Горы Маджипура - Страница 13

Харпириаса стало клонить в сон, но он упорно заставлял себя следить за происходящим. Он выпил еще булькающего горького пива: оно ему даже начало нравиться. Затем он увидел, что пирующие начали постепенно, по двое, по трое, ускользать куда-то. В большой комнате стало очень тихо.

Король схватил в охапку своих женщин и вместе с ними повалился на ковры.

— Пойдемте, принц. Вечер закончился, — тихо сказал Коринаам.

— Должен ли я пожелать королю спокойной ночи?

— Он этого не заметит, мне кажется. — Действительно, Тойкелла, очевидно, был занят — слышалось лишь его тихое причмокивание. — Просто уйдем, — предложил метаморф.

Вместе они пересекли ледяную площадь и подошли к дому для гостей на дальнем краю поселения. Было уже поздно, стемнело. Воздух летней ночи был чистым и прохладным, и, подумалось Харпириасу, в нем уже чувствовалось дыхание зимы. Звезды, казалось, почти не мигали, а сияли отдельными пронзительно яркими точками.

— Вы сегодня хорошо себя держали, — сказал Коринаам, когда они вошли в ледяной дом. — Благоприятное начало нашей миссии.

Харпириас кивнул. Он чувствовал себя опьяневшим. Слишком много возбуждающего, слишком много странного пива, слишком много дурной пищи, слишком много дымного, душного воздуха. Он отвел в сторону кожаный клапан, прикрывающий дверь, и вошел в свою комнату.

В ней было даже теплее, чем в тронном зале, и лампы, которые горели во время его отсутствия, наполнили воздух густым маслянистым дымом, так что, вдохнув его, Харпириас сразу же закашлялся.

В комнате кто-то был. Какая-то женщина.

— Ты кто? — спросил он. — Что тебе надо?

Она встала и подошла к нему, улыбаясь щербатой улыбкой. Харпириас узнал в ней одну из тех, которых он видел у подножия трона Тойкеллы, — помоложе на вид и наименее уродливую из них, довольно стройную девушку с прямыми блестящими черными волосами, подстриженными под горшок примерно на уровне ушей. На ней были только мокасины и набедренная повязка из черного меха — такой же наряд, как и у танцовщиц, и теперь, довольно небрежно, она стянула набедренную повязку вниз и ногой отбросила в сторону. Потом весело махнула рукой в сторону груды спальных мехов, постучала себя пальцем в грудь и протянула к нему руку.

— Нет, — ответил Харпириас. — Спасибо, не сегодня. Я очень, очень устал. И хочу только спать.

Она энергично кивнула головой и хихикнула. И снова указала на меха.

Харпириас не двинулся с места.

— Ты не поняла ни слова из того, что я сказал, правда? Да и как ты можешь понять?

На мгновение он чуть было не поддался искушению. Он уже так давно жил отшельником, что воздержание казалось ему теперь почти что нормальным образом жизни. Такое положение, конечно же, надо было менять. Но не здесь, не сейчас и не с ней. Она была далеко не уродлива — с приятными чертами лица, настороженными, насмешливыми глазами, довольно хорошей фигурой, соблазнительной грудью, — но вела себя совершенно по-варварски, была грязна и дурно пахла. А он действительно очень устал и вовсе не жаждал такого рода развлечений.

Наверное, ему должно льстить, что он ей понравился. Но что скажет король, когда узнает, что посол из цивилизованного мира позволил себе ночью поразвлечься с одной из жен королевского гарема?

— Прошу прощения, — мягко произнес он. — Возможно, в следующий раз. — Он поднял отброшенную ею набедренную повязку и вложил ей в руку. Потом легонько и, как он надеялся, не обидно, уперевшись кончиками пальцев ей в спину, стал подталкивать ее к выходу, то есть не совсем подталкивать, а просто изо всех сил намекать, что он просит ее уйти.

Она обернулась и долгую, напряженную секунду смотрела на него.

Печально? Сердито? Насмешливо? Он не мог понять.

Затем она ушла.

Качая головой, Харпириас по мере возможности совершил туалет и приготовился ко сну.

