Госпожа Мусасино - Страница 18

Младшая сестра его друга, которой исполнилось семнадцать, носила очки. Она играла на взморье, но, завидев Цутому, бросилась к нему навстречу и выронила футляр из кармана блузки. Цутому подумал, как очаровательна эта девушка, когда она стыдливо покраснела, подбирая футляр с песка. Если бы любовь была великодушной, весь ее блеск не копился бы внутри, а поднимался бы надо всем в мире.

Вездесущая любовь привела Цутому к мысли посетить мать, с которой он долго не виделся. Мать жила в Дзуси с бывшим чиновником министерства иностранных дел, который и был причиной того, что она некогда покинула дом. Новый муж из-за любви к матери потерял место в министерстве и только после того, как поскитался по разным местам, пристроился брокером на хлопковую биржу.

Похоже, работа там шла не то чтобы гладко. Муж матери, пригласив угрюмых друзей с «черного рынка», играл с ними в маджан. Видимо, игра и была его единственным источником дохода.

Мать не отходила от своего мужа ни на минуту даже ради общения с сыном, которого давно не видела. Эта новая для Цутому женщина и та мать, яркая, любившая роскошь, мать с гордым нравом, которую он знал в детстве, были разными людьми.

Запутанные отношения матери с ее возлюбленным заставили Цутому задуматься.

Он забеспокоился. Не думавший серьезно о будущем своей любви к Митико, опьяненный нынешним чувством, которое только развивалось, он показался себе дураком. Казалось, это его беспокойство не стихнет до тех пор, пока он не увидит Митико. Митико намекнула ему на отдых в полмесяца, но он вернулся в «Хакэ» через неделю.

Когда же Цутому увидел спокойную, мирно жившую семейную пару, он почувствовал себя преданным. Отношение Митико к Цутому было неизменно добрым, но молодого человека бесило то, что это была та же доброта, которую изливала Митико на Акияму.

Он пробовал отыскать в ее глазах тот взгляд, который так часто вспоминал, будучи в Хаяме, но бесполезно. Она лишь простодушно смеялась. На самом деле в глазах Митико таилась любовь, но Цутому не разглядел ее из-за собственного беспокойства, которое он ожидал увидеть и в ней.

Митико сделала шаг назад от любви. Во всяком случае, так показалось Цутому, который за неделю забежал вперед. Хоть она и отступила, Митико утешала мысль, что расстояние между ней и Цутому не сократилось. Сколько бы Цутому ни настаивал, Митико упорно отступала. В такой запутанной ситуации любовь не может не развиться, разве только женщина не решит сделать из своей любви прихоть или работу.

С другой стороны, Акияма стал словно бы на шаг ближе к Митико. После того как Томико указала ему на возможность измены в его собственном доме, измены, обоснованность которой он столь яростно доказывал, он начал все чаще думать о роли и чести мужа. В этот период он неожиданно почти перестал ощущать на себе чары Томико.

Он даже думал, что любит жену. Проявились с новым очарованием прекрасные черты Митико — женская доброта, сноровка и распорядительность по дому и прочее, что с течением супружеской жизни он почти перестал замечать. Акияма перестал посещать дом Томико и начал наслаждаться тихими посиделками с Митико. Временами он даже нахваливал кулинарное мастерство жены.

Такая осознанная игра мужа не была тем, что продвигает дружбу в супружеском союзе. Митико постаралась совместить игру мужа с собственным состоянием, что вызвало гнев Цутому, но если бы молодой человек знал истинное отношение Митико к супругу, он бы нисколько не стал волноваться. Митико по-прежнему думала об Акияме с раздражением.

Привычку надо воспринимать как привычку. Кроме того что Митико была влюблена в Цутому, отношения с Акиямой оставались прежними, а искусственные проявления любви со стороны Акиямы привели к преувеличению важности супружеских уз. Однако опасения непонятливого Цутому о перемене чувств Митико были напрасными.

Беспокойство бросило его в крайность — он погрузился в размышления о судьбе матери. Проблемы других заставили его выискивать подобные же проблемы у себя: «Я никогда не попаду в такое положение». Он захотел нарушить спокойствие Митико. Этот его взгляд временами заставлял Митико трепетать от ужаса.

