Город Золотого Петушка - Страница 26

Муж — журналист, много поездивший и много повидавший. На губах его всегда блуждает немного насмешливая улыбка, редкие седеющие волосы тщательно зачесаны назад и смазаны бриолином. Чуть сутулый, он держится всегда несколько важно, и Игорь робеет в его присутствии — еще бы, этот человек выступает по радио, печатается в газетах, его имя немного знакомо Вихровым. Знакомство с ним слегка льстит папе Диме. Жена Петрова — артистка. Она очень мила, держится с подчеркнутой скромностью, одевается просто, но так, что на ней всегда задерживаются взгляды мужчин. У нее мальчишеская фигура — прямые плечики, тонкая талия и узкие бедра. Светлые глаза ее смотрят на всех как будто застенчиво, но это, пожалуй, усвоенная манера, а не свойство Петровой. На язык она довольна остра, чего с застенчивыми людьми не бывает…

Мама Галя приветливо раскланивается с Петровой. Та задерживается взглядом сначала на Балодисе, потом на венке мамы Гали и вдруг с самой красивой из всех своих улыбок говорит:

— Вы как Турайдская Роза сегодня! В этом венке… Красивая!..

Они разминулись, и мама Галя оборачивается назад, чтобы спросить:

— Кто, кто? Какая роза?

— Турайдская Роза! — уже кричит Петрова и делает ручкой маме Гале. Она добавляет: — Это совсем неплохо! Вот спросите у них!

Петрова показывает на Каулсов.

Обеспокоенная мама Галя обращается к Балодису:

— Скажите, что это такое, пожалуйста!

Каулс глядит на часы, потом показывает их Балодису — им куда-то надо торопиться, и оба они, чуть не бегом, удаляются в сторону рощи: Балодис успевает, правда, поцеловать руку мамы Гали. На ее вопрос он делает жест рукой:

— Андрис расскажет!

Андрис смотрит вслед уходящим и говорит про Балодиса:

— Он хороший. Вместе с отцом партизанил в Видземе.

Вынужденный объяснять, кто такая Турайдская Роза, он говорит с некоторым затруднением:

— Есть такой замок — Турайдский… И есть такая сказка. Не сказка. Как это, когда все как будто правда и не совсем правда, потому что давно было и никто уже не знает, было или нет.

— Предание! — подсказывает Игорь.

Андрис кивает:

— Предание, вот так! Была такая девушка. Красавица. Ее называли Турайдской Розой…

Турайдская Роза засмеялась. Уже ради этого стоило бродить по солнцепеку на Янтарном берегу. А кроме того, она нашла сегодня янтарь — значит, она счастливая!

Но Игорь замечает, что Турайдская Роза тотчас же перестает улыбаться, что она вовсе не весела. Что-то тревожит ее. Но что? Разве поймешь взрослых! В глазах Турайдской Розы не часто появляются те золотые искорки, которым так радовался Игорь дома, когда они, как луч солнца, освещали лицо мамы, в то время как папина болезнь на цыпочках, нехотя, останавливаясь на каждом шагу, как надоевший гость, уходила из их дома… Но папа не болен сейчас. Он выглядит так хорошо, как никогда.

…Вот и сейчас он лежит на солнцепеке, блаженно вытянувшись и подставляя горячим лучам солнца то один, то другой бок. Он загорает. Лишь голова его прикрыта платком от палящих лучей, а все остальное… Он низко опустил трусы и по-мальчишески скрутил их жгутом так, что они почти не прикрывают его наготы.

Мама Галя легонько хмурится.

— Папа Дима, чего ты так заголился? — спрашивает она.

— Галенька, родная! — отвечает отец из-под платка. — Я столько лет был лишен возможности загорать, что ты, пожалуйста, не порти мне удовольствие.

— И тебе не стыдно? — спрашивает опять мама.

Папа поднимает голову и со страдальческим выражением на лице глядит на маму Галю.

— Товарищ военный совет! — говорит он. — Пусть тот, кому стыдно, отвернется. Я хочу загореть, как человек…

— Ты сгоришь! — гозорит мама.

— Ерунда! — отвечает отец.

И мама замолкает. Напрасно она довела Вихрова до этого слова. Уж раз он сказал «Ерунда!» — лежать ему теперь здесь до полного увечья. Он не сдвинется с места, хотя бы и сам почувствовал, что поджарился, как на сковородке.

