Гости «Дома на холме» - Страница 3
Макс одернул себя: «Бред! Ничем кошки не хуже остальных, и не их вина, что кто-то забыл вписать их в Книгу книг…»
Если бы не Тролль, может, он и сам со временем завел бы кошку. Или кота. Эдакого ночного компаньона.
Отогнав неуместные мысли, Максим решил, что никто не тронет несчастную птицу возле часовни, не обидит под сенью креста. И если бедной девочке суждено умереть, так пусть это случится там… Может, сразу в рай?
Аккуратно подняв голубку, благодарно замершую в его ладонях, Максим быстро пересек двор, потом перебежал дорогу, не дожидаясь разрешения светофора, и чуть замедлил шаг у часовни. Ее строгие, белые своды, устремленные к ясному небу, уводили взгляд кверху, и на несколько секунд Максим замер в неожиданном благоговении.
Он нечасто бывал в храмах, испытывая необъяснимое смущение… В его жизни – так Максу казалось – не было ничего, за что стоило благодарить или хлопотать перед самим Богом. А зачем еще приходить в церковь? Душу облегчить? Но и особых грехов Максим Филимонов тоже за собой не чувствовал.
Так же внезапно он и очнулся: «Опаздываю!» Наспех выбрал ель погуще, чтобы невезучую птицу не намочило, если пойдет дождь. Да и от дневной жары спрятаться не помешает – днем обещали до двадцати пяти.
– Прости, – выдохнул Максим, опустив голубицу на землю. – Поправляйся! Если получится…
Не дав себе шанса передумать, он быстро пошел обратно – машина ждала его во дворе. Этой весной сделали парковку прямо с торца его дома, очень удобно. Правда, есть риск, что поцарапают коляской: молодые мамаши протискивались прямо между машинами. Лень обойти десять метров!
Кажется, он еще успевает… Задрав манжет рубашки, чтобы в очередной раз посмотреть на часы, Максим заметил пятнышко крови. Не своей, конечно, птичьей. Но все равно это была настоящая кровь. Неподдельная боль, в сравнении с которой все его беспокойство по поводу опоздания внезапно показалось такой ерундой. Суета сует. А голубка мучается там… Ведь единственный человек, который попался ей, решил: жизнь птицы не стоит того, чтобы опаздывать на работу. Ничего для него не значащую, между прочим…
Тихонько взвыв, Максим бросился назад: «Черт с ним! Придумаю что-нибудь. В первый раз, что ли?» Он добежал до часовни и метнулся к знакомой ели, но птицы там уже не было.
Но тут услышал скрип и быстро обернулся: женщина в светлом платочке придерживала дверь бедром, потому что руки ее были заняты чем-то…
Еще не разглядев толком, Макс понял, кого она заносит в храм, и у него отлегло от сердца. Он даже усмехнулся от облегчения: «Девочка, ты в хороших руках!»
И стало неловко от того, как он не любил раньше всех этих церковных тетушек и бабушек, казавшихся ему ханжами. А вот одна из них пришла ему на выручку, доведя до конца доброе дело, на которое он вроде как подрядился, но бросил… Сняла грех с его души.
Воровато оглянувшись, Максим торопливо перекрестился на купол часовни. Вроде никто не видел его… И все же, как никогда раньше, он ощущал, что за ним наблюдают.
К нашей гостинице от станции ведет древесный тоннель. Это не я так придумала его называть, у меня сроду фантазии не хватило бы! А наша Лика еще и не такое придумать может…
Я, когда впервые услышала от нее про этот тоннель, даже вышла посмотреть – и правда похоже. Вязы над дорогой сцепились верхушками, ветвями сплелись, вот и получилась длинная такая, метров на двести, арка-тоннель. Видать, деревья тоже, как люди, тянутся друг к другу.
– Зоркий глаз у тебя, – сказала я тогда Лике.
А она прямо залилась смехом! Я сперва чуть не обиделась, хотя она у нас вообще хохотушка и остальных вечно смешит. Но тут я вроде не шутила…
– Зоркий глаз!
И вдруг до меня дошло, как мои слова прозвучали. Нашла, кому сказать! Она ж очки не снимает… Маленькие такие, аккуратненькие, и очень Лике идут, может, поэтому я и забываю, что она у нас совсем слепенькая.
