Город и город - Страница 2

— Вильем Баричи.

— Это вы её нашли?

Он кивнул, и вслед за ним кивнули его друзья.

— Расскажи.

— Мы пришли сюда, чтобы, чтоб это, и… — Вильем выжидал, но я ничего не сказал о его наркотиках. — И увидели что-то под этим матрасом и сдвинули его в сторону. Там были какие-то…

Друзья Вильема смотрели, как он колеблется, борясь с суеверием.

— Волки? — спросил я.

Они переглянулись.

— Да, мэн, там вокруг шнырял какой-то подлый зверюга и… Так что мы решили, это…

— Сколько прошло с тех пор, как вы здесь? — спросил я.

Вильем пожал плечами.

— Не знаю. Часа два?

— Кто-нибудь ещё был поблизости?

— Видели там каких-то чуваков. Сколько-то времени назад.

— Дилеров?

Он снова пожал плечами.

— И ещё какой-то фургон подъехал сюда по траве, а чуть погодя снова уехал. Мы ни с кем не говорили.

— Когда был этот фургон?

— Не знаю.

— Было ещё темно, — сказала девочка.

— Ладно. Вильем, ребята, мы раздобудем вам что-нибудь на завтрак, если хотите, найдём какое-нибудь питьё.

Я махнул рукой полицейским, которые их охраняли.

— С их родителями вы уже поговорили? — спросил я у них.

— Направляются сюда, босс, только вот её предкам, — отвечавший указал на одну из девчонок, — никак не можем дозвониться.

— Значит, продолжайте. А сейчас доставьте их в Центр.

Четверо подростков переглянулись.

— Это какая-то хрень, — неуверенно сказал другой паренёк, не Вильем.

Он знал, что по каким-то там правилам ему надо противиться приказу, но на деле ему хотелось поехать с моими подчинёнными. Чёрный чай, хлеб, волокита с протоколами, скука и лампы дневного света — всё это так не походило на стягивание громоздкого, тяжёлого от влаги матраса в тёмном дворе.

Прибыли Степен Шукман и Хамд Хамзиник, его помощник. Я посмотрел на часы. Шукман не обратил на меня внимания. Нагнувшись к телу, он задышал с присвистом. Констатировал смерть. Стал высказывать свои наблюдения, а Хамзиник принялся их записывать.

— Время? — спросил я.

— Часов двенадцать, — сказал Шукман.

Он надавил на конечность мёртвой. Та качнулась. Учитывая её окоченелость и такую неустойчивость на земле, можно было предположить, что она приобрела позу смерти, лёжа на чём-то с иными очертаниями.

— Убили её не здесь.

Я много раз слышал, что он хорош в своей работе, но не видел никаких свидетельств чего-то большего, чем простая компетентность.

— Закончили? — обратился он к женщине из вспомогательного персонала, фиксировавшего сцену преступления.

Та сделала ещё два снимка под разными углами и кивнула. Шукман с помощью Хамзиника перекатил женщину на спину. Она словно сопротивлялась ему своей скованной неподвижностью. Перевёрнутая, она выглядела нелепо, будто кто-то вздумал сыграть мёртвое насекомое, скрючив руки и ноги и покачиваясь на спине.

Она смотрела на нас снизу вверх из-под развевающейся чёлки. Лицо застыло в испуганном напряжении: она бесконечно удивлялась себе самой. Она была молода. На ней было много косметики, размазанной по лицу из-за сильных побоев. Невозможно было сказать, как она выглядит, что за лицо представили бы себе те, кто её знал, если бы услышали её имя. Может, позже, когда она расслабится в смерти, мы узнаем её лучше. Спереди её всю изукрасила кровь, тёмная, как грязь.

Последовали вспышки фотокамер.

— Так, привет, причина смерти, — сказал Шукман, обращаясь к ранам в её груди.

По левой щеке, загибаясь под челюсть, проходила длинная красная щель. У неё было разрезано пол-лица.

На протяжении нескольких сантиметров рана была гладкой, ровной, как мазок кисти. Заходя за челюсть, под нависающими губами, она зазубривалась и то ли заканчивалась, то ли начиналась глубоким рваным отверстием в мягких тканях за костью. Женщина смотрела на меня невидящим взглядом.

— Сделайте несколько снимков без вспышки, — сказал я.

