Город, который боролся - Страница 93

Воин отбросил Рашель в сторону с такой легкостью, словно девушка была мешком с шерстью, она с глухим стуком упала, больно ударившись о стену. Кольнари продолжил двигаться, нанося удар боковой стороной ладони — этот удар проломил бы толстое тисовое дерево. Но Джозефа на его пути уже не было, зато там оказался длинный нож, который он сжимал в правой руке. Желтые глаза сузились от боли, а поток крови залил бок кольнари. Боец Клана отпрыгнул назад на полдюжины шагов, за пределы досягаемости ножей, но еще дальше от сброшенного пояса с оружием. Он был наг и не вооружен, а рана у него на руке обнажила кости. Он даже не удосужился зажать ее второй рукой. Запах крови с оттенком медных солей стал еще сильнее, как только кровотечение усилилось. Ее немедленное свертывание могло бы спасти его… если бы он не продолжал движение.

— Иди ко мне, пират, — тихо сказал Джозеф. — Иди, посмотри, как мы деремся в Керрисе, в доках.

Кольнари зарычал, прыгнул в сторону и, взвившись в воздух, рикошетом оттолкнулся от стены. Масса не меньше ста килограммов, сплошь состоявшая из мышц и костей, должна была обрушиться на Джозефа вслед за ударом кулака. Скорчившаяся у стены Рашель кричала от ужаса, но Джозефа на этом месте опять не оказалось. Предвидя удар кольнари, он уклонился. Оба ножа взлетели в воздух. На груди Сирига появились две длинные раны.

Он рванулся вперед, а его ухмылка превратилась в болезненную гримасу. Цвет ран был ярко-оранжевым, текущая ручьями кровь казалась янтарной на фоне кожи цвета воронова крыла. Он держал руки вверх: одну — зажатую в кулак, другую — выпрямив.

За этим последовала сплошная круговерть. Она кончилась тем, что один нож вылетел, а Джозеф, упавший на спину, перевернулся на бок. Второй нож все еще вызывающе сверкал. Воин кольнари покачнулся и несколько мгновений дрожал, но затем отвел ногу для последнего удара. Рашель бросилась вперед, прямо пирату под ноги. Ее руки сомкнулись вокруг его ноги, которая удерживала равновесие. Это было все равно что потянуть дерево. Но от потери крови и неожиданно повисшего на нем груза пират пошатнулся и упал на Джозефа. Какой-то миг они стояли грудью к груди, обнявшись, как братья. Черные руки с длинными пальцами цеплялись за плечи Джозефа, пытаясь добраться до его бычьей шеи, но в них не было прежней силы.

Затем Рашель увидела, что левая рука Джозефа прижалась к боку кольнари. В ней что-то было. Этим чем-то оказалась рукоятка ножа, а его лезвие уже полностью погрузилось в тело пирата — кривое лезвие, прочная кромка которого могла резать сталь. Оно скользнуло между ребрами, превратив смертельные объятия в страшный толчок, от которого пират изогнулся дугой.

Оба боролись в молчании, пытаясь сохранить хоть крупицу воздуха. Теперь кольнари закричал, как в предсмертной агонии. Этот крик захлестнул поток крови, когда острое, как алмаз, лезвие вскрыло ему грудную клетку и наполовину разрезало грудину. Лишившись последних сил, он мешком рухнул на пол и умер. Джозеф выдернул нож и наклонился. Заставив действовать свою правую руку, он схватил гениталии мертвого пирата и отрезал их одним взмахом. Потом он засунул их в широко открытый рот трупа и ударил по все еще открытым мертвым глазам, напоминавшим потускневшие куски янтаря.

Кровь. Рашель вытерла рот, неожиданно подумав об этой крови: у нее во рту, в волосах, на теле, разбрызганной по стенам и потолку коридора, текущей настоящими ручьями, больше крови, чем она могла представить. Джозеф был покрыт ею с головы до пят, его глаза пристально смотрели из-под оранжевой маски крови, зубы покраснели.

Она не могла отвести глаз от изуродованного трупа.

— Сириг, — сказала она. — Его звали Сириг.

— Имя мертвой собаки сгниет вместе с ней в куче дерьма, — проворчал Джозеф. Затем он обернулся к девушке, и его глаза вновь ожили. Он поклонился, откашлялся, затем повторил первый жест. — Моя госпожа, вы не ранены? — заботливо поинтересовался он.

