Госпожа пустошей - Страница 12

– Я вот иногда думаю, – медленно проговорил Крастор, – а что было бы, если бы Гелиссэ не стал останавливать разлом? Никто не был уверен в том, что разлом – это конец всему, никто туда не лез, потому что испугались. Так вот, повторюсь – что было бы, не останови Гелиссэ разлом? А вдруг это было всего лишь начало чего-то нового?

– Не останови Гелиссэ Разлом, мы бы с тобой не разговаривали сейчас, – эхом откликнулась Лорин, – мне пора. И спасибо.

***

Где-то через час Лорин вернулась домой. Невзирая на общий успех мероприятия, от посещения Крастора каждый раз оставался какой-то неприятный осадок. Вроде бы и друг. Вроде бы единственный близкий друг, сохранивший способность здраво мыслить. Но где-то на уровне ощущений, Лорин постоянно ощущала необъяснимую тревогу и такой же иррациональный страх. Хотя – вот ведь глупость, с чего ей бояться своего давнего любовника?

Побывав в собственной спальне, Лорин убедилась в том, что князь еще дышит. Тяжело, каждый раз с усилием схватывая глоток воздуха. Глаза по-прежнему были закрыты, щеки алели пятнами румянца.

«Почему я опасаюсь Крастора?» – снова мелькнула надоедливой мошкой мысль, что не давала покоя, – «он, в конце концов, мне помог…»

Она помассировала пальцами виски, отгоняя лишнее. Сейчас главное – не Крастор, отнюдь. Сейчас – некромант мира сего. Поставить его на ноги. Уговорить отправиться к Разлому. А там уж как повезет.

Путь Лорин лежал в подвал, где она держала запасы пищи. Пищу привозили работорговцы, и Лорин была милосердна, не храня свои запасы подолгу. Да и не с руки держать подвалы забитыми: тут же вставал ребром вопрос о кормежке пленников и об их здоровье.

Купленные рабы – несколько грязных, оборванных и наверняка обезумевших от страха мужчин – сидели на полу в просторной камере, отделенной от остального подземелья старой, но крепкой решеткой. Было довольно светло, безмолвные ллэ постоянно меняли факелы в закопченных подставках. Лорин подошла к решетке почти вплотную. Один из рабов, сидя на корточках, обернулся и посмотрел на нее сквозь сбившиеся в колтун длинные волосы. Во взгляде уже витала пустота.

Лорин открыла дверь, врезанную в решетку и, не теряя зрительного контакта, поманила человека к себе. Он медленно поднялся и так же медленно направился к ней, словно шел под водой. Волосы с лица так и не убрал и остановился в двух шагах от вампирши. Лорин улыбнулась. Раб, хоть и обезумел в ожидании смерти, по-прежнему был послушен ее воле. Его сердце билось ровно, дыхание было спокойным.

«Он даже не понимает, что сейчас произойдет», – подумала она.

Провела задумчиво косточками пальцев по грязной, заросшей бородой щеке. Мужчина не пошевелился, не предпринял попытки отстраниться. Его светлые глаза смотрели куда-то сквозь Лорин и, вероятно, видели не подземелья замка, а нечто далекое и счастливое, словно детство.

Лорин опустила руку ниже, нежно погладила по груди. Пленник не вызывал у нее каких-либо плотских желаний, кроме как насытиться, но даже в этом она по привычке искала некую эстетику.

Отодвинув в сторону ворот вонючего рубища, Лорин подошла к мужчине вплотную, приникла к горячему и живому телу. Прошептала:

– Ты ведь позволишь мне поцелуй? Всего лишь поцелуй?

Языком скользнула вдоль шеи, вверх-вниз, ощутила соль человеческого немытого тела. Клыки зачесались в основаниях, становясь длиннее и заостряясь. Она запустила пальцы в свалявшиеся волосы раба, другой рукой обняла его за пояс, притягивая к себе. Жажда, растравленная запахом жизни, сделалась невыносимой, Лорин застонала, торопливо облизывая губы. И, прикрывая глаза от предвкушения удовольствия, впилась в горячую плоть.