Как и некоторые другие, я отвёл взгляд, пока Шукман бормотал о том, что он наблюдает, — смотреть на это казалось чем-то похотливым. Облачённые в форму технические исследователи криминальной мизансцены, на нашем сленге — кримтехи, вели поиски в расширенном круге. Ворошили мусор и обшаривали колеи, оставленные автомобилями. Раскладывали на земле стандартные предметы для сопоставления и фотографировали.

— Ну ладно. — Шукман поднялся. — Давайте уберём её отсюда.

Двое мужчин водрузили её на носилки.

— Господи, — сказал я, — да прикройте же её. Кто-то нашёл неведомо где одеяло, и её понесли к машине Шукмана.

— Зайду во второй половине дня, — сказал он. — Увидимся?

Я уклончиво помотал головой и направился к Корви.

— Ностин, — обратился я к детективу, оказавшись в таком месте, где Корви могла нас краем уха слышать. Она подошла чуть ближе.

— Да, инспектор? — отозвался Ностин.

— Что скажешь, по-быстрому?

Он глотнул кофе и нервно на меня посмотрел.

— Шлюха? — предположил он. — Первые впечатления, инспектор. В этом месте, избитая, голая? И…

Он указал себе на лицо, изображая её чрезмерный макияж.

— Шлюха.

— Драка с клиентом?

— Да, но… Знаете ли, будь это просто телесные раны, то, увидев их, можно было бы подумать: она заартачилась, не стала делать, чего он хотел, что бы там ни было. Он вышел из себя и набросился. Но это… — Он снова с неловкостью прикоснулся к своей щеке. — Это совсем другое дело.

— Псих?

Он пожал плечами.

— Может быть. Режет её, убивает, выбрасывает. Наглый к тому же, мерзавец: начхать ему было на то, что мы её найдём.

— Наглый или тупой.

— Или и наглый, и тупой.

— Стало быть, наглый, тупой садист, — сказал я.

Он закатил глаза: дескать, возможно.

— Хорошо, — сказал я. — Может, и так. Надо обойти местных девиц. Расспросить какого-нибудь полицейского в форме, который знает, что здесь к чему. Узнать, не возникали ли у них проблемы с кем-либо в последнее время. Распространить фото, выяснить имя Фуланы Деталь.

Я употребил общепринятое обозначение неизвестной женщины.

— Первым делом опросите Баричи и его приятелей, вот там. Будьте с ними обходительней, Бардо, они не обязаны были нам звонить. Я серьёзно. И захватите с собой Ящек. — Рамира Ящек отлично справлялась с допросами. — Позвоните мне сегодня?

Когда он остался вне пределов слышимости, я сказал Корви:

— Несколько лет назад на дело об убийстве простолюдинки у нас бы и половины такого числа народа не набралось.

— Проделан долгий путь, — отозвалась она.

Ей было ненамного больше, чем мёртвой женщине.

— Сомневаюсь, чтобы Ностина радовало отдавать профессиональный долг проститутке, но он, как видите, не жалуется, — сказал я.

— Проделан долгий путь, — повторила она.

— Так что же?

Я задрал бровь. Глянул в сторону Ностина. Я ждал. Я помнил о работе Корви по исчезновению Шульбана, делу значительно более византийскому, чем это изначально представлялось.

— Просто я, знаете ли, думаю, что надо иметь в виду и другие возможности, — сказала она.

— Поясните.

— Её макияж, — сказала она. — Сплошь, знаете ли, земельные и коричневые тона. Нанесены толстым слоем, но не…

Она надула губы, изображая женщину-вамп.

— А обратили внимание, какие у неё волосы?

Я обратил.

— Некрашеные. Поедем со мной на Гунтерстращ, поколесим вокруг, подкатим к любой девчачьей тусовке. Две трети блондинок, думаю. А остальные — чёрные, кроваво-красные или ещё какая-нибудь дрянь. И… — Она пощупала пальцами воздух, словно это были волосы. — У неё они грязные, но намного лучше, чем у меня.

Она провела рукой по секущимся кончикам собственных волос.

Большинство уличных женщин в Бещеле, особенно в таких районах, как этот, на первое место ставили еду и одежду для своих детей; фельд или крэк для себя; пищу для себя, а потом всякую всячину, в каковом списке кондиционер для волос значился далеко внизу. Я взглянул на остальных полицейских, на Ностина, собиравшегося в путь.