Гостевой закон - Страница 6
Это в том случае, если у чужака имеется скрытое оружие. А если нет…
Гнев заставил Кузнеца позабыть об осторожности. Он выпустил из рук тяжелую щетку для волос и мешочек, из которого выплеснулась жидкость, и отплыл подальше от Капитана, чтобы она не могла сразу достать его ножом.
— Перед вами бедный человек, сама невинность, а вы собираетесь придушить его и разобрать его прекрасный корабль! Он не сделал вам ничего плохого и отвечал на все ваши выходки добрыми словами! Почему вы не оставите его в покое? Почему вы не оставите его в покое?
Капитан произнесла, не поворачивая головы:
— Инженер, ты нарушил субординацию. Поэтому количество предоставляемого тебе воздуха будет снижено до нуля. Если ты обратишься в медицинское учреждение для эвтаназии, твоя смерть будет приятна и в бортовом журнале будет сделана отметка о твоей покорности. Однако если ты продолжишь выказывать неповиновение, твое имя будет вычеркнуто. Я не хочу бесчестить тебя; иди с миром.
Сошедший заговорил странным, ровным голосом:
— Капитан, ваш приказ неоправдан. Во время пира не принято соблюдать жесткую субординацию и позволяется говорить свободно, по крайней мере среди цивилизованных людей, которые признают гостевой закон.
Он взглянул на Кузнеца, обращаясь прямо к нему:
— Инженер, прошу тебя, скажи свое имя. Скажи его мне — я внесу его в свой бортовой журнал, в свою книгу жизни, и оно проживет дольше, чем любая запись об этой эпохе.
Но храбрость уже покинула Кузнеца, и он не ответил. Он взмахнул салфеткой, которую держал в качестве веера, отлетел назад, к переборке, и скрючился там, глядя по сторонам широко раскрытыми глазами, полными страха, готовый отпрыгнуть прочь.
Но никто пока не обращал на него внимания. Аристократы были поглощены Сошедшим. В зале повисла тишина.
Джентльмены обменивались друг с другом быстрыми взглядами. Все насторожились, приняли боевые позы. Но никто на самом деле не был готов к последней атаке, призванной осуществить все угрозы и намеки. Не так просто убить человека, который не обнажил оружия; возможно, каждый из рыцарей думал, что даже сейчас еще не поздно отступить…
А затем молодой пегий рыцарь с крыльями заговорил, выхватив клинки из ножен и сверкнув сталью. Теперь было слишком поздно. Голос его зазвенел — тонкий, слишком громкий:
— Во имя Бога, что более ненавистно, чем трусость? Клянусь Геей, как я ненавижу существо (не буду называть его человеком), которое принимает удар, не показывая гнева! Оно улыбается своей улыбкой попрошайки, плечи его сгорблены, глаза влажны, его блеющий голос дрожит. Ненависть, джентльмены, ненависть и отвращение — вот что мы должны чувствовать к тем, кого убиваем! Слабость отвратительна! И тот, кто не хочет сражаться, заслуживает смерти! Душонка раба не смеет прятаться в оболочке Капитана. Вырвем его фальшивое сердце, говорю я!
Лицо Сошедшего застыло, с него исчезло всякое выражение. Голос его был ровным и напряженным.
— Вы гневаетесь потому, что у вас нет истинного повода для гнева, верно? Легче было бы совершить желаемое, если бы я оскорбил вас, разве не так? Или если бы я в чем-нибудь показал себя недостойным? Благородный Капитан Эрешкигаль! Во всем этом нет нужды. То, без чего мой корабль может обойтись, я добровольно отдам вам. Давайте избежим ужасных сцен. Вы ведете себя как человек, который ценит благородные поступки. Не дайте этому пиру закончиться трагедией! Молодой рыцарь выкрикнул:
— Просьбы и просьбы! Неужели мы должны слышать хныканье убогого? Перерезать ему глотку и избавиться от этого мерзкого плача! — Он взмахнул ногой, лязгнув своими кинжалами, и раздался громкий металлический звук.
Но Капитан Эрешкигаль раскрыла веер, призывая всех к тишине.
— Мой брат Капитан просит со всем достоинством, чтобы мы не притворялись. Да, мы не будем прикрывать наше деяние кодексом дуэлей. Назовем его открыто: убийство, убийство и пиратство!
Среди аристократов пробежал легкий шум, раздались вздохи и шипение. Некоторые выглядели рассерженными, некоторые — удивленными, некоторые — печальными, лица большинства были каменными; но все же каждое лицо так или иначе несло на себе темную печать зла.
Капитан продолжала:
— Но вы сами навлекли это на себя, брат Капитан! Как вы смеете владеть прекрасным кораблем, мощными двигателями и воздухом, если нас много, а вы один?
— Эти вещи принадлежат мне по праву.
— Но когда вы умрете, они станут нашими, по праву или нет.
— Вы не нуждаетесь в них.
— Но мы хотим их получить.
— Капитан, я прошу вас…
— Мы не желаем больше слышать просьб!
— Итак?.. Вы хотите, чтобы по такому же закону судили и вас? Что же, когда ваше время придет, ваши мольбы о милосердии никто не услышит.
— Наше время? Как ты осмеливаешься так вызывающе разговаривать с нами?
— Вы приговорили меня к смерти, когда я умолял, и обрекаете на смерть, когда я перестал умолять. Что если я скажу: возьмите мой корабль, но оставьте мне жизнь?
— Мы не оставим тебе ни глотка воздуха!
— Вот как! Я буду более щедрым, чем ты, Эрешкигаль. Я сохраню одну жизнь; возможно, жизнь вон того испуганного маленького Кузнеца. Он не причинил мне вреда, и я думаю, он начинает догадываться, кто я такой. Да, один человек должен остаться в живых, чтобы рассказать обо всем, иначе наказание будет бесполезным.
— Ты думаешь напугать нас своими темными намеками и ложью? Окружайте его, джентльмены! Стюард, закройте вытяжку! Нельзя, чтобы драпировки впитали кровь, иначе загрязнится система воздухообмена.
Украшенные бриллиантами, лентами и татуировками рыцари и вавассоры, блестящие, улыбающиеся, размахивающие веерами, вытащили свои крюки и кортики и медленно окружили Сошедшего. Он негромко заговорил.
Он произнес голосом, полным божественного спокойствия:
— Кто, кроме искусственного интеллекта, обладает таким долголетием, что может попытаться навести порядок и законность во Вселенной, хотя бы для этого потребовались века? Цивилизация, джентльмены, — это привычка людей обуздывать свои жестокие природные инстинкты из страха перед возмездием, которого довольно, чтобы напугать их и привести к повиновению. Принести цивилизацию в дикую страну — непростая задача; а когда дикость царит на безграничных просторах, ужас также должен быть безграничным.
Капитан Эрешкигаль с расширенными от подступившего страха глазами неловко взмахнула веером и взвизгнула:
— Убейте его! Убейте!
Рыцари и аристократы со сверкающей сталью в руках оттолкнулись от стен и ринулись вперед. Кузнец почти без удивления увидел, как незнакомец засиял сверхъестественным светом и поднял пылающую руку, чтобы снять с лица то, что в конце концов оказалось маской.