Горящее небо - Страница 9

— Вот и я думаю об этом, — тихо признался Петроний, глядя поверх головы правителя. — Очень не хочется верить… «Не хочется» — это потому, что тогда мы вынуждены будем сами увидеть свои ошибки. И признать его — странного, непонятного, тщедушного и униженного людьми — выше себя. А я ведь его ненавижу. И ненавижу сильно. Тому есть много причин. Одна из них в том, что он объявляет себя Сыном Бога. А я не мог это принять. Каким должен быть Бог, который отдал Сына Своего на погибель, искупая грехи человечества? Строя новую веру, новые заповеди… Мог бы просто явить Свою мощь и Свою ярость, так нет, нисходит к душам людей, к совести их, к их рассудку… Пытаться спасти их такой ценой?! Вот тут-то мне и становится страшно. Если Он настолько любит людей, значит, Он действительно истинный Отец и Создатель. А как же наши боги?.. А если мы убьем того, кого Он послал? На свете много непознанного и скрытого от нас. Это фарисеям злоба закрыла глаза, но мы-то находимся в здравом рассудке… Почему же мы стали сомневаться?.. Нет, я не могу поверить, чтоб Бог отдал Своего Сына ради спасения людей… А если это всё же так?..

— Скажу и я, — через силу промолвил прокуратор. — Скажу… Я никогда не был трусом, а сейчас боюсь это сказать… Но именно поэтому и скажу. Не как верному мне воину, а как одному из немногих, кого я считаю в числе своих друзей… И у меня неспокойно на сердце. Ты понимаешь, почему это странно: я — солдат, я повидал такого, что на десятерых хватит. И я уже давно не сомневаюсь. Если я вижу белое, я говорю: «белое», если вижу чёрное, говорю — «чёрное». А сейчас я вижу то, чему боюсь дать название… Я скажу тебе так: я хотел бы отпустить его… И я скажу тебе больше: если он — Сын Бога и он воскреснет, то первое же, что я сделаю — запрещу чеканить моё изображение на монетах, пока я жив.

— Откажешься от столь великой чести?

— Я сказал тебе: изображения моего не будет… Всё, не докучай мне вопросами. И без того этот день принёс мне сомнений и растерянности больше, чем за всю мою жизнь… Иди и делай своё дело.

— Что?

— Я сказал: иди и делай своё дело. Что тебя смутило? Выполняй приказ, сотник!

Когда Петроний удалился, Пилат долго стоял неподвижно, глядя вперёд невидящим взглядом, потом, словно в забытьи, прошептал:

— Если это окажется правдой… Тогда я хотел бы, чтоб не только изображение моё исчезло с монет… Тогда лучше бы и памяти обо мне исчезнуть из летописей. Потому что и моё имя будет покрыто позором наравне со всеми, кто предавал его мучениям и смерти. И никто не узнает, что… Но и это не самое главное. Важно то, что я сам…

—…Осталось совсем немного времени, — сказал Петроний, склоняясь над лежащим на земле претории телом Проповедника. — Пилат совсем обезумел. Он разрывается между обязанностями прокуратора и личными желаниями. Именно это и послужило причиной того, что на тебе не осталось живого места. Он пытается убедить себя в безразличии к тебе и одновременно вызвать жалость у Синода… Глупец — они не знают жалости! Когда есть опасность потерять власть, все остальные желания не имеют значения… Богом избранный народ, — усмехнулся он. — Это может стать началом хорошей традиции: избранный распинает своих избирателей… Да, это нужно запомнить, когда-нибудь это мне пригодится. Ты плохо влияешь на людей, проповедник. Не знающий жалости Пилат в смятении. Ты посеял зёрна сомнения в его душе. Теперь ему трудно будет жить на этом свете. Ирод поставил под сомнение бесспорность мудрости Синода и правильность выносимых им приговоров. Но они всё равно ненавидят тебя. А из-за того, что я перечислил, они и тебя ещё больше… Признаюсь, проповедник, и мне жаль тебя. Жаль как человека… У тебя ещё есть шанс спастись. Сейчас Пилат выведет тебя к первосвященникам и фарисеям, чтобы показать, что ты уже достаточно наказан и высмеян. Проси у них о снисхождении. Тебе стоит только заговорить с ними, смириться, и я знаю, что ты останешься жить… Что скажешь?

Окровавленное тело зашевелилось, с невольно вырвавшимся стоном боли Проповедник повернул к римлянину голову и прошептал:

— Не могу… Если выживу Я, то погибнут миллионы… Я выполнил свою миссию… Настал черед новой эры… Новых людей… Если Я отступлюсь, род людской погибнет в злобе и распрях… Я свидетельствовал людям о Боге, а теперь должен уйти к Богу, чтобы свидетельствовать Ему о людях… Они спасены… Я оставил после Себя тех, кто разнесёт весть об этом по свету… Я не боюсь смерти. Там ждёт Меня Отец, который встретит Меня с любовью и утешит… Но Я ещё вернусь. Даже после всего этого Я вернусь… Чтобы укрепить их… Ещё раз подтвердить… Дать ещё одно свидетельство… Они слишком долго жили во тьме, чтобы сразу привыкнуть к свету… Он ослепил их, им больно и непривычно… Поэтому они бранятся и пытаются убрать ослепляющий их источник… Но как можно погасить солнце? Оно уже взошло… С Моей смертью весть останется до конца дней… Я не могу отступиться… Я не имею права отступить…

