Госпожа (ЛП) - Страница 8

Что бы ни было между ее тетей и дядей, она ощущала себя, словно стоит снаружи клетки и может смотреть сквозь решетку. Ей нужен был только ключ. Любовь. Она была ключом. Взрослая любовь. Тайная любовь. Страстная любовь между двумя людьми, которые раскрывают секреты своего тела. Она узнала о любви, наблюдая за тем, как дядя с тетей лишь общаются. В год было только один, иногда два визита, но их было достаточно, чтобы она усвоила, что любовь не то, что другие находят в книгах. Та любовь, ради которой сражаются рыцари, короли умирают, отправляются в плавания корабли, и поэты сочиняют для потомков - она была реальной. Она видела ее. Она хотела того, что было у них, хотела этот секрет, который они говорили друг другу, не произнося ни слова. Лайла видела, как она витает между ними с каждым взглядом. Может, однажды у нее это будет, она загадывала об этом каждый раз, когда видела их. Может, она найдет это здесь, в Америке.

Тишина наполняла дом священника. Она ничего не слышала, ни души. Что, если сейчас он был с ней в спальне? Может, поэтому тишина вокруг нее резонировала беспокойством. В таком маленьком доме она бы услышала звуки страсти, доносящиеся сверху из-за закрытой двери. Или возможно заниматься любовью в полнейшей тишине? Она сомневалась, что ее тетя могла это. Когда Лайле было десять, она открыла, что если, сидя на полу, прижаться к стене ухом, то ночью можно их услышать. В таком юном возрасте она не совсем понимала услышанное - хриплые вздохи, жаркие запретные слова, стоны, наполняющие тишину. Звуки удовольствия, вызванные... чем? Тогда она не знала. Она слышала и другие звуки - всхлипы, плач, шум больше походивший на боль, чем на удовольствие. Они вызывали странные ощущения внутри, когда она сидела у стены среди ночи и заставляла себя не спать и слушать их в спальне. Иногда она чувствовала что-то вроде ревности. Иногда все ее тело вздрагивало от потребности того, что она не могла назвать.

Дрожь... вот что это было. Дом, казалось, содрогнулся, как только Лайла перешагнула порог кухни. Радость Лайлы начала угасать. Что-то, казалось, не так. Никогда прежде она не вламывалась в дом дяди, но она знала дом, он был таким же, как и он, дотошный, почти безупречный. Так и было. Все на своих местах. Ничего не потревожено. Ничего не нарушено. Но, тем не менее... все казалось иначе. Она прошла через кухню и вошла в гостиную. Конечно же, красивую. Тысяча книг. Один идеальный рояль. Камин без огня. Она нашла лестницу и поднялась на второй этаж. Обошла ванную, кабинет... Когда она вошла в спальню, то чуть не покраснела.

Лайла не могла смотреть на заправленную постель, не представляя смятые простыни. Четыре года назад ее тетя и дядя приехали на похороны бабушки, и, как обычно, после того как все отправились спать, Лайла прижалась ухом к стене и слушала. Она ожидала услышать обычные звуки страсти, боли. Или только разговор. Но в эту ночь она услышала, как они делают то, что она никогда прежде не слышала в Волшебном королевстве Взрослости – они ругались.

- Я не хочу обсуждать это с тобой, Элеонор.

- Похороны завтра. Нам нужно поговорить.

- Ты привезла его с собой?

- Конечно. Я думала, ты захочешь... она может захотеть...

- Нет, не захочет. Она отдала его тебе. Она хотела, чтобы он был у тебя. Разве что теперь он ничего для тебя не значит. - Лайла услышала горечь в голосе дяди.

- Он значит для меня столько же, как и всегда. Я только и думала о нем, с тех пор как ушла от тебя, думала, ты захочешь похоронить его вместе с ней.

- Может, ты и уходила от меня, но я никогда не покидал тебя. Оставь себе, если вообще его хочешь.

- Вообще? - в ужасе спросила тетя. - Это самое ценное, что у меня есть.

Внутренности Лайлы так сильно сжались от слов тети Элеонор и их пылкости. По привычке, чтобы успокоиться, она подняла руку и обхватила медальон, который покоился в выемке ее шеи,

- Как и ты у меня.

