Горы Маджипура - Страница 22
Харпириас во время обеда выяснил у Коринаама, как по-отинорски спросить «Как тебя зовут?», и когда девушка пришла, задал ей этот вопрос.
— Ивла Йевикеник, — ответила она.
Он показал на нее пальцем и повторил. Она кивнула и постучала себя пальцем в грудь.
— Ивла Йевикеник, — снова произнесла она.
— Харпириас, — он указал на себя.
— Харпириас.
По крайней мере, это они установили.
Очевидно, она решила, что раз он может произнести на ее языке одно предложение, то теперь уже достаточно бегло говорит на нем. Из ее уст полился поток слов, поставивший его в тупик. В конце концов он рассмеялся и кончиками пальцев постучал себя по виску, словно показывая, что там, внутри, нет ничего, кроме пустоты. Казалось, это она поняла. Но ей все равно хотелось поговорить. Долгое время они пытались найти общий язык, терпеливо объясняя друг другу значения слов, — но все было напрасно. Наконец они сдались и направились к груде мехов.
В тот момент, когда Харпириас готов был войти в нее, девушка снова прошептала слово, которое он расслышал как «шабиликат». На этот раз он его не повторил.
После, когда они лежали, обнаженные, тяжело дыша, и ждали, когда восстановятся его силы, она опять стала что-то ему говорить, мягко, почти нежно. Ласковые слова, предположил он.
Или, возможно, благодарность за его готовность уступить требованиям Тойкеллы. Это несколько смутило Харпириаса. Ему хотелось от нее не благодарности.
Девушка действительно довольно привлекательна, сказал он себе. Я никому этим не делаю одолжения, кроме самого себя.
Правда ли это? Не совсем, как он понимал. Но ему очень хотелось верить, что это действительно так.
Среди ночи она настояла на том, чтобы они вместе вышли на площадь.
Идея показалась ему безумной, но сомнений в намерениях девушки не оставалось, так как она встала, оделась и подала ему его одежду. Он понял, что должен ее надеть. Затем она взяла его за руку и вывела из дома.
Снаружи стояла полная тишина. Ночь была ясной и холодной, на небе висели три маленькие луны и сияла алмазная россыпь звезд. Девушка начала что-то показывать ему с помощью пантомимы, снова и снова повторяя одни и те же жесты, показывала на стену ущелья, потом поднималась на цыпочки, словно хотела показать что-то за ней, и постепенно Харпириас догадался, что она просит его описать ей мир, лежащий за громадой этой каменной стены.
Поблизости валялась брошенная метла, которой мальчики подметали площадь. Он взял ее и концом палки начертил на только что выпавшем снегу карту Маджипура: два основных континента, вытянувшиеся рядом, а между ними Остров Сна и выжженный солнцем пустынный континент Сувраэль внизу.
Поняла ли она то, что он нарисовал? Как он мог проверить?
— Мы находимся здесь, — сказал он, указывая палкой от щетки на северо-восточный конец Зимроэля и произнося слова преувеличенно четко, словно это могло ей помочь понять его. — Мы называем этот район Граничье Кинтора. — Он бросил на нее взгляд, пытаясь понять, говорит ли ей о чем-либо это название, но ее лицо выражало только напряженное любопытство, а не понимание. Он сделал из снега гряду, чтобы обозначить горный хребет, который отделял Граничье от остальной части западного континента.
— Здесь, внизу — продолжал он, — расположен город Ни-мойя. Большой, большой, большой город. Много, много миллионов людей. — Он чувствовал себя идиотом, разговаривая с ней таким образом. Нарисовал реку Зимр, бегущую с запада на восток через верхнюю треть континента, и ткнул палкой в снег возле устья реки, чтобы обозначить город Пилиплок. — Морской порт, — произнес он. — Очень крупный.
В нем живет множество скандаров. — Харпириас попытался проиллюстрировать это, изобразив четыре руки. — Скан-да-ры. А вот эта река, текущая с юга, — это Стейч. Здесь, в джунглях, живут метаморфы. Ты можешь себе представить, на что похожи джунгли, а? Очень жарко.
Все время дождь. Огромные деревья. Вот откуда произошли метаморфы.
Люди, как Коринаам.
Ме-та-мор-фы. Ко-ри-на-ам.
Бесполезно. Нелепо.