— Твои мучения напрасны, — покачал головой Петроний. — Ты не понимаешь этого. Или не хочешь этого понять… Ты знаешь, что такое — смерть на кресте? Это самая мучительная казнь из всех, что придумали люди за это время. Тебя ожидает немыслимая жажда, чувство позора от выставления напоказ твоих мучений, боль неухоженных и терзаемых ран. Люди будут смотреть на твои муки и на твоё диковинное представление, наблюдать за каждым твоим стоном, с радостью ожидать каждой твоей гримасы. Раны твои будут разрываться гвоздями, опаливаться солнцем, тысячи мух слетятся, чтобы ужесточить твои мучения… Ты знаешь, что это такое, когда гвоздь входит в твоё тело и скрипит о кость? А потом, когда ты будешь извиваться от боли, забывшись в горячке беспамятства, метаться на кресте, они будут точить твои кости, тереться о них, разрывать твои раны… Ты представил все это? Нет, ты представь хорошо… Это долгая смерть. Слабые, которых смерть милует, висят на кресте не меньше суток, более сильные выдерживают до трёх суток… А стоящие у креста солдаты будут время от времени подносить к твоим губам губку с напитком, чтобы ты не умер раньше времени от жажды… Но самое страшное то, что все это будет напрасно. Ты помнишь, какой завтра день? Завтра особенный, высокий день: второй день Пасхи, когда приносится жертва снопа. По вашим законам тебя снимут с креста, предварительно перебив голени… Понимаешь, о чем я говорю? Это нарушение пророчества, в котором говорится: «Ни одна его кость не сокрушится». А если не снимут и оставят на ночь, то опять же, согласно вашим законам, ты будешь осквернён. Остаться на ночь на дереве — по вашим законам означает быть отданным во власть сатаны и навсегда потерять душу для Бога. Чтобы этого не случилось, ты должен быть захоронен до захода солнца. Так что уже не сходится одно с другим… И одежд делить твоих не станут. Я их вполне могу выкупить у солдат. А если и не стану выкупать, то жребий о твоих одеждах они бросать не будут. Разделят поровну — и всё. Четыре солдата — на четыре части… И это будет происходить у тебя на глазах. И ты уже перед смертью будешь знать, что все, оставленное в Писании, не про тебя. И это удвоит твои мучения мыслью о бесполезности гибели… Но самое важное, что и ты, и я, и мы оба знаем, что ты не воскреснешь. Это невозможно… Но у тебя нет необходимости страдать. Ты сам свидетельствовал против себя на суде. И теперь ты сам же можешь спасти себя от позорной и ненужной смерти. Одно-единственное слово — и всё кончится… Я понимаю, что ты знал о своей смерти, предсказывал её, готовился к ней… Но подумай о том, что все ещё можно изменить. Посмотри, как прекрасна жизнь. Ты ещё молод, у тебя всё впереди — и слава, и богатство, и уважение. Оглянись назад: ты же ничего не оставляешь после себя. Ты вырос в деревне, в бедной семье, работал плотником, потом странствовал по миру. У тебя не было семьи, не было дома, ты не занимал значительных должностей и не писал мудрых книг. У тебя даже образования нет. Ты ещё не видел мира, не ездил в дальние страны смотреть на творящиеся там чудеса и не восхищался обычаями и традициями живущих там народов. Что хорошего было в твоей жизни? Даже те, кто называл себя твоими учениками и братьями и утверждал, что любят тебя, — бежали, бросив тебя на поругание. Все отвернулись от тебя. Более того: тебя ненавидят и желают твоей смерти. Вот всё, чего ты добился. Люди не хотят видеть тебя в своём числе. У тебя нет собственности, нет денег, нет будущего. У тебя даже дома своего нет. Ты умрешь среди разбойников и лжецов, как разбойник и лжец. Неужели ты думаешь, что после этого люди будут любить тебя, почитать и слушаться оставленных тобой заповедей? А ведь всё ещё не поздно отменить. Ты останешься жить и сможешь начать всё сначала. Смотри сам: даже могущественный Пилат расположен к тебе. Ты знаешь, что это значит — иметь другом такого человека, как прокуратор Иудеи? Это — возможности, власть, богатство, милости… Ирод интересуется тобой. У тебя появятся возможности отправиться путешествовать в дальние страны, в диковинные земли. Посмотреть удивительных зверей, диковинные строения, говорить с лучшими мудрецами мира. Ты будешь стоять на борту корабля, а ласковый ветер странствий будет ласкать твоё лицо, и солнце будет звать тебя вперёд — к приключениям, знаниям и радости… А женщины? О, эти ласковые и нежные женщины! Они будут радовать тебя своей заботой, услаждать твой взор, любить тебя. Что скажешь на это, проповедник?