Он уже собирался уютно устроиться между двумя меховыми шкурами на полу, когда в коридоре у его двери послышался тихий голос метаморфа:

— Можно мне поговорить с вами, принц?

Харпириас зевнул. Ему уже начинало это надоедать. Не поднимаясь, чтобы откинуть кусок кожи, заменявший дверь, он ответил:

— Что такое, Коринаам?

— Та девушка, от которой вы отказались, пришла ко мне.

— Мои самые горячие поздравления. Желаю тебе приятно провести с ней время.

— Вы меня неверно поняли, принц. Она пришла ко мне, чтобы спросить, в чем провинилась перед вами, чем вызвала ваше неудовольствие.

Она ушла недоумевающая и оскорбленная.

— Правда? Ну, это, наверное, очень плохо.

В мои намерения не входило оскорблять ее чувства. Но мне сегодня ночью не хочется общества — ни ее, ни других. И вообще, мне не кажется разумным спать с женами короля.

— Это не одна из его жен, принц. Вы отвергли младшую дочь короля

Тойкеллы. И когда он узнает об этом, то у нас будет масса неприятностей.

— Его дочь? Он хочет, чтобы я переспал с его дочерью?

— Это в традициях гостеприимства отиноров, — объяснил метаморф. — Вы ни в коем случае не должны отказываться.

Ужаснувшись, Харпириас схватился обеими руками за голову. Неужели Коринаам говорит серьезно? Ну да, наверное. Какую-то секунду растерянный Харпириас колебался, не попросить ли метаморфа вернуть девушку обратно, но затем растущее чувство раздражения взяло верх над чувством долга, приличествующего дипломату. Ему хотелось спать. Есть же предел тому, что от него можно требовать ради подписания этого договора. Он решительно не собирается спать с немытой дикаркой только для того, чтобы порадовать короля Тойкеллу. Нет, нет и нет.

Наскоро обдумав ситуацию, Харпириас отдал распоряжение метаморфу:

— Ты скажешь королю, когда и если об этом зайдет речь, что я высоко ценю честь, которую он мне оказал. Но я дал торжественную клятву воздерживаться от физических удовольствий, и это один из непременных атрибутов моего высокого положения. По его условиям я не должен позволять женщине приближаться к себе.

— Вы ничего не сказали об этом раньше, принц.

— Так теперь говорю. Обет воздержания. Понятно?

— Да, понятно.

— Спасибо. Спокойной ночи, Коринаам.

Он натянул на голову меховую шкуру мехом внутрь. Она пахла так, будто ее вымачивали в моче ститмоя.

Похоже, все будет даже сложнее, чем он ожидал. Если бы его дорогой друг Тембидат и его любимый кузен Вильдимуир в этот момент оказались в пределах его досягаемости, он с огромным удовольствием свернул бы им обоим шеи.

Следующий день тянулся медленно и странно. Когда Харпириас утром вышел из дома, вокруг не было видно ни души — только несколько полуголых ребятишек гонялись друг за другом у основания высокой скалистой стены, охватывающей поселение со всех сторон, да полдюжины женщин племени раскладывали для просушки полоски свежего мяса в единственном узком солнечном луче, который смог пробраться в ущелье. По его предположению, мясо предназначалось для запасов на зиму, которая уже не за горами.

Поселение постепенно оживало. День выдался теплый, небо было ясным и чистым. Отряд охотников собрался возле дворца и торжественно направился к соседним утесам. Несколько старух вынесли кипы шкур на солнечную сторону площади, присели на корточки в круг и стали скрести их костяными ножами. Из дома вышел, прихрамывая, музыкант, сел, скрестив ноги, на лед и больше часа тоненько играл один и тот же мотив на костяной дудке, снова и снова повторяя мелодию.

В полдень человек с вытянутым лицом — верховный жрец, так определил для себя Харпириас — появился из королевского дворца и зашагал к большому плоскому черному камню, несомненно — алтарю, который возвышался на несколько дюймов над ледяным настилом площади на открытом месте посередине между входом в каньон и сбившимися в кучу домами.

Он нес грубо раскрашенный глиняный горшок.

Подойдя к алтарю, он достал из горшка какие-то семена или орехи и разбросал их на все четыре стороны света. Пожертвование богам, предположил Харпириас.