Вот хоть как меня убеждайте, а это компьютер ей зрение попортил! Сто процентов. Вечно девушка наша сидит со своим ноутбуком или строчит на нем, вот зрение и садится. А глаза у нее красивые такие, большие, серо-голубые, как наше небо подмосковное.
Это тоже не я придумала… Максим такое при мне сказал, а Лика, дуреха, опять расхохоталась. Вот с чего, а? Он же ей комплимент сделал! Поди, неделю с духом собирался – неразговорчивый он парень. И Лика-то – не сказать, чтобы избалована мужским вниманием. Парня у нее нет, уж я бы заметила. И постояльцы с ней особо не заигрывают.
Я-то нашу Лику ужасно люблю, но прям красавицей ее не назовешь… Сейчас такие не особо спросом пользуются, кто другой ее, может, и толстушкой назвал бы, только не я. Мне в этой девочке все по душе. Но особенно волосы хороши, пшеничные, длинные, прямо загляденье. Жаль, она не особо за ними ухаживает, соберет в «хвост» – и готово.
В общем, очки и хвост – вот и вся краса. Только Лика фору любой модели даст.
– В ней обаяния уйма… И веселый нрав.
Так наш повар говорит, Олег. Подозреваю, что он в этом толк знает… Это сейчас ему уже за полтинник перевалило, или вроде того, а раньше точно успехом у дам пользовался. Есть что-то такое у него в лице… Даже не знаю, как объяснить, только взгляд цепляет – не отвести. Не мой, конечно! У меня свой Паша есть, уж сорок лет как, столько и не живут… Мне, кроме него, никогда никто не был нужен. Бывает же… Сама удивляюсь!
Мы с мужем раньше вместе работали – на кондитерском комбинате в Москве. Он до сих пор меня самой сладкой конфеткой называет, хотя сейчас уже смешно, наверное… На работу вместе, с работы, и ничуть друг другу не надоели, верите?
А как я на пенсию вышла, меня там ни дня держать не стали. Вот и вся благодарность за долгий труд… Паша теперь один в Москву мотается.
Я без работы как осталась, думала, с ума сойду! Дочь с внуками в Краснодар переехала, поближе к солнышку. В Подмосковье-то его не дождешься! Дачи у меня сроду не было. По музеям да по театрам одной скучно ходить. Куда себя девать?! Телевизор осточертел уже…
Хорошо, как раз под боком эта гостиница открылась! Я тут уборкой занимаюсь, порядок навожу. Чувствую себя хозяйкой большого дома, какого у меня отродясь не было.
А настоящей хозяйки нет: владелец гостиницы, Петр Николаевич Новиков, с Ликиной матерью давно развелся. А последняя его жена вроде как померла. Когда и отчего – никто не знает, это еще до постройки гостиницы было.
От нее девочка осталась – Тася. Ей лет тринадцать, а может, побольше. Не разберешь их сейчас! Ростиком она маленькая, пухленькая – в Петра пошла. Он у нас крупный мужчина… Только беленькая и стриженая, как мальчишка. Волосюшки торчат, как у птицы с взъерошенными перышками…
А глаз ее я так ни разу разглядеть и не смогла! Вечно в пол смотрит, когда просеменит по холлу, и прыг в папину машину. На бегу буркнет:
– Здрасьте!
И нет ее.
Я Тасю толком и не вижу, она почти не спускается из пентхауса, в который ни постояльцам, ни персоналу хода нет. Даже не представляю, кто у них там уборку делает? Уж точно не Тася. И не сам же Петр! Вот загадка…
Недавно Петр перевел дочку на домашнее обучение. Как по мне, зря он это сделал, девочка совсем в себя ушла. Он, видать, и сам понял, что сглупил. И тогда Лику заманил на работу, чтоб хоть она сестру расшевелила.
Но, видать, не особо это у нее получается… Не родные же сестры, сводные. Вот Тася и не подпускает Лику к себе.
Хотя злиться не на что, это у старшенькой могут быть претензии, а Лика трагедию не раздувает. Чего только у взрослых людей не случается, она уж большая – понимает.
Из Лики отличная хозяйка гостиницы вышла бы, если что… Может, не мне одной это в голову пришло, и Петр тоже присматривается? Но пока Лика больше с бумажками да поставками возится, а я за всеми мелочами слежу. И очень мне это нравится! Забот, конечно, хватает, но они больше приятные: чистую постель застелить, зеркала и краны протереть, пропылесосить, чтоб ни соринки не было. Это ж все одно удовольствие!