В рот хлынул солоноватый нектар, прокладывая благословенную дорожку вниз по горлу, заполняя живым теплом страшную пустоту, что всегда была с ней на протяжении вот уже трех сотен лет. Лорин ощущала, как напряглось прижатое к ней человеческое тело, поняла, что ему тоже было хорошо – так, словно не она выпивала его жизнь, а он наслаждался ей. Перед глазами, будто звезды в темноте, вспыхивали и гасли воспоминания, которые она принимала в себя вместе с чужой кровью. Их было не много, и светлых, радостных едва ли набрался десяток.

«Я дам тебе свободу, мой милый, – млея от невыносимого, острого удовольствия, думала Лорин, – ты уходишь в вечность, а я остаюсь в вечности здесь».

Распадаясь на тысячи осколков, она возрождалась вновь. Холод и пустота отступали, уносимые чужой жизнью, и в то мгновение, когда тяжелое тело стало оседать на пол в ее руках, Лорин поняла, что жива.

На самом деле жива.

Ей давно не было так хорошо.

Этот мужчина смог напоить ее всю, и в последние мгновения, отсчитывая затухающие удары сердца, Лорин любила его больше, чем кого бы то ни было.

Потом наступила жуткая, отрезвляющая тишина.

Она оторвалась от раны на шее: кровь перестала вытекать.

«Как быстро, как мало», – Лорин поцеловала мужчину в лоб и не без труда поднялась на ноги. Сытость разморила ее, не хотелось никуда идти. Просто лечь и вздремнуть, как будто после хорошего обеда.

– Э, нет, – сказала она самой себе и хихикнула, – у тебя еще есть дела, девочка. Вперед.

Прозвучало это так, как будто она, Лорин, только что изрядно набралась.

«Пусть так», – мелькнула горькая мысль.

И она устремилась вверх, обратно в спальню.

Там, с усмешкой глядя на неподвижного князя, быстро сорвала с себя одежду и нырнула под одеяло. На кромке сознания заворочалась магия, которой Лорин была создана и связана, потянулись к желанной добыче камни Крови. Она почти ощутила, как омерзительные, скользкие обрубки-щупальца касаются ее, с чмокающим звуком пытаются присосаться. Быстрее, быстрее!

Лорин прижалась всем телом к Стефану, ощутила, как грохочет пульс. Успела лишь мельком почувствовать, что жизни в этом мужчине осталось совсем ничего. Увильнув от щупалец, она с закрытыми глазами ощутила те тонкие каналы магии, которые великий маг Гелиссэ называл нитями. Их был почти целый кокон, этих парящих багровых шелковых лент. И, прикусывая губу от напряжения, Лорин подхватила нити своей магии и замкнула их на теле князя. Ничего нового. Она так уже делала, изготавливая Защиту Крови для Велеслава.

Стало больно. Очень.

Камни крови едва не взвыли, молотя щупальцами по серой ткани астрала.

– Хрен вам, – Лорин мстительно ухмыльнулась.

Ломота в теле нарастала. То, что раньше отбирали камни Крови, она добровольно отдавала князю. Сознание подергивалось зыбкой темной пеленой.

– Только попробуй, сдохни, – выдохнула Лорин ему в приоткрытые губы.

Перед глазами роились черные мухи.

Лорин распласталась на теле человека, отдавая ему все, до последней капли.

Сознание милостиво скользнуло в черноту.

В какой-то миг вернулось ощущение времени.

Он выскользнул из непроглядной тьмы беспамятства, в которой пребывал, и следующим пришло осознание того, что «ничто» закончилось. Теперь было «здесь и сейчас».

Перед мысленным взором надоедливо замельтешили воспоминания: нужная свадьба с ненужной девушкой, жарко натопленная спальня, пальцы шарят по золоченым застежкам тяжелого оплечья, вкус девичьих губ, небо обрушивается…

Стефан стиснул зубы. Нужно было открыть глаза, но почему-то не получалось. Веки что камни.

А воспоминания лились пестрым потоком, теснились под черепом. Он прикован к ледяной наощупь плите, черный силуэт чудовища распластался на белом теле невесты, кровь стекает по подбородку, и радужки глаз багрово-алые. Его сотрясает жуткий озноб, и в кромешной темноте становится жарко, словно в самом сердце жаровни с углями.

«Я заболел», – подумал Стефан. А следующей внятной мыслью было: «и почему-то жив, до сих пор жив».

Чудовище не убило его. И означало это, что он стал всего лишь игрушкой в руках вампира. Госпожа Пустошей наиграется, растопчет его, превратит в такую же богопротивную тварь, как и она сама, а потом убьет.