— Ну, как знаешь! — говорит мама.

К ней загар пристает легко. Много ли побыла на солнце, и вот — уже все тело ее бронзовым отливом злит папу Диму. Ему хочется быть таким же коричневым, как мама, вот он и старается!

Заметив, что мама Галя сердита на него, отец, поглядывая на нее из-под своего укрытия, протягивает руку и осторожно берет маму за кончики пальцев. Мама не отдергивает руку, но и не отвечает на пожатие.

Их окликают.

Папа Дима с живостью поднимает голову.

Это Петровы.

Мама Галя с особой приветливостью глядит на Петрову. Со стороны кажется, что она очень рада Петровой. Она отстраняет руку папы Димы и с готовностью отодвигается, чтобы дать место пришедшим, и говорит самым милым голосом:

— Прошу к нам! Здесь не жарко и не холодно — в самый раз!

Но Петрова не садится. Она говорит:

— Хочу по берегу прогуляться. Ищу попутчика! Мой изверг не хочет идти со мной…

Изверг Петров, отдуваясь, говорит:

— Ну, я по такой жаре не ходок! Мне бы пивка холодненького. Тоже ищу компанию. В такую жару — в холодной воде сидеть и пиво со льдом пить!

Папа Дима глядит на маму Галю:

— Ты не хочешь прогуляться? Пошли!

— Нет, я посижу! — отвечает мама.

— А со мною? — делает руку калачиком Петров, обращаясь к маме Гале.

Мама смеется и отрицательно качает головой.

— Мы с Игорем посидим тут! — говорит она. Видя, что папа Дима поднимается, она кидает ему пижамные штаны и куртку. — Прикройся!

Петров скрывается за дюной — он идет в поселок. Петрова, напоследок ласково улыбнувшись маме Гале, вскидывает крохотный зонтик над головой и, легко ступая, идет на полосу влажного песка, у самого приплеска. Папа Дима идет за ней. Мама Галя улыбается Петровой такой же яркой улыбкой и машет уходящим вслед рукой. Но, несмотря на улыбку, обнажающую красивые белые зубы мамы Гали, и звонкий голос, которым она говорит папе Диме, чтобы он не опаздывал к обеду, Игорь опять не видит в ее глазах солнечных лучиков.

Что-то тут происходит, но что? Игорь берет осторожно мамины пальцы и оплетает их со своими — палец за палец, замком — и крепко сжимает. Мама не отнимает своей руки и тоже, принимая игру, жмет пальцы Игоря, потом как-то совсем неожиданно, вздохнув, высвобождает свою руку и откидывается на горячий песок.

— Можешь окунуться! — говорит она. — А я полежу на солнышке.

Однако она тотчас же опять садится и долго глядит вслед папе Диме и Петровой. Они движутся очень ходко. Все время они размахивают руками. Потом бегут по приплеску — каскады серебряных брызг обдают их. Потом они теряются из виду, скрытые купающимися, которых сегодня на берегу особенно много…

Мама Галя задумалась и не слышала, как подошел к ней отец Андриса. Он долго стоял, не решаясь нарушить ее раздумье. Но она вдруг увидела рядом его крупные ноги, подняла глаза. Каулс сказал:

— Извините. Сына ищу. Я подумал, что вы здесь с Игорем и, значит, Андрис тоже неподалеку.

— Вот они! — сказала мама Галя, указывая на ребят.

— Знаете, надо приглядывать за ним! — говорит отец Андриса. — Я всегда почему-то за него боюсь. Понимаю, что глупо. Но не могу ничего с собой сделать.

— Я понимаю вас! — тихо говорит мама Галя.

Объясняя свои ощущения, Каулс добавляет:

— Несколько лет я не видел сына. Был в немецких концлагерях. Потом попал в американские. В общем, знаете, это не легче. Рядом с нашим лагерем военнопленных союзников был лагерь военнопленных гитлеровцев. Очень странно, но им было куда свободнее! Я очень тосковал о сыне — где, думаю, он? Пока получил сведения, что он у родных, пока добрался до дома…

Он замолкает. Мама Галя чертит что-то на песке, глядит вдоль полосы прибоя. Потом она спрашивает:

— А что это за Турайдская Роза?

Каулс оживляется. Он говорит с усмешкой: