Город Золотого Петушка - Страница 29

— Н-ну, мама!

А мать, рассмеявшись, сказала Вихровой:

— Только вы их не перепутайте: синяя ленточка у Ляли, а красная — у Али!

Тут девочки рассмеялись тоже и сказали в один голос:

— Мамочка! А мы с утра обменялись ленточками!

— Меня не проведете! — сказала мать Але и Ляле и, шлепнув их ладошкой, отправила впереди себя, заручившись согласием мамы Гали и звонко чмокнув ее на прощанье со словами: — Ну, вот и спасибо, душенька моя!

…Итак, собралась уже такая компания, которая начисто уничтожала первоначальный план тихой, спокойной поездки. И мама Галя уже с опаской поглядывала на дорогу, что вела к их домику, не без оснований полагая, что к этой небольшой компании захотят присоединиться и другие…

— Игорешка, безумный! — сказала мама Галя Игорю. — Это ты разболтал всему свету о нашем намерении? Что ты за человек, не понимаю! Ведь теперь нужен нам целый автобус, чтобы вывезти всю эту братию. О, люди!

Папа Дима сказал:

— Ну что ж, это неплохо. Веселее будет, я думаю!

— Ты так думаешь! — сказала мама Галя, покосившись на отца, и слегка нахмурилась. Она некоторое время сосредоточенно соображала что-то. Вдруг она чему-то усмехнулась и сразу повеселела и сказала: — Я тоже думаю, что будет неплохо.

А чтобы компания еще не разрослась, мама Галя утащила папу и Игоря в лес за грибами, хотя и сама не знала, есть ли здесь грибы. И это было очень хорошо, потому что неожиданно, едва Вихровы отошли несколько от своего дома отдыха, они действительно наткнулись на грибное место…

Высокие сосны стояли здесь на расстоянии друг от друга и мягкий светло-зеленый мох прикрывал их подножия. Все вокруг было усеяно также брусничником, и мама и папа тотчас же стали вспоминать свое Забайкалье — какая там растет брусника и сколько там хороших грибов! А пока они вспоминали все это, Игорь вдруг наткнулся на целый выводок боровиков. Грибы стояли, тесно прижавшись один к одному и прикрывшись сверху седым мохом. Игорь боялся поверить своим глазам — боже мой, сколько грибов в одном месте! Ему даже жалко стало их собирать — так дружно боровики держались вместе. А потом им овладела жадность — руки его задрожали, и он, торопясь и оглядываясь на родителей, стал вырывать грибы вместе с корнем…

— Не жадничай! — сказал отец свой закон и больно стукнул его по затылку.

— А я не жадничаю! — ответил Игорь и тут увидел, что под руками отца — тоже большая грибная семья, а чуть подальше стоит грибной патриарх, боровик такой величины, что у Игоря захватило дыхание от восторга. Он потянулся за патриархом.

Но отец поспешно сказал:

— Это мой, мой!

— Не жадничай! — сказала тут мама Галя и больно стукнула папу Диму по затылку.

И патриарх полез в кошелку Игоря, а папа Дима почесал ушибленное место рукой и завистливым взглядом проводил патриарха, пока тот не улегся на место, и сказал:

— Вот тебе и раз! Я же первый его увидел!

— Законы пишутся для всех, папа Дима! — сказала мама. — А не только для маленьких. Понятно?

И папа сказал, что ему давно все понятно, что он все прекрасно понимает, а не понимает лишь одного — почему мама Галя так ненавидит его…

— Я тебя воспитываю! — ответила ему мама, и так как она нашла очень мало грибов, то отобрала у папы Димы все, что он нашел…

И тут Игорь сунул папе Диме патриарха в карман.

— Ты первый увидел его, папа! — сказал он.

И отец повеселел, обнял Игоря за плечи.

А мама шла впереди и все чему-то смеялась.

И волосы ее развевались на ветру.

…Отец Андриса приехал очень рано утром, едва стало светать. Он хотел добраться до места пораньше, пока не станет очень жарко, и вернуться до наступления вечера. Мама ничего не имела против такого распорядка — у нее все было готово с вечера, папа буркнул, что он предпочел бы поспать еще часок, но — делать нечего: машина стоит у ворот, Андрис сидит рядом с шоферским креслом и держится за баранку с таким видом, что можно подумать — он и поведет машину. Машина, прожившая, видно, долгую и трудную жизнь, ожидает пассажиров. Янис Каулс берет мамину авоську, на которую папа Дима не может смотреть равнодушно, и несет ее в машину. Мама говорит Игорю:

— Ты знаешь, где живут Аля и Ляля? Давай беги за ними — одна нога здесь, другая — там!