Тогда Лайла почти перестала слушать. Печаль в голосе дяди разрезала ее, его слова были острыми, как нож.

- Не... усложняй все еще больше.

- Все не может быть еще сложнее, чем уже есть, Малышка.

После этого наступила тишина, но только на мгновение, и затем она услышала голос дяди, на этот раз ласковый и нежный.

- Прости меня. Я так благодарен за то, что ты здесь. Ради меня... ради них.

- Они не знают, не так ли? Ты не сказал, что я ушла от тебя.

- Только Фрейе. Лайла и Гитте обожают тебя. Я не хотел огорчать девочек.

Затем Лайла услышала смех, но он никак не разрядил атмосферу.

- Над чем ты смеешься? - радость в голосе дяди моментально успокоила ее.

- Ты сказал, что не хочешь причинить девочкам боли. Не в твоем стиле, правда?

- Продолжишь и дальше так улыбаться, я перекину тебя через колено.

- А вот теперь похоже.

Интимная тишина снова наполнила комнату - тишина, прерываемая поцелуями и еще более интимными действиями.

- Я останусь, пока ты будешь нуждаться во мне. И так будет до конца моих дней. Но если одна из девочек спросит о нас... врать я им не стану.

В Волшебном королевстве Взрослости разразилась война. Она больше не хотела слушать. Но не могла перестать.

Лайла вышла из пустой спальни дяди, спальни, в которой она не должна быть, и вернулась на кухню. Она надеялась найти здесь убежище, но ощутила лишь тревогу. Даже воздух казался встревоженным, словно кто-то покинул дом в большой спешке и не оставил объяснений.

Она обошла кухню, по какой-то причине боясь выходить на улицу, но и боясь оставаться внутри. Может, ей стоит позвонить в церковь. У нее был номер. Может, он уехал, но его секретарша могла работать. Может, у нее был номер для экстренных случаев.

Лайла подошла к телефону на кухне, не желая пользоваться своим мобильным. Когда она потянулась к нему, то, наконец, нашла причину своего беспокойства.

В доме священника до сих пор был стационарный телефон. Если бы дядя был здесь, она бы дразнила его за то, что он был таким старомодным, потому что использовал черные дисковые телефоны с болтающимися шнурами. Но ее улыбка погасла, когда она, подняв трубку, обнаружила трещину на подставке. Больше, чем трещину, телефон был поврежден огромным уродливым разрезом. Трубка тоже была повреждена. Она уставилась на телефон в руке, прежде чем аккуратно положить трубку на рычаги. Кто-то говорил по телефону и с такой силой положил трубку, что та треснула. Маленькой девочкой она висела на руках дяди как обезьянка на дереве - иногда она прижималась к его бицепсам руками, иногда висела головой вниз, держась одними коленями. Казалось, он мог держать ее в воздухе вечность. Пока она висела и раскачивалась, она не боялась, что он уронит ее. И этого ни разу не произошло. Она никогда не встречала мужчину сильнее, чем ее дядя. Только мужчина невероятной силы мог нанести такого рода повреждения лишь одним ударом.

Даже когда ее тело начало трястись, мысли Лайлы пришли в движение. Ей нужно уйти и найти безопасное место. Она взяла свой чемодан и побежала к двери, но звук шагов по деревянному полу заставил ее замереть.

Она развернулась, приготовившись поблагодарить Бога за то, что ее дядя вернулся, и все вдруг встало на свои места, как всегда и было.

Но это был не он.

И ничего не было в порядке.

Перед Норой стояла улыбающаяся женщина. На ней было элегантное черно-фиолетовое платье, малозаметная помада и преступный блеск в темных глазах. Стул Норы стоял у большого окна. Солнце уже село, прозрачные занавески двигались под вечерним бризом, словно зеленый дым, окутывая ее. Женщина, кем бы она ни была, выглядела лет на сорок пять, ее темные длинные волосы были уложены в классическую прическу. И, по какой-то причине, по форме ее губ, по линии ее подбородка, она напоминала ей Кингсли.

- Кто вы? - спросила Нора, ее голос дрожал от боли. Она не спросила: «Где я?», потому что не хотела знать.