Горячие ветры севера - Страница 14

ГЛАВА VII

Отроги Облачного кряжа, под холмами жнивец, день шестнадцатый, утро

Вонища в норе стуканца со временем выветрилась, но оставалась еще достаточно сильной, чтобы мое издерганное страхами воображение неутомимо рисовало картины жуткого столкновения. Одну страшнее другой. Смелость никогда не являлась моей характерной чертой и кусочек рассудка, сберегший ее остатки, спрятался глубоко-глубоко, на самое дно разума, робко напоминая оттуда, что бояться нечего - летом подземные страховидлы залегают в спячку и по выработкам не шастают. Вот, правда, толку от его зудения было мало. Страх не отпускал. Липкими щупальцами сжал сердце, желудок и всю прочую требуху, превращая в издерганный холодный комок. Оставалось только надеяться, что зубы мои не клацают слишком громко.

Двигались мы таким порядком. Я полз впереди. То на карачках, а то и вовсе на брюхе - прорытый в рыхлой породе ход отличался неустойчивостью и кое-где обрушился, оставив между кучами глинозема и сводом лишь небольшие просветы, позволявшие с трудом протискиваться взрослому человеку. Следом за мной Этлен волок так и не пришедшую в сознание сиду. Как он умудрялся не заклиниваться в сужениях своими закрепленными за спиною мечами? Не знаю. Гелка замыкала процессию. Несколько раз я пытался оглянуться - не отстала ли? С таким же успехом можно было попытаться сверить путь по Небесному Светилу или звездам. Тьма стояла, хоть глаз выколи. И факела не зажечь - не очень то удобно ползти на четвереньках с мешком, кайлом и вязанкой хвороста. Из всех хватательных органов свободными оставались одни лишь зубы. В самый раз для факела.

Сколько продолжалось наше путешествие? Один Сущий Вовне ведает.

Мне показалось, что минули, самое малое, сутки. Думаю, на самом деле времени прошло гораздо меньше.

Стуканец - вредное животное... Нет бы рыть ходы прямые да ровные. Как же, дождешься. Нора виляла, как старатель после затяжных посиделок в "Развеселом рудокопе". Сворачивала то вправо, то влево. Поначалу стала забирать круто вниз. Я даже забеспокоился, если в плотном коконе охватывающего меня ужаса оставалось место для такого мирного и уютного чувства, как беспокойства, что все, конец, не выберемся никогда. Избежали погребения по-трейговски, в огне, схлопочем по-веселински, с хорошим курганом над головой. Чем наши холмы не курган?

Потом, правда, пол выровнялся и вскоре ход начал подниматься.

Вот тут-то, ускорившись на радостях, я пребольно стукнулся лбом о выступающий из кровли обломок породы. Аж искры из глаз посыпались. Никакого огнива не нужно.

Ну что же я такой невезучий?!

Скорее от обиды, чем от боли, я завернул парочку настолько отборных словесных пируэтов, что сопящий позади телохранитель удивленно крякнул. Он за свою тысячу лет вряд ли мог где услышать подобное. Я бы тоже не узнал, если бы не общался в детстве и отрочестве с отцовским псарем - Клеоном. Уж он-то любил соленые словечки, которые мы, мальчишки, с наслаждением ловили и запоминали. Позже, они надежно забылись, как я думал. Сколько не секли меня в Школе, где у отцов-наставников весьма в почете телесные наказания, как ни пороли перворожденные за недоимки, никогда себе такого не позволял. А тут - на тебе всплыли. Да еще в компании девочки-подростка и убеленного сединами сида. Мак Кехта, хоть и дама, а не в счет, потому как без сознания.

- Ничего, Эшт, терпи, - Этлен произнес это без насмешки, скорее. с пониманием. Жить хочешь - терпи.

Терплю. Что остается? Спасибо на добром слове.

Я потрогал пальцами стремительно вспухающую шишку - кроме всего прочего еще и ссадина с вершок - и пополз дальше.

Два поворота направо. Что ж он кругами-то ползает? Один - налево... Мы вывалились, как поначалу показалось, на свободу. Я даже готов был поверить, что настала ночь, так как тьма продолжала нас окутывать непроницаемой завесой. Глупые надежды.

- Зажги факел, - Этлен, похоже, догадался обо всем раньше. Жизненный опыт есть жизненный опыт.

Ладно, зажгу. О чем речь?

Голубоватые искры, сорвавшиеся с кресала, упали на высушенный гриб-трутовик. Затеплился маленький, бледный язычок пламени, от которого я поджег одну из веток.

Как только неровный свет факела упал на наши перепачканные потом и грязью физиономии, Гелка кинулась ко мне:

- У тебя кровь на лбу, Молчун! Дай вытру.

Хорошо, что всего лишь кровь. Я-то думал, мозги вылезут.

Осторожно потрогал пальцем край шишки. Верно. Кровь. Присохшая корочка. Вот пусть так и остается.

- Спасибо, белочка. Не надо тереть. Все в порядке. Дай оглядеться сперва...

А что там "оглядеться"? Оглядывайся, не оглядывайся и так все ясно. Мы угодили в старую выработку. Об этом можно было догадаться по почерневшим от времени крепежным венцам, провалившимся под тяжестью породы горбылям затяжки, никем не убираемым кучам обломков у стенок. Скорее всего, заброшенная рассечка. Штольнями уже лет двести никто не пользовался. По мере истощения запасов самоцветов работы уходили все глубже и глубже под холмы. А штольня нужной глубины не даст. Поэтому на Красной Лошади били в основном шурфы, а уж из них - рассечки.

Воздух в подземелье стоял затхлый, а значит проветриванием и не пахло. Это подтвердило первоначальные предположения о заброшенности выработки. Старатель до такого состояния собственную рассечку не доведет.

Пока я крутил головой, разглядывая окружающие нас почерневшие деревяшки и грубо обтесанные стены, Этлен осмотрел феанни. Не знаю, может у сидов голова по другому устроена, но если бы меня волокли за шиворот по камням, как мешок с репой, то для поддержания бессознательного состояния не помешала бы пара-тройка хороших ударов по темечку.

- Еще немного времени и она будет в порядке, - телохранитель поправил локон госпожи, выбившийся из-под кольчужного капюшона. - Совсем немного.

Я кивнул. Действительно, Мак Кехта сейчас производила впечатление скорее мирно спящей, чем оглушенной. Глядишь, и оклемается.

- Молния ее не коснулась? - магическое поражение могло бы во многом объяснить такое долгое восстановление сил.

- Нет. Попала рядом.

Этлен помолчал.

- У них сильный чародей.