Господин Чичиков - Страница 10
– Коньяка налить?
– Спасибо, ограничусь кофем.
Потемкин достал из навесного шкафчика пузатую бутыль «Хеннесси» и стопочку. Молча налил и молча выцедил.
– Порядок.
Затем аккуратно спрятал бумаги в стол, выключил компьютер, но уходить не стал, а сел на диван под кондиционер в ожидании босса.
Пижонистый Потемкин нравился Артему. Не задирал нос, не указывал, что называется, молодому сотруднику его место. Без уговоров присоединился к рутинной работе – перебирать базы данных магазина и склада, подсказывал, какие из них можно похоронить навсегда, какие оставить, но засекретив, а какие подготовить для пытливого ока проверяющего.
И еще тем был любезен Потемкин Артему, что умел успокоить его после частых, на манер печенежских набегов босса. Тот являлся в контору не менее трех раз на день и всякий раз бывал истеричен и зол. Даже успел пригрозить Артему понижением оклада. На что Потемкин заметил:
– Наложи. Не понизит, просто боится, что у тебя не выйдет. Пугливый он.
Сегодня босс под занавес не нагрянул – позвонил и дал команду расходиться. Это подняло Артему настроение, к тому же бухгалтер Людочка вручила ему в конверте аванс – пятьдесят долларов. Артем вышел из подъезда и, попрощавшись с Потемкиным, пошел провожать секретаршу Светочку к троллейбусной остановке. Оставив ее там, направился своей дорогой. Идти до дома было минут двадцать, он любил эти вечерние прогулки, летний закат, какую-то вечернюю легкость, разлитую в воздухе. Прохожих мало, разве что собак выгуливают, всюду зелень. Но сегодня черт дернул сократить путь, воспользовавшись проходным двором.
Он вошел под арку, и вдруг возникло то же ощущение дежа-вю, что и в первый день в конторе. Словно когда-то он шел так же с работы, но то ли осенью, то ли утром. Опять было что-то не так.
– Стой, педик, тихо. Не рыпайся. – Перед Артемом возникли двое молодых людей крайне неприятной наружности. Глаза их не выражали абсолютно ничего, словно были из олова.
Артем обернулся – сзади стояли еще двое.
– Часы снимай, – распорядился первый.
Второй добавил:
– И «кроссы», и джинсы. Бабки давай.
Артем испугался и поэтому сделал то, что делать было вовсе не нужно – заорал. Заорал что-то вроде «помогите», совершенно не выговаривая согласных. Вместо того чтобы рвануть, что есть мочи, побежать: стоял на подкашивающихся ногах да еще орал.
Первый вскинул руку – в лицо ударила струя из газового баллончика, а второй двинул в ухо, и Артем упал. Кто-то больно наступил на шею, подбородок уперся в асфальт. Левую руку вывернули и сорвали часы.
Артем уже не кричал, не шевелился и не чувствовал своего тела. Только страх жуткой, никогда не испытываемой степени. Газ, правда, оказался слабым, глаза залили слезы, но не более. Ребята отпустили его и не спеша разглядывали добычу:
– Что за котлы? – спросил третий, по голосу – старший.
– По-иностранному написано.
– Давай сюда. Посмотри, Шило, что там у него еще…
Артему показалось, что этого страха он больше не вынесет, и он неожиданно для себя прямо с асфальта, так сказать, с низкого старта, рванул куда глаза глядят.
– Стой, козел, убью! – раздалось сзади.
Артем невольно, все из-за того же страха, оглянулся и успел заметить, как тот, с взрослым голосом, вскинул руку, в руке было что-то черное и блестящее.
Он запнулся о свою же ногу и упал. Но об асфальт почему-то не ударился…
Артем открыл глаза. Напротив него, на краешке стола сидел Потемкин и глядел так, словно Артем только что отмочил мировую шутку.
– Я что, спал? – хрипло спросил Артем и машинально посмотрел на дисплей, чтобы узнать время, но тот был выключен.
Он поднял руку с часами – часов не было. Болели плечо и подбородок.
– Людочку благодари, – сказал Потемкин. – Нашего телепортера. А времени сейчас – шесть часов. Реверс.
– Реверс… Ну ни фига себе.
– Нравится, да?
– Ничего, – неуверенно произнес Артем.
– Так коньяка налить?
– Лей.
