Господин Никто - Страница 51

Передо мной длинный поворот, и я слегка снижаю скорость, рассеянно думая при этом: «Почему Одноглазый? Глупости. Кралев не одноглазый. И вообще эти пиратские повести полны всяческих измышлений».

Пока я читал потрепанную книжку, мне до смерти хотелось, чтобы меня звали Эмилем. А позже, когда Бобев толковал со мной об усыновлении, я в душе уже согласился и на эту фамилию, но без среднего «б», потому что Бобев звучит как-то глупо — напоминает боб, тогда как Боев звучит героически и для Эмиля в самый раз. Все это были, конечно, пустые мечты, и я никак не ожидал, что в один прекрасный день я запросто получу в унылой и мрачной милицейской канцелярии столь желанное мне имя вместе с новой профессией.

Приближаюсь к Авиньону. «Ситроен» летит мимо зеленых прямоугольных виноградников, мимо серебристых маслиновых рощ, мимо высоких длинных стен кипарисов, поднявшихся против яростных набегов мистраля. «Ситроен» летит и обгоняет тяжелые грузовики и легковые машины, но черного «пежо» Кралева все не видно. Вдали вырисовывается суровый силуэт папского дворца, потом снова блестят желтые воды Роны с полуразрушенным мостом — может быть, тем самым, на котором, как поется в известной детской песенке, «все танцуют, все танцуют», а потом снова кипарисы, и маслины, и виноградники, и летящая среди них все такая же бесконечная и белая лента шоссе.

Восемь часов утра. До Марселя менее ста километров. Стекло опять облеплено раздавленными на скорости насекомыми. Стрелка спидометра дрожит между ста двадцатью и ста тридцатью. Это не мало, если принять во внимание, что движение на шоссе все усиливается. Машины, мимо которых я проношусь с бешеной скоростью, приветствуют меня продолжительным сигналом клаксона, что в шоферском обиходе заменяет серию отборной брани.

Обгоняю черного, забрызганного грязью «пежо», но это не Кралев. Мне представляется невероятным, чтоб черномазый ускользнул, если только по каким-либо неизвестным мне соображениям он не сел в поезд. В таком случае все полетит к чертям. Ловко придуманная легенда о моем буржузном происхождении. Мое поступление на радио и инсценировка увольнения оттуда. Томительные и осторожные маневры, направленные на то, чтобы завоевать доверие Младенова. Придуманная пьеска «Спасение на границе» с заранее подготовленным вмешательством пограничников и моими холостыми выстрелами в грудь солдата. Длившиеся месяцами допросы, бессонные ночи под ослепительным светом лампы и идиотский рефрен «Ты жалкий предатель»… Все полетит к чертям. Все окажется напрасным. Обо всей этой истории никто не узнает. Об этой истории, лишенной всякого смысла.

Въезжаю в пригороды Марселя. Пешеходы, переходящие улицу где кому вздумается, светофоры, дающие, кажется, только красный сигнал, тяжелые грузовики, маневрирующие с убийственной медлительностью перед тем, как въехать в какой-нибудь гараж, или при выезде из него. Наконец я добираюсь до бульвара Ла Канебьер. Отель стоит на одной из площадей; он мне хорошо знаком, потому что в нем я останавливался по прибытии сюда три месяца назад.

Три месяца назад! У меня такое чувство, что с тех пор прошли годы. Но сейчас не время углубляться в теорию относительности. Вот она, площадь. Я сворачиваю вправо, проезжаю без остановки мимо отеля, на ходу устанавливаю отсутствие перед фасадом черного «пежо», потом ныряю в первый же переулок и ставлю машину под прикрытием внушительного грузовика. Десять минут десятого. Впрочем, тут время уже не играет роли.

Возвращаюсь пешком к отелю и вхожу в небольшой холл. Служащий за окошечком занят объяснением с супружеской парой пожилых туристов, которые, как видно, собрались уезжать и протестуют по поводу счета. Только я вознамерился спросить, какой номер занимает мадемуазель Младенова, как мой слух уловил до крайности знакомый шум мотора. Гляжу в окно и вижу, что мой дорогой пропавший «ягуар» внезапно вынырнул из неизвестности и резко затормозил у входа в отель.

