Горячий лед - Страница 20

Уитни купила туфли, затем корзину ручной работы, инстинктивно торгуясь на беглом французском.

Дуг восхищался, наблюдая за Уитни, которая, как оказалось, была прирожденным спорщиком. Ему нравилось, как она, забавляясь, торгуется из-за какого-нибудь пустяка. Казалось, что она будет разочарована, если торг закончится слишком быстро или цена упадет слишком драматически. Так как он никуда не мог от нее деться, Дуг решил относиться к делу философски и смириться с партнершей. На данный момент.

– Интересно, – сказал Дуг, – кто понесет все, что ты купила?

– Мы оставим покупки на складе вместе с багажом. И надо купить провизию. Нам же нужна еда? Ты ведь собираешься есть в этой экспедиции? – Глаза Уитни смеялись. Она взяла плод манго и покрутила им перед носом Дуга.

Он усмехнулся, выбрал второй, затем бросил оба в ее корзину.

– Только не очень увлекайся.

Уитни бродила среди прилавков, торгуясь и старательно экономя франки. Трогая пальцем ожерелье из ракушек, она рассматривала его так же внимательно, как делала бы это у Картье. Очень быстро она обнаружила, что может отфильтровывать странный малагасийский акцент, поэтому она без труда слушала и отвечала по-французски. Бродя по рынку, она внимательно вглядывалась в лица торговцев. Ей показалось, что у этих людей есть какая-то гордость, не позволяющая им демонстрировать свой пыл, но от взгляда Уитни не ускользнуло, что бедность наложила свою печать на многих.

Куда они ездят на своих повозках, думала Уитни? Они не кажутся усталыми. Крепкие люди, могла бы она сказать. И кажутся довольными, хотя многие ходят босиком. Одежда их может быть пыльной, иногда рваной, но она всегда яркая. Женщины носят косы, их волосы тщательно уложены в замысловатые прически. Зома, решила Уитни, в такой же степени социальное явление, как и экономическое.

– Давай-ка прибавим шагу, красотка. – Он чувствовал между лопатками какое-то жжение. Когда Дуг поймал себя на том, что в третий раз оглядывается, он понял, что настало время двигаться дальше. – Мы сегодня должны сделать гораздо больше.

Уитни положила фрукты в корзину, где уже лежали овощи и кулек риса. Возможно, ей придется идти пешком и спать в палатке, подумала она, но не придется голодать.

Дуг молча наблюдал за ней, и его забавлял разительный контраст белой женщины с кожей цвета слоновой кости и светлыми волосами и темнокожих торговцев и покупателей – мужчин и женщин. В ней можно было безошибочно угадать класс даже тогда, когда она торговалась из-за высушенного перца или инжира. Она не в его стиле, сказал себе Дуг, вспоминая тот тип женщин, в перьях и блестках, к которому его обычно тянуло. Но ее трудно забыть.

Повинуясь внезапному импульсу. Дуг поднял мягкую хлопчатобумажную дамбу и обернул ее вокруг головы. Когда Уитни, смеясь, повернулась, она показалось ему настолько изумительно красивой, что Дуг потерял дар речи. Ему показалось, что он стал бледным как полотно. Ей стоило бы одеваться в белый шелк – прохладный, гладкий, подумал Дуг. Он был бы рад покупать его ей целыми километрами Он бы заворачивал ее в этот шелк, в километры этого шелка, а затем медленно снимал бы его, пока не осталась бы только ее кожа – такая же белая и гладкая. Он будет смотреть, как ее глаза темнеют, будет ощущать, как ее плоть становится жаркой. Когда он будет сжимать ее голову ладонями, то забудет, что она не в его стиле.

Уитни заметила, что его взгляд изменился, почувствовала внезапное напряжение в его руках. Ее сердце сильно забилось. Разве она не думала раньше о том, какой он любовник? И разве не думает об этом сейчас, когда чувствует, как желание захлестывает его? Вор, философ, оппортунист, смельчак. Кто бы он ни был, ее жизнь переплелась с его жизнью и возврата к старому больше нет. Когда придет время, они будут вместе. Это произойдет, как удар грома – без красивых слов, без свечей, без романтического сияния. Ей не требуется романтика, она знала, что его тело будет сильным, рот – жадным, а руки будут знать, к чему прикоснуться. Стоя на рынке, она забыла обо всем, не слышала экзотических звуков, не чувствовала экзотических запахов.

