Госпожа пустошей - Страница 5

– Демен… не делай этого, – во рту собиралась слюна, отдающая металлом, – не делай. Боги не простят. Люди не простят, когда узнают.

– Прости, княже. Я всего лишь верно служу Велеславу.

А потом внезапно Демен сгреб Стефана за ворот, приподнял – бледное лицо с провалами темных глаз оказалось совсем близко, так, что Стефан ощутил привкус вина в дыхании мужчины, увидел мелкие бисеринки пота на переносице.

– Не бойся, – прошептал Демен, – смерть будет сладка в ее объятиях. Я знаю. Был… там…

Стефан прикусил губу. До крови.

– Отпусти. Ты не ведаешь, что творишь. Велеслав не ведает.

– О, как раз Велеслав очень даже ведает, – Демен осторожно опустил его на землю, – он давно уже это замыслил. Все не знал, как к госпоже подобраться.

– Что он от нее хочет?

– Тебе это не нужно знать. Я тебе воды принес, княже. Приговоренному полагается хотя бы пить. Развязать не могу, уж больно ты крепок, еще до оружия доберешься.

– Хорошо, дай воды, – просипел Стефан.

Как бы там ни было, жажда мучила изрядно. А в его положении лучше сохранять силы. Вдруг да удастся сбежать?

Демен зубами выдернул пробку из фляги, поднес к губам. Стефан пил большими глотками, вслушивался в расползшуюся под затылком боль. Что дальше-то?..

– Демен, подумай над тем, что я сказал.

– Я верно служу Велеславу, – повторил воин, – тут уж ничего не сделаешь.

…И в этот миг с той стороны костра донесся женский плач. А спустя несколько мгновений – бессмысленное бормотание.

– Кто это?

Стефан, холодея, уже знал ответ. Демен не торопился отвечать, аккуратно закупорил влягу, выпрямился. И, уже совершенно не таясь, вполне громко ответил:

– Невеста твоя, княже. Она пойдет госпоже на закуску.

Если бы Стефан был не связан и при оружии, голова Демена уже бы покатилась по сочной степной траве. Но все, что он мог – только скрежетать зубами от безысходной ярости.

– Ее смерть тоже… будет сладкой.

– Роса здесь при чем? Зачем губите невинную девушку?

– Это воля владетельного князя Велеслава, – глухо ответил Демен.

Повернувшись, он ушел к костру. Стефан в изнеможении закрыл глаза.

«Когда-нибудь».

Вот оно и свершилось, проклятье. Сгребло не только его, но и ту, что оказалась по случаю рядом.

Плач и мольбы о милосердии резали слух, вспухали болью в голове. Потом звуки резко оборвались, кто-то у костра противно зарыготал. Стефан медленно, понемногу ослаблял путы. Если все сложится так, как он задумал, к утру он сможет уйти. Неведомо, получится ли отбить Росинку, но сам – точно будет на свободе. Покатится голова Демена в пыль…

Он вращал запястьями, медленно, через зубовный скрежет, возвращая им чувствительность. А сам… вспоминал. О том, каким Велеслав был маленьким и слабеньким, когда родился. Стефан тогда смотрел на сморщенное, худенькое тельце, и думал о том, что Хенеш, пастырь мертвых, скоро явится за младенцем. Но Велеслав выжил. И потом, когда учился ратному делу, брал не силой и не умением, а хитростью. И Стефан, будучи на шесть лет старше, очень любил братика…

«Что мне с этого теперь?»

Стефан собирался, развязавшись, просто уползти в кусты, а оттуда добраться до своих верных военачальников. Правда, пришлось бы оставить Росу, но начни он ее сейчас спасать – толку вообще не будет. Вот и лежал тихо-тихо, с закрытыми глазами, растягивая кожаные ремни.

…Конечно же, ему не дали довести начатое до конца. Подошли Демен и еще какой-то мужик богатырского телосложения.

– Надо ехать, княже. Не взыщи.

– Хенеш взыщет, – ответил Стефан.

Демен как будто что-то смекнул, начал проверять путы. Поцокал языком и затянул их обратно.

– Уже недолго осталось, до Пустошей-то.

Потом его, словно куль муки, перебросили через спину лошади и привязали к седлу. Краем глаза Стефан видел, как в седло сажали Росинку. Ее, прижимая к себе, повез один из велеславовых наемников. На миг они встретились взглядами, личико девушки исказила гримаса глубокого, беспросветного отчаяния.

