эля уставилась перед собой. В это невозможно было поверить, но кажется, предположение, которое она посчитала полным бредом, оказалось самой что ни на есть реальностью. Но все равно бредовой! Если и убийцу, и неизвестных воров интересовало содержимое бумаг и компьютера – выходит, Савчук и впрямь положил жизнь за науку? Точнее, кто-то другой положил его жизнь… Похоже, убили-то Савчука как раз за те загадочные и никому не известные исследования, которые он вел по американском гранту! Иначе зачем бы здесь появился этот обаятельный американский «гробоносец»?