Папа Дима вопросительно поглядывает на нее, но не решается сказать почему-то, что ему хотелось бы сказать, — так решительно действует мама Галя и так спокойно ее лицо.

Игорь стучит в окно Али и Ляли.

Девочки тотчас же, словно по команде, высовываются из окна. Они совсем готовы, только еще не совсем проснулись и щурят глаза от утреннего света. Они не затрудняются формальностями и выпрыгивают в окно, — обе в открытых сарафанчиках и в крестьянских платочках, на голове, в сандалиях, с одинаковыми сумками в руках. Однако вслед за ними поспешно выходит и их мать.

— Ой, девчонки! — говорит она озабоченно. — Боюсь я вас одних отпускать.

— А ты не бойся! — говорят в ответ девчонки.

— А вот боюсь!

— Ну, и что теперь делать будем?

Мать задумчиво смотрит на них и вдруг улыбается:

— Поеду-ка я с вами.

— А глава семьи? — кивают Аля и Ляля на окно.

— Обойдется без нас один день, — говорит их мать, и все они бегом летят к машине. Мать Али и Ляли говорит Вихровым: — Я решила тоже поехать. К нам скучные знакомые грозились сегодня приехать, так я оставляю им на растерзание нашего писателя — ему не привыкать к скучным людям! — и айда с девчонками на гулянку… Можно?

— Ну конечно! — говорит с удовольствием мама Галя: мать Али и Ляли нравится ей.

Они со смехом влезают в автобус.

Только тут они замечают, что в машине уже сидит кто-то.

В сиреневом полумраке, наполняющем нутро автобуса, мама Галя видит вдруг широкую улыбку и ясные глаза Балодиса. Он очень церемонно здоровается с Вихровыми, знакомится с Алиной-Лялиной мамой и тотчас же объясняет свое присутствие здесь:

— Янис мне сказал, что он собирается везти вас в Сигулду. Ну, я сказал ему, чтобы он и меня забрал с собой. Я вам не помешаю, надеюсь, я даже окажусь полезным, быть может…

— О, я очень рада! — с удовольствием отвечает мама Галя.

Алина-Лялина мама оглядывает богатырскую фигуру Балодиса и тоже кивает головой.

Папа Дима тоже рад спутнику. Уж теперь-то он выспросит у знающего человека столько, что долго потом будет выуживать из своей памяти такие сведения, которые с открытым ртом будут слушать его ученики, да и только ли ученики, — он умеет и любит рассказывать, рисуя перед собою бог знает какие картины и забывая о времени и терпении слушателей, так что маме Гале приходится одергивать его иногда: «Папа Дима, дай-ка другим-то хоть одно слово вставить!»

Его раздирают противоречивые чувства. Ему хочется сидеть рядом с Каулсом, тогда вся дорога будет разворачиваться перед ним, как лента, а он любит это зрелище, и не терпится начать разговор с Балодисом. Тут он видит, с каким удовольствием инженер глядит на женщин, и его надежды на содержательный разговор с Балодисом исчезают. Тогда он решительно занимает место позади Каулса, на одинокой скамеечке.

Мама усаживается рядом с Марией Николаевной (так зовут жену писателя), Балодис — за ними и говорит Янису Каулсу, который сел за руль:

— Мы готовы! Все в сборе!

— Ну, если вы готовы, то я и подавно готов, — отвечает Каулс, и машина трогается.

Папа Дима недоуменно смотрит на маму Галю, и брови его лезут на середину лба.

— Галенька! — говорит он, глядя в сад. — Мне кажется, что…

— Папа Дима! — говорит мама. — Если тебе что-нибудь кажется, ты перекрестись. Это очень хорошо помогает.

Она что-то вполголоса говорит матери Али и Ляли. Та не без лукавства глядит на Вихрова. Папа Дима хмурится и слегка краснеет, но, верный своему правилу: никогда не обострять щекотливых положений, — он отворачивается в сторону и делает вид, что и не собирался ничего сказать.

Кажется, товарищ военный совет опять решил что-то такое, к чему папа Дима не был подготовлен…