Город Золотого Петушка - Страница 4

И сейчас эти ямочки появились на ее щеках, но тотчас же исчезли, словно кто-то стер их торопливой рукой. И золотые искорки куда-то улетели из ее глаз, и веки подозрительно покраснели. Она порывисто прижала к себе Игоря так, что он не мог посмотреть на нее, в горле у нее что-то заклокотало, словно хотело выскочить…

— Ты что, смеешься, мама? — спросил Игорь, тщетно пытаясь высвободиться.

Но мама удерживала его рукой и ответила только немного спустя:

— Нет, я просто так, закашлялась. Ты иди погуляй…

— Но куда же?

— Куда? Ну, сходи на старый двор, что ли! — сказала мама.

— А ты правда только закашлялась? — спросил Игорь, чуя что-то неладное в тоне мамы Гали.

— Да, конечно. Только закашлялась.

Наконец она отпустила голову Игоря. Он заглянул маме в глаза. Но сейчас они были такие же, как всегда, и у Игоря отлегло от сердца…

Игорь не любил ничего непонятного, а теперь это непонятное встречалось на каждом шагу, каждый день и становилось уже привычным: то он заставал маму у окна в глубокой задумчивости и она даже не слышала, как он подходил, то она вполголоса разговаривала с приходившими врачами или со своими редкими друзьями, а Игоря выпроваживала за дверь, то ночью Игоря будили чужие шаги — это приходили делать отцу уколы.

Что-то угрожающее нависло над их домом. Что это было, Игорь не мог понять, но всем сердцем своим он ощущал эту все усиливающуюся угрозу… Он притих, поняв, что мать просто не хочет, чтобы он был сейчас дома, — видно, опять придет целая толпа врачей и папу Диму будут опять мучить, — и он послушно сказал:

— Ну, если ты так хочешь, я пойду на старый двор!

Мама усмехнулась.

— Очень хочу! — сказала она. — И постарайся, пожалуйста, не пачкаться так ужасно.

Игорь с чистой совестью обещал не пачкаться и вышел из квартиры.

Он громко хлопнул дверью на лестничной площадке и прислушался. Электрический звонок, висевший над дверью в квартире, отозвался на стук тоненьким звяканьем.

«Эх, позвонить бы!» — с вожделением подумал Игорь, глядя на черную кнопку звонка. Как бы залился тогда он звоном: «Эй, дрррузья! Открррывайте дверррь! Прришли хорррошие люди! Встррречайте!» Но звонить нельзя — лишний раз беспокоить отца, он обязательно повернется к той двери, которая ведет из спальни в коридор, и с усилием скажет: «Звонят, Галюша!» — хотя мама и сама слышит звонок и уже идет к двери. Чтобы звонок не был слишком громким, мама подложила под блестящую его тарелочку кусок бумажки. Но звонок с таким усердием выполнял свои обязанности, что бумажка то и дело выскакивала, и мама опять тащила в прихожую стул и влезала на него, чтобы добраться до крикуна и умерить его пыл. А папа обязательно при этом спрашивал: «Что там такое, Галя? Ты не сумеешь!» — потому что думал, что только один он умеет делать все, а другие — ничего не умеют. Конечно, у него выходило все, за что он брался, но думать так не следовало…

Удержавшись от соблазна, Игорь побежал вниз.

Они жили на пятом этаже. Ступеньки замелькали под ногами Игоря. Стук его ботинок разносился по всему маршу… Я иду на старый двор! Я иду на старый двор! Я иду на старый двор! Раз-два-три! Раз-два-три! Раз-два-три! Ступенька. Вторая. Третья… А можно сразу через две! Лестницу недавно мыли, она еще влажная, и от нее исходит тот особый запах, который бывает у мокрого дерева. Перила протерты керосином, ну да, если понюхать балясины, то запах керосина слышен очень ясно. Площадка, вторая… Высокое окно услужливо показывает Игорю двор и что на нем творится: двор покрыт асфальтом, только посредине его оставлена земля — тут мы делаем садик. В этом саду будет дерево, которое посадил Игорь. Оно вырастет высокое-высокое. «Кто вырастил это дерево?» — спросят люди. «Игорь Вихров вырастил это дерево!..» А Сема-кореец высадил пять тополей. Сема заботливо поливает их каждый день. Надо поливать и мое дерево: его зеленые листочки жалобно обвисли и побледнели. Когда я его поливал? Сколько дней прошло? Раз! Два! Три!.. Грохочут ступеньки. Если крикнуть, то крик будет слышен на всех этажах: «Я пое-е-еду в незна-а-а-е-мы-ы-е-е-е края-а-а!» Под чердаком отзывается эхо, всегда готовое ответить: «A-а! А-а!» Внизу кто-то говорит сердито: «Не кричи, мальчик! Ты здесь не один живешь!» Я совсем не кричу! Я просто так!