– Ну вот, – обрадовался Потемкин и достал из навесного шкафчика две стопочки. – Знаешь, Тема, одному пить все же неудобно.
Выцедив стопочку, Потемкин засобирался домой.
– Пошли, босса все равно не будет.
– Почему? – тупо спросил Артем.
– Разве забыл, как мы сегодня в восемь уходили? Пойдем, я тебя подвезу.
Валентин Павлович Шкурченковв в самом деле начинал свою карьеру мясником, а вернее – раздельщиком туш на рынке. Кроме уже описанных достоинств, был он человеком самолюбивым, заносчивым и глупым. В наследство от отца, потомственного алкоголика, ему достался крайне неуравновешенный характер. И еще одно ценное свойство: он умел заставить человека работать на себя и выжимать из него все соки. Сделавшись владельцем фирмы «Эъ», он вообразил себя великим стратегом, без малого Наполеоном. Любил рассуждать об «идеологии фирмы», о том, что «вы все здесь одна команда», ни в грош при этом никого не ставя. По примеру японских корпораций хотел даже разработать гимн фирмы и присягу на верность, но в последний момент пожалел денег.
Вот к этому человеку и явился Чичиков со вторым своим коммерческим визитом. Апартаменты Валика Шкуры – так его величали за глаза знакомые – занимали весь второй этаж над его же магазином. В коридоре сидел охранник – Шкурченковв опасался незваных гостей, – он выслушал Чичикова и пошел докладывать боссу. Докладывал минут пятнадцать. Потом вернулся и спросил у Чичикова тухлым голосом:
– Оружие есть?
– Тебе сколько надо? – спросил в ответ Чичиков.
Достал бумажник, развернул его, выдвинул краешком пачку купюр и сказал:
– Вот мое оружие.
Да и вошел.
Кабинет Шкурченковва напоминал музей антиквариата. На стенах – с десяток картин разного размера, но все сплошь морские пейзажи; непременные каминные часы на массивной малахитовой подставке, с бронзовой немецкой женщиной и мальчиком; в углу – бронзовая же скульптурная композиция – турецкий всадник, похищающий девицу греческой наружности. О всяких там подсвечниках и канделябрах не стоит и упоминать, было их много и были они всюду, кроме стола. Стол же обычный, но красного дерева, не был обременен никакой оргтехникой. Стояла лишь настольная лампа с зеленым абажуром.
Чичиков одним взглядом охватил убранство кабинета и понял: «С этим можно не церемониться». Так как хозяин остался сидеть за столом, наклонив голову несколько набок, то Чичиков изящным движением метнул на столешницу визитку и непринужденно уселся в кресло напротив.
– Покупаем, продаем? – начал беседу Шкурченковв.
– Всего понемногу, – без выражения ответил Чичиков. – Я к вам с весьма привлекательным предложением.
– То, что для тебя привлекательное-то понятно, – почему-то перешел на «ты» Шкурченковв.
– Продайте мне души ваших сотрудников, Валентин Павлович, – тем же бесцветным голосом предложил Чичиков.
– Я тебе хоть душу, хоть что могу продать, была бы цена.
– Цена будет, – заверил его Чичиков.
– Ну и?
– Скажем… – Чичиков взял паузу.
Шкурченков поерзал в кресле и вдруг предложил:
– Ты это, ты эту самую моей жены купи. Со скидкой.
Это удивительное предложение Шкурченков сделал тоже без всякого выражения, под стать манере Чичикова. Непонятно было, шутит он или всерьез.
Супруга Валентина Павловича, Лариса Гавриловна, с отчеством, измененным на Георгиевну, была женщиной невыносимых им качеств. Мы опустим такие мелочи, как безобразная мужиковатая внешность и патологическая ревнивость. Даже оставим без внимания ее требование пятидесятипроцентной доли в его бизнесе; он выделил ей двадцать пять и жалел об этом безмерно. Лариса Георгиевна обладала странным свойством: когда она находилась в одном помещении с мужем, пусть и не досаждала ему попреками, а занималась своими делами, скажем, по телефону болтала, Валентин Павлович чувствовал себя последним ничтожеством. Что только он не делал, чтобы побороть в себе это скотское ощущение. Даже как-то раз пожаловался друзьям-приятелям по парилке, на что Паляницын усмехнулся в усы, деляга Зуб тут же рассказал анекдот к случаю, а Мотузко важным тоном пояснил: