Горящий рукав - Страница 57

Виктором на Севере… от лейтенанта до капитана. Теперь – академию закончили. Думали – хоть теперь в город! Опять в тундру! Простите его…

– Ну конечно, – пролепетал я.

Перед очами моими вдруг свесились ноги в слегка спущенных носках, задергались, заелозили – старичок с верхней полки торопливо подтягивал порты, явно спеша спуститься, принять участие в душевном разговоре – как же без него?

– А я вот пять лет безвинно отсидел! – проговорил он, оказываясь рядом.

– Интересно! – проговорил я. И сразу вспотел… что значит -

"интересно"? Не то, наверное, слово?

– Да уж, интереснее некуда! – уцепился старичок. Он вытащил из шаровар платок, долго утирал губы, готовясь к рассказу.

Ну что же… я приготовился слушать… нести свой крест. Но хоть бы дали его спокойно нести! Дверь со скрипом отъехала, и явился проводник. Ни "здрасьте", ни "извините"! Он молча уселся, потеснив женщину. Все молчали. Он считал, что пояснения излишни, что все и так должны знать, зачем он пришел. Женщина, засуетившись, вытащила деньги… Ах да – за белье!

– Сколько уже теперь-то? Десять? Ох, мать ети! – бормотал старичок.

Я молча протянул деньги… Новая заморочка: проводник почему-то их не брал, даже не поднял руки… в карман ему, что ли, надо засовывать?

– Билет, – безжизненно произнес он.

– Но я же вам отдал его!

– Ты на каком месте сидишь?

– На… тридцать первом, – на всякий случай глянув на бирку, ответил я.

Он молча раскинул свою переметную суму, показал – в кармашке с цифрой "тридцать один" билета не было!

– Ну?..

– Я точно вам отдал билет!

– Ну так где же он?

– Не знаю… Может быть, мимо сунули?

– Я мимо не сую! Собирайся – на первой сойдешь.

– Не собираюсь.

– А это мы поглядим! – Проводник удалился. Господи! Почему все наваливается на меня? "Агнец, берущий на себя все грехи мира"? С какой стати?

– Так вот… – выдержав паузу по случаю постигшего меня горя, старичок продолжил. – Как было: брат приехал погостить ко мне. Так?

– Наверное, – неуверенно пробормотал я.

– Поехал уже его провожать. Ну, выпили маленько, конечно, на ход ноги…

Пауза. Чувствую, он рассчитывает рассказ на всю ночь!

– Ну… дальше! – пытался как-то взбадривать его.

– Ну закемарили в зале ожидания…

"Это просто какая-то "Война и мир"! – подумал я. – Будет ли покой?"

– Проснулся я, чувствую – хочу курить. А в зале не дозволено. Пойду, думаю, на лестницу… и прихвачу с собой братнин чемодан, чтоб не сперли. Спал, пузыри пускал… брат-то.

– Понимаю.

– Вышел с чемоданом на площадку, только задымил – тут же хватают! Не братнин чемодан оказался. Чужой!

– И что же?

– Пять лет! – проговорил он.

– Ну как же? – тут я даже взбеленился. – Надо было… все объяснить!

Дверь в купе с визгом отъехала.

– Ну давай… коли можешь… объясняй им! – вздохнул старикашка…

Проводник появился, и не один. Я с отчаянием глядел на

"пришельцев" – два амбала-омоновца с сонными, равнодушными мордами.

– Выходи! – просипел омоновец.

Я вышел в коридор и сразу оказался между ними, как в тесной расщелине. Один был усат, усы его свисали надо мною, другой был безусый, зато непрерывно жевал, челюсть его ходила туда-сюда.

– Ну… какие проблемы? – проговорил жующий. Пятнистые их комбинезоны были сплошь утыканы какими-то наклейками, эмблемами, бляхами, полученными, видимо, за смелость в борьбе с нами.

– Никаких проблем!

– Где билет?

– Отдал проводнику.

– А почему ж у него твоего билета нет?

– Понятия не имею.

– И бабок нету?

Я покачал головой.

– Собирайся!

Я стал собираться. Что ж делать? Господь терпел – значит, и нам велел.

– Одним горохом питаюсь! – старик горячо обращался к военному с супругой. – Во, горох, – пнул он ногой чемодан. – Брату везу.

Все люди страдают, и часто – несправедливо. Почему ж для меня должно быть исключение? Я натянул плащ, кепку. Вагон, притормаживая, крупно затрясся. Мы въехали под гулкие желтые своды…

Дверь отъехала. Стояли мои центурионы.

– Ну… будьте счастливы! – сказал я моим спутникам.

Впереди легионеров я шел по проходу. Все двери в купе были открыты, все уже знали о случившемся, с любопытством выглядывали, но никто не вылезал. Слава богу, хоть не кричали "Распни его!". Прощальный взгляд моей красавицы… Все! Мы вышли на площадку тамбура. Чуть в отдалении крутил синюю мигалку "газик" с милицейской полосой, а прямо внизу, у железных ступенек, стоял маленький коренастый милиционер с расплюснутым перебитым носом.

Мы стояли над ним.

– Ну где там наш клиент? – Он задрал голову. – Мои ребятки заждались! – Он усмехнулся, открывая "фиксы".

Мои почему-то медлили. Проводник вдруг влез снизу по ступенькам и внимательно поглядел в глаза сначала одному моему гвардейцу, потом другому.

– Ладно… тут полюбовно все уладили! – произнес усатый.

Поезд, скрежеща, двинулся.

– Гостям всегда рады! – донеслось, уплывая, снизу, и пошла тьма.

Я не верил своим глазам… Что же это?

Усатый мотнул головой внутрь вагона: "Пошли!" Мы ушли с площадки, и он вдруг сдвинул дверь с табличкой "Проводник". На столике красовался роскошный натюрморт: крупно порубленная пышная колбаса, благоухающая чесноком, нарезанная селедочка, усыпанная полупрозрачными кольцами лука… Зеленоватая бутыль!

Усатый достал стакан, поставил… Четвертый. Мне?

– Спасибо! – пробормотал я.

Шмыгая носом, явился проводник. От шинели его приятно пахло холодом.

– Ну, давайте! – Он разлил по стаканам, оглядел всех строго, особенно меня. – За то, чтоб мы всегда были людьми!

Я быстро закусил луком, и, наверное, от его едкости по щеке заструилась горячая слеза.

Проводник стал раскладывать новые билеты по карманам сумки, и вдруг я, как завороженный, уставился туда… Тридцать первая ячейка – вон она где, в самом низу, а мой билет – я вспомнил – он вставлял в середину. Вот же он! Господи! Двадцать первый! Я поднял ликующий взгляд.

– Ну ладно… чего расплакался, – пробурчал проводник. – Давай лучше по второй!

Двадцать первое! А я сел на тридцать первое, приняв на себя все эти муки. Зачем?

– А ты, наверное, думал, мы не люди! – проговорил безусый, чокаясь со мной.

Когда это я так думал?

Мы быстро выпили. Чувствовалось, что у всех накипело на душе и всем хотелось высказаться. Правда, то, что думал сейчас я, сказать никак было нельзя. Сказать, что ничего на самом деле нет и я еду обыкновенно, по билету? Большего плевка им в душу невозможно даже представить! Они только что помиловали "зайца", и я им скажу, что я вовсе не "заяц"… Нет.

– Да, разговорчивый гость попался! – произнес усатый, и они засмеялись.

Действительно, что я сижу тут как пень?! Люди сделали добро, и хоть слов-то они заслуживают?

– Спасибо… вам.

– Разговорился, – произнес усатый, и они снова засмеялись.

"Ты… мастер слова! – мысленно проклинал я себя. – Можешь родить что-нибудь? Ну, давай!"

– Чего без билета? Потратился, что ли? – уютно усаживаясь, спросил проводник.

Мол, хотя бы увлекательным рассказом ты можешь нас ублажить?

Во ситуация! Любая история о любом безобразии будет здесь лучше, чем правда. Правда тут – самое худшее, что может быть. Любая ложь будет возвышеннее, чем правда. Ведь я же покупал билет! Но им лучше думать, понял я, что никакого билета не было и они, замечательные люди, меня спасли… и пусть будет так! Я молчал, чувствуя себя Богом, который из ничего создал Храм Любви и Добра… Все закусывали луком, но, наверное, не только лишь поэтому слезы стояли у всех на глазах.

И одним лишь словом могу все разрушить! Но зачем?

– Обокрали! – неожиданно даже для себя вымолвил я. Ну даешь, мастер слова! Я испугался.

– Где? – цепко спросил безусый.

Да, сюжет удачный, слушателей явно зацепил.

– В поезде! – с изумлением услышал я свой голос. – По пути сюда!