Его лицо впервые приобрело заинтересованное выражение. Рашель в изумлении открыла рот и пошатнулась, глядя на труп, а потом на человека, которого она только что предала.

— Джозеф! — закричала она, вцепившись в его руку. — Я… — Последние события словно завертелись по кругу, наслаиваясь одно на другое, как только стеклянная поверхность, отделяющая ее поведение от сознания, разбилась вдребезги. — Джозеф, — сказала она добрее, с явным удивлением. — Со мной что-то произошло. Я… я вспоминаю о том, чего попросту не могла сделать. Я… — Она вспыхнула. — Я помню о том, что была так жестока с тобой, так скверно вела себя. И… и я… — Она подняла на него взгляд, качая головой, словно отрицала недавние события, и шептала с усиливающимся ужасом: — Я предала Амоса кольнари?

Он коснулся ее руки нежно и мягко.

— Госпожа, вы были больны. Вы отравились принятыми для введения в анабиоз средствами. Это не ваша вина.

— Ох, — проронила она, — ох… — И, плача, бросилась ему в объятья. — Пожалуйста, прости меня, — умоляла она. — Я никчемная, отвратительная, но я умоляю тебя, Джозеф, не презирай меня за это. Не оставляй меня.

— Я никогда не смогу презирать свою госпожу, — просто сказал он. Он протянул руку, в которую она вцепилась, хотя эта рука и была буквально по локоть в крови. — Идемте, у нас мало времени, — сказал он. — Мы должны доставить вас в безопасное место, а мне сегодня еще многое предстоит сделать.

— Тогда давай поспешим, Джозеф, — согласилась Рашель.

Джоат и Пэтси, выпрыгнувшие из люка, остановились при виде трупа. Они нерешительно осмотрели холл, затем подобрались поближе. Джоат едва взглянула на него уголком глаз, а Пэтси-Сью уставилась с довольной ухмылкой.

Плазменный пистолет поднялся, потом бессильно опустился.

— Это он, — прошептала она. — Это он. И он готов! — Ее голос был удручающе возмущенным.

Джоат подошла к ней. «Вот тебе на, его уже прикончили», — подумала она с появившейся совсем недавно щепетильностью и попыталась не обращать внимания на запах. Этот говнюк настроил против себя чертовски много жителей станции. Дело было не в том, что она сожалела о его смерти, просто…

— Жалеешь, что это не ты? — спросила Джоат, глядя на свою спутницу.

Впервые после изнасилования Пэтси-Сью Кобурн заплакала.

— Нет, — ответила она, и ее голос был едва слышным. — Нет, я не жалею. Ни о том, что он мертв, и ни о том, что это сделала не я. Просто рада, что этот мерзавец больше никому не причинит боли. Я… не буду больше вспоминать, как это произошло.

— Угу, а вот это правильно, — угрюмо сказала Джоат, наглухо захлопывая двери памяти. — Пойдем, у нас еще много работы.

Они повернулись к Джозефу и Рашели.

— Давайте поднимем ее наверх, — продолжила Джоат. Верхний осевой разрез достаточно безопасен, чтобы припрятать ее там. А потом мы сможем продолжить свое дело.

— Симеон? — тихо позвала Чанна. — Ты вернулся?

— Часть меня. — Его голос звучал невнятно, хотя имплантаты всегда издавали одинаковый звук. — Я танцую на лезвии ножа: заглушая их связь и отбивая атаки их компьютеров. Я не могут постоянно удерживать их от контакта. — Затем более четко: — С тобой все в порядке?

— Тебе действительно интересно? — поспешила холодно бросить она.

— О да.

— Это чертовски противно… и в какой-то мере утомительно. — За этим последовала шутливая улыбка. — И, по правде говоря, мне постоянно было интересно, что произойдет дальше. А еще мне бы действительно хотелось, — сказала она, заканчивая герметизацию костюма на шее, — увидеть его лицо, когда он поймет, что я больше никогда не выйду через ту дверь.

— Я запишу эту сцену на голограмму.

— Но ничего не говори Амосу.

Одна из панелей потолка неожиданно стала прозрачной и отодвинулась в сторону. Там появилось лицо Джоат, а затем, совершив какой-то невероятный прыжок, свалилась и она сама.

— Там место, где можно проползти, — оно ведет к узлу из воздуховодов и трубопроводов. Идем.