С третьей площадки видно — во двор въехал грузовик с углем. Со всех сторон к грузовику бегут ребята. Сейчас истопники устроят конвейер. Кусок угля — из рук в руки, из рук в руки — бац вниз! В подвал! В бункер! Какое хорошее слово! Бункер! Бун-кер! Раз-два-три… Бум-м! Бум-м! Ступенька за ступенькой. Я поеду в незнаемые края! В незнаемые! В края!

Донн-г! Хлопает первая дверь. Донн-г! Хлопает вторая дверь. Солнце бьет Игорю в глаза. Шумная улица лежит перед ним. Легонько качаются высокие тополя перед домом и щедро сыплют на прохожих свои белые семена, похожие на снег и на хлопок, и люди досадливо отряхивают их со своей одежды. Все пять этажей наверху, а Игорь на тротуаре. Высокая белая стена уходит вверх, как меловая скала в Дувре или как айсберг в Арктике — Игорь никогда не видел их… А в незнаемых краях будут меловые скалы и айсберги?! Ах, боже мой, в незнаемых краях все возможно!

Я иду на ста-а-рый двор! Жалко, что по улице нельзя бегать — это нехорошо, говорят взрослые… Прохожих видимо-невидимо. Они шагают и справа, и слева, и спереди, и сзади. Хорошо бы проскочить между теми двумя, которые идут очень близко друг к другу, оба спешат, не дают обогнать себя и мешают друг другу. P-раз! Вот и проскочил. Ой, какой острый локоть у того, который справа. Наверно, вскочит хорошая шишка! Извините, пожалуйста. «Ну что за ребята нынче пошли — прямо под ноги лезут!» И вовсе не под ноги! Говорят, сами не знают что…

На ста-рый двор!.. На ста-рый двор!

Если быстро-быстро перебирать ногами, опустить низко голову и смотреть только на носки ботинок, то кажется, что двигаются на самом деле не ноги, а шатуны какой-то машины. Туп — левой! Туп — правой! «Мальчик, надо под ноги глядеть!» А я и так гляжу.

Двор, куда идет Игорь, называется старым потому, что Вихровы жили здесь до того, как переехали в большой новый дом на главной улице, или, как говорит Мишка, «возвысились». Тихая улица старого двора называется именем одного полководца, но название, придуманное Игорем, нравится ему больше.

Эта улица одним своим концом упирается в большой овраг. По дну оврага струится плесневелая лужица, которая осенью или во время больших дождей превращается в настоящую реку — в ней однажды утонул пьяный человек. Справа уличку пересекает главная улица — по ней беспрестанно идут машины и люди, и кажется, что улица старого двора не имеет продолжения, хотя, на самом деле, она очень длинная. Игорь охотно сохраняет за этой длинной улицей имя полководца, которым она названа, но короткий отрезок ее — от главной улицы до оврага — это совсем другое дело. Летом она сплошь зарастает зеленой травой, машины ходят здесь редко, прохожих немного, а потому улица старого двора — царство ребят, она их вотчина, она принадлежит им безраздельно, здесь никто не гонит их, не кричит то и дело: «Не ходи на дорогу!» — потому что дорога тут самое безопасное место — даже взрослые охотно идут по самой середине, предпочитая твердый грунт дороги шатким, зыбким тротуарам, на которых не диво и ногу сломать…

В старом дворе — три дома и сад.

Один дом — двухэтажный. Здесь прежде жили Вихровы, на втором этаже, куда ведет широкая, гостеприимная лестница. Эта лестница не прячется трусливо в подъезде, за дверью, как в новом доме, словно спрашивая у пришедших: «А вы кто такие? Что вам надо? А может быть, вам не сюда?» Эта лестница — вся наружу, она словно приглашает: «Добро пожаловать, добрые люди! Поднимайтесь наверх. Вот дверь, в которую вы можете смело войти!» Ступени ее идут сначала вдоль фасада, поднимаясь кверху, потом круто заворачивают к балкону, на который выходит дверь.

Когда поднимаешься по этой лестнице, то постепенно оглядываешь весь двор, сначала впереди, затем — слева. Когда идут гости, они видны из окна и в квартире подымается веселая и недовольная суматоха. Видя гостей, мама громко говорила, если гости были хорошие: «Ну, наконец-то надумали заглянуть!» — или вполголоса, если гости были нехорошие: «Ах, боже мой! Опять приплелись!» От дождя лестница укрывалась навесом, который опирался на резные столбики.