Господа офицеры! Книга 2 (СИ) - Страница 8

Основную массу военнопленных гнали в среднюю полосу страны: Ярославль, Кострома, Калуга, Саратов, Вологда, Орёл, Тула. Часть на Урал и Оренбург, подальше от районов военных действий. Огромная масса наполеоновских солдат и офицеров, сосредоточенных в лагерях и разбежавшихся по территории страны "шерамыжников", рассматривалась властями как социальная и военная угроза. Эти люди могли подбивать крестьян на бунт и бунтовать сами. Французы составляли примерно половину пленных, остальная масса была набрана из населения европейских стран. Из немцев в 1813 году был сформирован Русско-Германский легион, воевавший в Германии. Из испанцев и португальцев Александровский полк, переброшенный на кораблях и воевавший с Наполеоном в Испании. Остальным пленным было предложено перейти в российское подданство, временное или постоянное в качестве иностранных колонистов. Император Александр I издал в июле 1813 года соответствующий указ.

Шарль Ажен подписал присягу на постоянное подданство Русскому царю осенью того же года, как дворянин. Местом жительства выбрал Воронеж. Принял православие, женился, стал носить имя Карл Иванович Аженов. Служил чиновником восьмого класса в губернском управлении. Прошёл две проверки на лояльность после восстания декабристов и французской революции 1830 года. Имел четырёх детей. Жена Наталья значилась исконно русской.

Дед Петра воевал под командой генерала Барятинского в кавказской армии, выбивал черкесов в горах между Белореченской и Черноморской линией. За четыре года войны с 1860 по 1864 получил орден Святого Владимира, и ранение, уложившее его в лазарет. Лечился в Екатеринодаре, где женился и остался на жительство. Детей было трое, но двое умерли во младенчестве.

Николай — отец Петра, был у деда единственным сыном и пошёл по гражданской стезе. Преподавал французский язык в гимназии и числился по гражданскому ведомству. Так что родни особой в Екатеринодаре у Аженовых не было. Отец умер, оставалась сестра, мать и бабушкины родственники из станицы. А вот в Воронеже имелись тётки, двоюродные братья и сёстры. Все мужчины в роду отличались высоким ростом и могучим сложением. Дураками тоже не были. Сам Аженов закончил Кубанское Александровское реальное училище. Перед началом войны собирался поступать в Донской политехнический институт в Новочеркасске открытый в девятьсот седьмом году, на механический факультет. Кончать реальное училище тогда было выгоднее. После него можно было идти на математический или медицинский факультет в университет или в любой технический институт. После гимназии брали только в университет с гуманитарным образованием. Два года он работал в земской управе, откладывая деньги на учёбу и занимаясь подготовкой к поступлению. Но в начале 1915 года его призвали, и в августе он уже получил офицерские погоны, закончив 1-ю Житомирскую школу прапорщиков Государственного ополчения Юго-Западного фронта.

Обучали военному делу три месяца, военные пехотные училища тоже перешли на краткосрочное обучение 3-4 месяца, только в кавалерийских, артиллерийских и морских училищах учили от полугода до года. В пехоте же потери офицерского состава были просто огромными, требовалось пополнение. Во многих городах страны открыли школы прапорщиков, куда набирали лиц, имеющих среднее и высшее образование. Помимо уставов, строевой и полевой подготовки, изучали тактику, стрелковое, окопное, пулемётное дело, топографию, службу связи. Школу Пётр закончил по первому разряду и в октябре пятнадцатого был уже на фронте. Через полгода получил чин подпоручика, к семнадцатому году уже командовал ротой в чине поручика. Пятнадцатый год был самым тяжёлым. Не хватало винтовок, снарядов и патронов. Только через год, после заключения союзного договора с Японией немножко стало легче с оружием. Японцы поставили четыреста тысяч винтовок Арисака и патроны к ним, не считая сотен тысяч снарядов для артиллерии. На Юго-западный фронт японские винтовки почти не попадали, но шли трёхлинейки со складов Дальнего Востока. В газетах писали, что десятки тысяч японских добровольцев записались и воюют в составе русской армии с немцами и даже на турецком фронте.