«Демен, тварь, хоть бы ее отпустил…»

***

К полудню следующего дня они добрались до замка на Пустошах. У Стефана, которого так и везли, перекинув через седло, голова едва не лопалась от боли. Пульс тяжко бухал в висках, с каждым ударом подкатывала к горлу тошнота. Рук и ног он уже не ощущал… Но все же повернулся и посмотрел на замок.

Он его никогда не видел, чтобы вот так, да вблизи.

Только на картинках, которые весьма приблизительно отражали суть дела.

Замок, огромный, величественный, сложенный из серых глыб, словно вырастал из растрескавшейся, мертвой земли. Вырастал – и устремлялся в тяжелое, набрякшее тучами небо, грозясь пронзить их сотнями тонких и острых башен, игольчатыми крышами эркеров. Внешние стены были почти лишены бойниц, но с широкими зубцами. Сторожевые же башни, в отличие от тонких и не лишенных некоторого изящества внутренних построек, казались непомерно широкими.

А вот ров вокруг замка был совершенно сухим. И неудивительно – в Пустошах вода на вес золота. Пепельная, познавшая власть нежити земля все вобрала в себя…

Стефана стащили с лошади, словно тюк с шерстью, бросили на землю. Рядом же бросили Росинку. Он повернулся, посмотрел на нее, и понял, что девушку уже не спасти. Она медленно и неизбежно умирала от страха, впала в непонятный ступор и, похоже, не узнавала даже его. Стефан отвернулся. Успокоить бы ее сейчас. Может быть, еще вернется к жизни… погладить по измазанной землей белой щеке, стереть хрустальную слезинку, беззвучно покатившуюся вниз.

Кто-то протрубил в рог, слишком громко для этого чересчур тихого места. Затем раздался громкий скрежет, Стефан не мог видеть, но понял: опускается подъемный мост.

Затем к нему наклонился Демен.

– Ну что, прощай, княже. Зла не держи.

– Отпусти… ее… – глазами указал на Росинку, замершую неподвижно в двух шагах. Руки у нее тоже были стянуты за спиной и наверняка причиняли мучения.

– Велеслав приказал отдать вас обоих, – глухо обронил Демен и уже громче скомандовал, – эй, парни, берите их и идем. Нас ждут.

Стефана снова подхватили под руки и поволокли вперед, через мост, все ближе к мучительной смерти. А в том, что она будет мучительной, владетельный князь не сомневался ни мгновения.

Что ему оставалось?

Он начал молиться своему покровителю Тефу, яркому солнцу, жизнь дающему. Просил, чтобы Теф поскорее забрал его из хладного царства Хенеша туда, где всегда цветут сады, светло, и каждый обретает покой после трудов праведных.

На шее у Стефана на простом кожаном шнуре висел амулет – гладкий камешек с высеченным изображением покровителя. Грубым, правда, потому что Тефа было принято изображать в храмах как воина в доспехах, с лучезарным копьем в руке, которым он повергает Хенеша в бездну.

Они вошли во внутренний двор замка. Там было пусто, исключая двух безмолвных ллэ, наряженных в легкий кожаный доспех. Стефан лишь мазнул взглядом по застывшим белым лицам. Ллэ, одним словом. Он не знал, как они получались, и чем отличались, допустим, от вампиров, и чем дикие ллэ отличались от ллэ, служащих господам Пустошей, но… теперь все это было неважно. Он лишь подумал, что Демен идет вперед так, будто знает дорогу, причем хорошо знает. Впрочем, сам ведь сказал, что был здесь раньше.

Протащившись по широким и пустым коридорам, внезапно вынырнули в огромный зал. И в самом его конце, на высоком, высеченном из цельного куска обсидиана троне, сидела она.

«Владыка Теф, помоги перенести муки предсмертные. Пусть мое забвение будет недолгим, забери к себе верного слугу твоего…»

Откуда-то сбоку всхлипнула Росинка. Он покосился на девушку: ту под руки держали два воина. Если бы не они, бедная Роса непременно упала бы.

Демен решительно выступил вперед, загораживая госпожу Пустошей от Стефана. Поклонился, с достоинством, не раболепно.

– Да будут долгими твои ночи, госпожа. Мы привезли тебе обещанное и надеемся на то, что и ты выполнишь свою часть сделки.