Городская фэнтези — 2008 - Страница 10

Дребезжащий звонок прервал наконец простуженные объяснения историка. И учитель, и класс с редким единодушием вздохнули от облегчения. Я, сонно моргая, подняла голову со сложенных на парте рук. Обычно история была одним из моих любимых предметов, но ночное недосыпание школяра в сочетании с насморком наставника мало способствуют усвоению знаний.

Одноклассники занялись тем, для чего они, похоже, и приходили в школу, — общением и активным развитием своей социальной жизни. Я вытащила учебник по химии и принялась за домашнее задание. Что-то подсказывало мне, что если я не найду для него времени на переменах, то дома мне тем более будет не до смертных уроков.

То есть совсем не до смертных. В том числе и уроков.

Условия задачки легко скользнули в воспалённый магико-политическими махинациями разум, формула уравнения сложилась сама собой. Я заглянула в периодическую таблицу, уточнила валентность, расставила коэффициенты, расписала атомарный вес.

Вздохнула, выуживая из рюкзака калькулятор. Наверное, это не совсем нормально, что учёба доставляет мне такое удовольствие. Всегда бывшая немного ботаником, после открытия мира фейри я не разочаровалась в человеческих науках, а, напротив, вцепилась в них когтями, на этот раз не просто подчиняясь школьным правилам, а устремлённо двигаясь к вполне определённой цели. Мне нужно было как-то упорядочить окружающую действительность. Найти альтернативный взгляд на интуитивную магию и межреальностную навигацию. Точку опоры, которая помогла бы лететь бок о бок с птицами, столетиями покорявшими эти феерические небеса, и не чувствовать себя запутавшимся в собственных перьях птенцом.

В конце концов, научный метод — это ещё один способ познания мира. И не самый плохой. По крайней мере, здешние учителя не требуют за каждую кроху жизненно важных знаний платить верностью и кровью.

А уж химия — владение этим предметом вообще являлось необходимым условием выживания в обществе дамы Аламандин. Или по меньшей мере сохранения рассудка.

Признаю, точность смертных формул имеет мало общего с изящным искусством моей туманной госпожи. Однако понимание фармакологии, трав и минералов позволяло заметить логику в её на первый взгляд диких поступках. Вот я и старалась всеми доступными способами углубить это самое… понимание.

Хм, интересно, тот толстяк действительно думает, что я использую купленные у него… субстанции по назначению? Все виды и типы? Надо, кстати, перенести куда-нибудь лабораторию, а то вдруг папе взбредёт в голову зайти в старый гараж. Объясняй потом, что коллекция разнообразной отравы собрана во имя научного интереса.

В некотором роде.

Треск разлетающегося в щепки дерева вывел меня из навеянного третьей задачкой транса. Рука метнулась к пристёгнутому к бедру деревянному кинжалу, глаза заметались в поисках опасности… и недоумённо распахнулись.

Кудрявый рыжеволосый парень самозабвенно колотил стулом по парте. Не просто играл, а изо всей дури, упиваясь нерастраченной молодецкой силушкой, уничтожал несчастную мебель. Бац! Спинка отлетела, одна из ножек вывернулась под острым углом. С размаху — бум! Окружающие пригнулись, закрываясь от фонтана щепок.

— Уа-а-а! Каринка! Я тебя люблю! — совершенно счастливым голосом, контрастирующим с его разрушительными действиями, заорал смертный и, отшвырнув остатки стула, подскочил, к стоявшей рядом девчонке. Подхватил её, подбросил, закружил по классу, не обращая внимания на улюлюканье, крики и неискренние попытки подруги вырваться.

— Поставь меня обратно! Медведь! Раздавишь! А-а-а-а! И пьяный счастливый смех.

Я недоумённо моргнула. Склонила голову, пытаясь разглядеть происходящее под другим углом. Ни инородного влияния, ни остатков заклинания вроде тех, которыми любила баловаться моя хозяйка, над ненормальным смертным не наблюдалось. Может, это и есть знаменитые подростковые гормоны в действии?

Завораживающе. Но… зачем же стулья ломать?