Оружие в роте было разным. Винтовки имелись русские, австрийские, немецкие. Аженову нравился австрийский Манлихер. Отдача меньше, била точно и хороший ножевой штык. А если учесть больший калибр (8мм) и высокую скорострельность, из-за отсутствия необходимости поворачивать рукоятку затвора, то винтовка получалась великолепной. Грязь, попадавшая в большие окна при открытом затворе, так же быстро и вылетала. Недостатком можно было считать невозможность подзарядить пачку патронов, вставленную в винтовку. Немецкие трофейные маузеры были тоже неплохи, но патроны приходилось снимать с убитых немцев. Для Манлихера патроны делали в Петербурге, благо таких винтовок взяли много трофеями у китайцев во времена Порт-Артура. В атаку он всегда ходил с австрийским карабином. Та же винтовка, только короче и легче. Трофейный карабин весил всего три килограмма и летал в руках Петра как пёрышко. Хотя вес был для поручика не главным, он и длинной винтовкой мог махать с той же скоростью. Коротким оружием в траншее работать было одно удовольствие. Шашку не брал, карабина и нагана вполне хватало. Дрался всегда зло, уверенно и страшно. Силы в нём было немерено и в штыковом бою австрийцы отлетали от него как собаки от медведя. Но головы в суматохе боя он никогда не терял и обстановку контролировал всё время. Может поэтому и выжил. Говорили, что жизнь у прапорщика всего две недели. Он выдержал больше двух лет. Особо трудно было только первые два месяца, потом привык и набрался опыта.

Г Л А В А 7

17 января узнали, что красные на станции Гуково сосредоточили крупные силы для удара по соседней станции Зверево. Весь 1-й офицерский батальон (150 человек) погрузили в вагоны и попытались отправить навстречу большевикам. Через два часа в теплушках пришлось разводить костры, подстелив железные листы. Командир первой роты подполковник Плохинский, сбегав куда-то, узнал новости:

— Машинисты сбежали. "Викжель" объявил забастовку. Вести паровоз некому.

Командир приказал пока оставаться в вагонах, вдруг удастся кого-то отловить из железнодорожников.

Тёплое нижнее бельё, поддёвка под шинель пока позволяли посидеть и в вагоне. Первое, что сделали Аженов и Озереев — купили на рынке тёплые вещи. Даже вязаные перчатки. За винтовку голой рукой на морозе не возьмёшься. Денег осталось по десять рублей, что на еду было явно мало, но надеялись разжиться у красных.

Вечером отряд отвели в здание вокзала, там топили печи. Развязали мешки, съели по бутерброду с салом из запасов и запили кипятком. Кашу на всех сварили поздней ночью, когда уже половина пристроилась спать. Пётр съел две миски пшёнки с постным маслом и остался доволен.

Состав из Новочеркасска тронулся утром. Машинистов так и не нашли, вели паровоз офицеры из батальона, имеющие некоторые представление об управлении этим железным чудовищем. Скорость набрали дикую, сделали короткую остановку на какой-то станции, а потом состав опять понёсся по рельсам, тарахтя по стыкам как пулемёт, напрочь отбросив всю неспешность и размеренность железной дороги. Девяноста пять вёрст до Зверево промчались за час.

Батальон выгрузился и поставил охранение. На станции встречал взвод разведчиков, успешно отразивший красные дозоры, сунувшиеся к станции.

Плохинский приказал обыскать станционные строения. В пакгаузах нашли четыре десятка полушубков, два ручных пулемёта, японские грелки и непонятные коричневые пластинки, похожие на плиточный чай. Жалко не нашлось патронов, в роте выдали всего по тридцать штук. Пластинки оказались, как определили сапёры, мошной взрывчаткой, рядом с чаем и близко не лежали. Пять ящиков взрывчатки тоже неплохо — можно подорвать эшелон с большевиками или бронепоезд. Полушубки разобрали те, у кого были совсем ветхие шинели. Хотя шинель, в отличие от полушубка, хоть колени прикрывает. Одноразовые химические грелки тоже разошлись по рукам. Для раненых отличная вещь, если лежишь на снегу и не можешь двинуться. Пётр и Вадим забрали себе по одной.