Для несчастного Цутому пребывание под одной крышей с Митико постепенно стало нестерпимым.

Было выделено время для уроков с Юкико, и Цутому для подработки на летних каникулах стал чаще заходить в дом Оно. Посещения как бы сами собой удлинялись.

Он оставался после ужина, они втроем — с Оно и Томико — выносили стулья на лужайку и до наступления ночи вели разговоры о том о сём.

Оно нравился характер Цутому. Юноша молчаливо выслушивал дурацкие байки Оно. Оно решил в будущем принять Цутому в свою фирму. Особенно его привлекала собственная позиция покровителя, и Цутому спокойно этому подчинялся. Это-то особенно привлекло Оно.

Дела на мыловаренном заводе и финансовые проблемы, в последнее время ставшие острыми, на самом деле привлекли внимание Цутому. Его устройство на работу в фирму Оно входило и в планы Митико, молодые люди часто беседовали об этом. Цутому разговоры о его будущем были приятны, потому что давали возможность лишний раз вспоминать Митико.

Берега реки Ногава, расстилавшиеся перед ними, были тихи, пар, поднимавшийся от воды, смягчал свет, лившийся издалека. Уханье сов, вивших гнезда в аллее «Хакэ», вызывало у Цутому тоску. Сейчас Митико, наверное, болтает с Акиямой в этой аллее.

В небо, в стороне от «Хакэ», взвилось параллельно друг другу несколько снопов огней прожекторов, использовавшихся как сигнальные на ближайшем аэродроме. У глядевшего на них, не в силах оторваться, демобилизованного Цутому сердце было охвачено мукой. Он думал: «Доколе мне волноваться от любви, которой никто не хочет?» Цутому почувствовал в себе желание разорвать путы, которые его душили. «Если бы сейчас здесь возникла паника, похожая на испытанную мной в Бирме, тогда-то все эти бессильные люди, люди-куклы, не знали, что делать и как быть, и только я сумел бы найти выход из сложившейся ситуации».

Цутому чувствовал в своих мечтах бессилие перед реальностью, в которой нет устойчивости, но не мог не мечтать. Ему и не хотелось сдерживать этих грез, доставлявших ему столько приятных минут.

В последнее время лужайка была освещена наружным фонарем, поставленным Оно. Его давно собирались здесь установить, чтобы на лужайку залетали ночные бабочки и не заходили парочки с хлопчатобумажной фабрики. По ночам эти пары, взявшись за руки, часто приходили сидеть в темноте под ближайшими деревьями. Лампочки на поселковом столбе, стоящем на нижней дороге, сколько бы их ни вкручивали, все равно выворачивались влюбленными парочками.

Подоплека того, почему Оно поставил на лужайке фонарь, интересна, и он давал ей определение — «проказа», которая пошла со времен его работы торговым посредником по хлопку-сырцу, работы, заставившей Оно кое за что возненавидеть людей.

Парочки забирались во внутренний садик дома Оно через отверстие в ограде. Случалось, что звучавший поблизости шепот сменяли пропетые низкими голосами песенки.

Раньше Цутому принимал любовь такого рода. Его приход в «Хакэ» действительно был вызван пресыщением всем этим, но сейчас, напротив, он завидовал свободе влюбленных: «Тогда я не думал, что есть такая жестокая любовь. Быть может, стоит вернуться к прежней жизни?» Однако стоило ему только подумать об этом, как он понял, что ни за что не сможет расстаться с Митико.

Он начал ощущать новое очарование в кокетстве Томико, которую до этого находил неинтересной. Ему, мучившемуся отношениями с серьезной замужней женщиной, были приятны игнорирование Томико нравов обывателей и ее пренебрежение к мужу.

Томико всегда обращала внимание на отношение к ней Цутому, поэтому оказалась чувствительной и к этим изменениям в нем. Томико было понятно, почему Акияма перестал ходить к ней и болтать о супружеской измене. Это из-за того, что Акияма стал стеречь Митико, едва Томико обратила его внимание на существование в их доме Цутому, чем сильно осложнила положение юноши. Эта ситуация Томико понравилась, и ей захотелось сблизиться с Цутому. Кокетка тянулась за обстоятельствами, и обстоятельства заставляли, ее втягиваться в них.