Это был отнюдь не первый случай, когда новые одноклассники ставили меня в тупик. Первые девять классов Дарья Шувалова ходила совсем в другую школу совсем в другом городе. Да, там тоже была элитная гимназия, с очень хорошими учителями, с расписанием, в котором значились философия, этика, три иностранных языка. Честно проучившись девять классов, я стала свидетелем (а если честно, и участником) драк, соревнований, драматических детских конфликтов. Но спокойные годы в несколько чопорной, порой даже снобистской и неизменно вежливой атмосфере совершенно не подготовили меня к культурному шоку, которым оказалась незнакомая школа.

Новые одноклассники были людьми. Им было шестнадцать. И они были сумасшедшими. Все, как один.

Поначалу, узнав о переезде, я почувствовала лишь облегчение: друзья и приятели замечали перемены, которые прошли даже мимо внимания родителей. И задавали вопросы. За возможность бежать от их недоумённых, а порой и испуганных взглядов надо было хвататься клювом и когтями.

На новом месте я приняла сознательное решение ни с кем не сближаться. Говорила как можно меньше, не проявляла индивидуальности, твёрдо, порой грубо уходила от предложений дружбы или помощи. Я даже применила опробованную в мире фейри тактику: отказалась запоминать их имена. Фантастически эффективный способ задавить общение на корню. Меня оставили в покое. Перестали замечать, если быть точной.

Но даже окружённая стеной невидимости, сама я не перестала наблюдать за происходящим вокруг. И тихо сатанеть от своей неспособности в нём разобраться. Быть может, это просто разница в социальном положении? Если раньше критерием отбора был интеллект учеников, то в мою новую школу попадали во-первых богатые и только во-вторых умные. Финансовая безопасность рождает чувство безнаказанности, но достаточно ли этого, чтобы, скажем, запереть учительницу в классе, забаррикадировать дверь притащенными из кафе столами и всей гурьбой отправиться любоваться листопадом?

Вероятно, всё дело в возрасте. Так, похоже, думает директор. Детки растут, деткам некуда деть новую для них, непривычную пока силу. Что, если мой старый класс сейчас тоже коллективно сходит с ума, а я этого просто не вижу?

Просто. Не вижу.

Всегда лучше искать самое простое объяснение. Например, что фейри просто не дано понять людей. Что после долгих лет среди хищных птиц и холодных, равнодушных интриг двора я просто не способна чувствовать и узнавать чувства других.

Те, которые существуют вне погони и охоты, разумеется.

Я внимательным взглядом обежала класс, выбрала одного из мальчишек, который показался мне наиболее симпатичным. Тёмные волосы, серьёзные глаза, намёк на усы. Очень красивые руки, сильные, чуткие даже на вид. Я честно попыталась понять, какие эмоции он во мне будит. И обнаружила лёгкую заинтересованность, тут же погребённую под раздражением и досадой: имя парня никак не вспоминалось.

Безнадёжно. Ты есть то, что ты есть, Шувалова. И у тебя и без того проблем по клюв и выше.

Снова задребезжал звонок. Вернувшийся в класс историк бросил взгляд на свороченные со своих мест парты и разбитые стулья, сообщил в пространство, что мы всё и сами отлично знаем, куда возмещать ущерб за уничтоженную мебель, а посему давайте вернёмся к Московскому княжеству. К доске пойдёт…

Я повела плечами (больно-то как! надорвалась, Осеннюю Грозу таскаючи!) и записала ответ к последней задачке. А затем вытащила учебник по алгебре и, вполуха слушая попытки рыжего влюблённого вспомнить что-нибудь о Юрии Долгоруком и Иване Калите, углубилась в пропущенный с утра урок.

После занятий класс ломанулся на волю, точно стадо мамонтов, спасающихся от ледникового периода. В коридоре, судя по всему, обнаружилось какое-то препятствие, потому как в проёме образовалась пробка, и кто-то тут же попытался снести дверь с петель. Я обменялась мученическими взглядами с историком, роющемся в столе в поисках капель для носа, и, сжалившись над беднягой, послала в его сторону исцеляющее заклинание. Этот рассеянный, увлечённый смертный успел стать моим любимым учителем, одним из немногих, кто делал новую школу меньше похожей на затянувшуюся пытку. Если будет время, надо ему хоть зелье приготовить, что ли.