Однако она кивала головой и нетерпеливо улыбалась, поощряя его продолжать. Он нарисовал ей другие крупные города Зимроэля, насколько помнил их со школьных времен: Пидруид, Тил-омон и Нарабаль на западном побережье и Дюлорн более или менее на том месте, где он и должен находиться, внутри материка, и еще несколько других. Потом перешел к другому большому нарисованному им кругу, который изображал Алханроэль, встал на колени и, протянув руки вперед, сгреб снег в кучу, которая изображала Замковую гору.
— Вот здесь я живу, — сказал он. — Большая, большая гора, вот такая, огромная гора, достающая до звезд, и по ее склонам стоят города. На вершине стоит замок. Замок. Замок короналя.
Коро-наль. Король всей планеты. Лорд Амбинол, корональ Маджипура.
Он уже начал мерзнуть в эту прекрасную летнюю ночь. Уши и кончик носа жгло. Но он твердо решил не прекращать урок географии, пока она внимательно слушает, а Ивла Йевикеник определенно слушала внимательно, глядя на него будто зачарованная. Харпириас снова и снова рисовал для нее палкой от щетки — реку Глэйдж, Лабиринт понтифекса, а в южном течении реки города Алаизор, Трейнон и Стойен и древние каменные развалины бывшей столицы метаморфов Велализера. Он продолжал бы так до утра, называя каждый из Пятидесяти Городов и еще множество других, но через несколько минут она подошла к нему и потерлась щекой о его плечо.
На сегодня с нее было достаточно географии.
— Шабиликат, — произнесла она и повела его обратно в дом.
11
Тропа к священным охотничьим угодьям начиналась прямо за королевским дворцом и поднималась пятью крутыми петлями серпантина к незаметной снизу глубокой расселине в боку скального склона. Оттуда она постепенно поднималась, извиваясь туда-сюда, все выше и выше, пока не показался край ущелья. Эта тропа была очень похожа на дорогу к пещере, где держали заложников, — труднопроходимая, каменистая и узкая, но гораздо менее крутая. Харпириас преодолевал ее с гораздо меньшим трудом, хотя снег, выпавший за несколько дней до этого и еще не растаявший, делал подъем весьма опасным. Охотничья экспедиция состояла из двенадцати человек.
Тойкелла шагал во главе, рядом с ним шел верховный жрец Манкхелм, за ними следовали шесть крепких отиноров, которые несли охотничье снаряжение и какие-то святые реликвии в раскрашенном деревянном ящике.
Харпириас взял с собой Коринаама в качестве переводчика, и еще ему разрешили взять двух скандаров якобы в качестве носильщиков, хотя нести им было нечего.
Эта часть ущелья была выше и более изрезанной, чем та, где Харпириас побывал раньше.
Она не оканчивалась широкой и плоской вершиной, а вела дальше, к более высоким гребням, тянущимся все глубже на север, — что-то вроде изрезанного наклонного плато, несомненно служившего пастбищем для тех животных, на которых король отправился поохотиться.
Они надолго задержались в том месте, где собственно стена ущелья перестала подниматься вертикально вверх и образовывала ровную площадку, прежде чем уступами снова начать подъем к северу. Отсюда еще можно было разглядеть поселение — еле различимое далеко внизу.
Здесь король сбросил все свои одежды — очевидно, его нимало не беспокоил холод. Он стоял и молча смотрел вдаль, пока Манкхелм выполнял долгую череду ритуальных действий.
Жрец торжественно раскладывал на земле узоры из сучков, клочков сухой травы и обрывков раскрашенной кожи, потом поджег их; затем соорудил три маленькие пирамидки из камней и бормотал в них какие-то слова; потом открыл кувшин с пивом или каким-то более крепким напитком и побрызгал во все четыре стороны света.
Вершиной всего ритуала стал тот момент, когда один из носильщиков развязал толстый кожаный ремень, стягивавший меховое одеяло, и достал из него поразительно длинное и тяжелое копье, наконечником которого служил большой треугольник из какого-то напоминающего стекло белого камня, отточенный до остроты бритвы. Он подал это громадное оружие Манкхелму, а тот торжественно поднял его двумя руками и передал Тойкелле. Под изумленным взором Харпириаса обнаженный король высоко поднял мощное копье над головой, три раза грозно потряс им, словно желая напугать богов, издал долгий раскатистый боевой клич, отразившийся от гор эхом такой силы, что Харпириас испугался: ему показалось, что сейчас валуны и целые утесы обрушатся вокруг них.