Опасная женщина, подумал Дуг. Когда сокровища уже почти в руках, Димитри висит на спине как обезьяна, он совершенно не может позволить себе думать о ней как о женщине. Женщины – женщины с большими глазами – всегда вели его к гибели.

Они были партнерами. У него были бумаги, у нее – деньги. Их взаимоотношения были так же сложны, как дорога к сокровищам.

– Тебе лучше на этом закончить, – довольно спокойно сказал Дуг. – Мы должны позаботиться о походных принадлежностях.

Уитни сделала долгий выдох и напомнила себе, что он уже обошелся ей более чем в семь тысяч долларов.

– Хорошо. – Но она все же купила дамбу, сказав себе, что это просто сувенир.

Около полудня они ждали поезд, стоя на перроне, рядом лежали рюкзаки, набитые продовольствием и походным снаряжением. Дуг был беспокоен, ему не терпелось начать действовать. Рискуя жизнью, он поставил свое будущее на маленький пакет бумаг, приклеенный к груди. Он всегда рисковал, но на этот раз он сорвет банк. Летом он будет сорить деньгами, лежа где-нибудь на горячем песке и попивая ром, а темноволосая и темноглазая женщина будет натирать его плечи маслом. У него будет столько денег, сколько нужно, чтобы Димитри его никогда не нашел, а если он захочет посуетиться, то только ради собственного удовольствия.

– Вот и поезд! – Чувствуя прилив возбуждения, Дуг повернулся к Уитни. Накинув на плечи шаль, она аккуратно записывала в свой блокнот очередные расходы. Казалось, что ей не жарко, в то время как его рубашка начала прилипать к спине. – Когда ты перестанешь все это записывать? – сказал Дуг, взяв ее за руку.

– Только добавлю стоимость твоего билета, партнер.

– Господи! Когда мы получим то, за чем едем, ты будешь стоять по колено в золоте, а тебя беспокоят какие-то несколько франков.

– Забавно, как быстро они прибавляются, а? – Улыбнувшись, Уитни засунула блокнот обратно в сумочку. – Следующая остановка – Таматаве.

Когда Дуг вошел в вагон вслед за Уитни, у платформы остановилась машина.

– Вот они. – Выпятив челюсть, Ремо положил руку на рукоятку пистолета. Пальцы другой руки коснулись повязки на лице. У него были личные счеты с Лордом. Поквитаться с ним будет приятно. Но тут маленькая рука с розовым обрубком пальца железной хваткой вцепилась в его плечо. Манжеты по-прежнему были белоснежными и в этот раз скреплялись запонками в виде золотых овалов. От прикосновения этой изящной руки – несмотря на уродство, даже элегантной – мышцы Ремо задрожали.

– Раньше ты позволял ему себя перехитрить. – Голос был тихим и очень ровным. Это был голос поэта.

– Считайте, что он уже мертвец.

Раздался приятный смех. Клубы дыма от дорогого французского табака поднялись в воздух. Ремо не позволил себе расслабиться и молчал, даже не пытаясь оправдаться. Манеры Димитри были обманчивыми, и Ремо уже приходилось слышать его мягкий, приятный смех, когда хозяин прижигал пятки жертвы огнем своей зажигалки с монограммой. Поэтому Ремо не пошевелился и не раскрыл рта.

– Лорд – мертвец с тех самых пор, как осмелился меня обокрасть. – В тоне Димитри послышались злобные нотки. Это был не гнев, а какое-то более сильное, холодное и спокойное чувство. Змея, изрыгая яд, не всегда находится в ярости. – Верни мне мою собственность, а потом убей его так, как тебе понравится. И принеси мне его уши.

Ремо жестом приказал человеку на заднем сиденье пойти за билетами.

– А женщина?

Последовал еще один клуб табачного дыма – Димитри размышлял над этим вопросом. Он уже давно понял, что поспешно принятые решения часто оставляют за собой запутанные следы. А он предпочитал, чтобы все было гладко.

– Симпатичная женщина, достаточно умная и решительная, раз сумела перерезать Бутрейну яремную вену. Постарайтесь причинить ей как можно меньше вреда и доставьте ко мне. Я хотел бы с ней поговорить.

Удовлетворенный, Димитри откинулся на сиденье, лениво наблюдая за поездом через затененное стекло машины. Страх, который испытывали его подчиненные, буквально витал в воздухе, и это его очень забавляло и доставляло ему удовольствие. В конце концов, страх – это самое элегантное оружие. Димитри сделал знак своей искалеченной рукой.