Единственное убежище поблизости — телефонная кабина, к сожалению, снабженная широким стеклом. Втиснувшись в кабину, становлюсь спиной к двери, снимаю трубку и веду безмолвный разговор с несуществующим собеседником.

— Мадемуазель Младеноф? — слышу позади себя непроизнесенный мною вопрос.

— Комната триста девять, — отвечает служащий, прервав спор с пожилыми супругами.

Беглый взгляд убеждает меня, что Кралев направляется к лестнице. Лифта в отеле нет, а номер триста девять говорит о том, что комната Лиды на третьем этаже. Следовательно, в моем распоряжении несколько минут. Быстро вывернувшись из кабины, даю понять человеку за окошком, который лишь сейчас меня заметил, что я что-то забыл в машине, и выскакиваю на улицу.

Если тебе некогда поразмыслить в данный момент, то наиболее лучший выход для тебя — принять то, что продумал заранее. Кралев на моем «ягуаре» — это и есть третье «может быть», но не в лучшем варианте. Будь водитель опытнее, встреча совсем бы не состоялась. Моя таратайка пришла не от Ла Канебьер, а с противоположной стороны. Вероятно, прежде чем попасть сюда, черномазый разъезжал по улицам, расспрашивая, как ему проехать к отелю. Только это обстоятельство и позволило мне чуть опередить его. Отпираю багажник и вытаскиваю оттуда банку из-под масла «Шелл». Потом снова запираю и отступаю за угол, к своей машине, чтоб, никому не досаждая своим присутствием, наблюдать за отелем. Пользуясь тем, что на улице никого нет, вскрываю банку, и вынув маузер, кладу его в правый карман, а банку оставляю на краю тротуара в качестве рекламы фирмы.

Минуты проходят без видимых перемен в обстановке. Однако это вовсе не означает, что нигде ничего не происходит. Может быть, именно в эти минуты в комнате отеля на третьем этаже дурно обошлись с женщиной или даже убили ее. «Оставь ты эту женщину, — говорю я себе. — Тебя интересует не Лида, а Кралев. Стоит подумать о жизни тысяч людей, а не о какой-то дурехе».

Прошло около получаса, прежде чем из отеля вышли наконец Кралев и Лида. Кралев держит молодую женщину под руку. Лида кажется немного бледной, но спокойной. Значит, зря я тревожился. Есть женщины, которые легко привыкают к любой обстановке. Просто им нужно для начала разыграть маленькую драму. Кралев усаживает девушку в машину, садится с нею рядом и едет к Ла Канебьер.

Мой «ситроен» издали следует за старой спортивной машиной. На этот раз роль его меняется — черный «ситроен» представляет собой обычную, ничем не примечательную машину, если держаться на почтительном расстоянии, чтоб не выставлять напоказ свой номер. Кралев — никчемный водитель, но это не мешает ему оголтело гнать по улице в надежде, что люди вокруг, спасая себя, пощадят и его. При выезде из города «ягуар» сбавляет скорость у перекрестка и сворачивает на шоссе, ведущее к Лазурному берегу.

Судя по всему, перед выполнением опасной миссии черномазый решил вкусить счастье медового дня в одном из роскошных отелей на побережье. Это не противоречит и моим собственным проектам, пусть только этот тихий уголок будет не так далеко. После того как ты провел целых десять часов за рулем, длительное путешествие, даже если оно свадебное, значительно теряет свое очарование.

«Ягаур» пересекает Тулон и оставляет его позади, что пока вполне нормально — большой город, неприветливые улицы, вечная сутолока в порту. Но когда машина подобным же образом оставляет позади и Сен-Тропе, эту маленькую жемчужину Лазурного берега, я не могу не ругнуться по адресу черномазого. Моя ругань повторяется, когда мы минуем Сен-Максим, затем Сент-Рафаэль.

Этот дурак задумал, очевидно, предложить своей возлюбленной ни больше ни меньше, как Ниццу или Монте-Карло.

Дорога тянется у самого берега — покрытые зеленью холмы, красноватые скалы, синее море, словом, всякая чепуха, особенно если тебя одолевает сон и ты преследуешь самоубийцу, который беспечно и самонадеянно преодолевает повороты со скоростью девяносто километров, как это бывает с новичками. Я слежу за «ягуаром» издалека, по меньшей мере за два поворота, и, стараясь убить время, внушаю себе, что я бодр, как никогда.