Город. Хроника осады (СИ) - Страница 5

– Я тут тебе такое расскажу, – она заговорщицки понижает голос. – Я же театром увлекаюсь.

– Да неужели? – пытается действительно удивиться улыбающийся Алексей.

– Да-да, – с важным видом кивает девушка. – И знаешь что? Меня сама Годунова хвалила. Говорит у меня большие успехи. Я в новом спектакле знаешь, кого играть буду?

Кого же будет играть сестра в знаменитом театре Годуновой, Швецов узнать не успевает. Их прерывает подошедший отец.

– Леночка, не донимай брата, – глухо говорит, мягко отводя офицера от сестры. – Помоги лучше на стол накрыть, Алеша наверняка устал и голоден.

– Хорошо, – поскучнев, нехотя соглашается Елена и удаляется, подобрав подол платья. – Но потом обязательно все-все расскажу.

Проводя дочь взглядом, отец смотрит подполковнику в глаза и заботливо сжимает плечи.

– Бабушка наверху, – говорит он. – К себе требует.

Требует. В поместье, ничего не меняется, будто застывшее время после неудачного магического эксперимента. От сервиза с цветочками, что Ленка сама, по обыкновению, накрывает на белую скатерть, до этого диктаторского «требует». Поместьем Швецовых правит, деспотично, но (нужно признать) со знанием дела старая баронесса.

Комната хозяйки запоминается в деталях и остается неизменной спустя года. Тот же таинственный полумрак, бросающий тень на предметы интерьера и саму старую женщину. Татьяна Швецова сидит у балкона, куря сигарету через мундштук и не повернувшись на стук двери.

– Закрой – сквозняк, – раздраженно бросает она вместо приветствия.

Дряхлая сморщенная ворона. Черное платье, спрятанные седые волосы под сеткой только подчеркивают образ.Некоторое время баронесса молча курит, разглядывая проплывающие мимо облака. Достаточно, что бы пробудить в Алексее воспоминания детства. Не самые приятные.

– Ты подвел нас, юноша, – наконец говорит бабушка, по-прежнему не поворачиваясь к внуку лицом.

Юноша. Подполковник кривится от обыденно брошенного слова. Будто ему снова десять и он разбил дорогую вазу, гоняя мяч. Приятно оказаться дома спустя долгие годы разлуки, добавить нечего.

– На какое-то короткое время я даже засомневалась, – она, изящно подняв подбородок, выпускает тонкую струю дыма и стряхивает пепел, – и подумала из тебя выйдет толк. Но ты не разочаровал, мальчик, и все, как положено, испортил, – хозяйка каркающе смеется. – Тебя с позором выставили из Генерального Штаба.

Сердце Алексея сжимается от обиды, к горлу подступает ком. Как же больно вспоминать…

– Господин капитан! – скучающий у дверей караульный вскакивает при приближении Швецова.

Офицер машет рукой, мол, не утруждайся. Боковым зрением отмечает выражение лица рядового. Кажется, Алексею искренне сочувствуют в произошедшей истории, да что толку.

«Не на плаху же я иду, в конечном счете», – успокаивает себя капитан, стучась и тотчас, толкая дверь.

Брат государя, Великий князь Петр Брянцев весь в работе. Лишь коротко смотрит на вошедшего Швецова. Опускает перо в чернило, быстро заполняя бумаги.

– Ваше сиятельство! – капитан щелкает каблуками и резко кланяется.

Оторвавшись таки от документов, генерал от кавалерии удосуживается обратить внимание на гостя. Откинувшись на спинку дорогого стула, раскачивается как в кресле качалке.

– Садитесь-садитесь, голубчик, – как можно мягче говорит великий князь, указывая Алексею на стул напротив.

Брянцев встает и молча звенит посудой. На столе появляется бутылка с коньяком и два стакана. Так же безмолвно брат царя разливает напиток и подвигает к капитану.

– Я не пью…, – пытается отказаться Швецов.

– Пей, – требует генерал.

Дождавшись, пока Алексей допьет, Петр садится и выжидательно смотрит.

– Я не виноват! – резче положенного начинает капитан.

– Знаю, – как-то быстро и неожиданно соглашается Брянцев.

Швецов разом умолкает. Реакция генерала сводит на нет все загодя подготовленные слова. Офицеру только и остается сидеть, нервно покручивая в руках пустой стакан.

– Знаю, голубчик, – участливо вздыхает великий князь. – Да только жизнь не бульварный роман. Нечего тебе тут больше делать, Алексей. Ты исполнительный и порядочный офицер, но оставить тебя при штабе я больше не могу.

Петр Брянцев думает, постукивая пальцами по столу.

– Впрочем, – улыбнувшись догадке, он громко хлопает, – есть у меня для тебя работа. Готовься к переводу.

– Меня повысили до подполковника, – с жаром выпаливает Алексей. – И я больше не буду заниматься бумажной работой. Меня отправляют командовать войсками, доверили один из лучших батальонов всего корпуса.

Смех старухи смешивает офицера с испражнениями.

– Тебя, – с каким уничижением произносит она, – согнали с уютного и престижного места. Сослали куда? К кучке пьяной немытой солдатне. Что бы ты до конца дней маршировал и тупел как рваный сапог.

– Это же не инфантерия, – пытается оправдаться загнанный тирадой в угол Швецов. – Я буду служить в кавалерии.

– И эта единственная причина, почему я вообще с тобой разговариваю, – рубит под корень баронесса. – Отправь они тебя в пехоту, с порога бы выгнала. Мало мне и того позора, что есть.

Татьяна тихо посмеивается, вспоминая о чем-то своем.

– Знаешь, – она все же поворачивается, с веселой иронией рассматривая внука, – в толк не возьму, почему ты пошел в армию. Я смирилась, когда ты сбежал в эту свою… как ее там… школу магии, – делает взмах рукой, закружившийся дым и правда, словно приобретает волшебные очертания, добавляя веса словам. – Это было удобно для всех. Тебя как в старое доброе время упекли с глаз долой в монастырь. Но вот армия, – она качает головой, – Нет, дорогой Алешенька, в армии ты на виду у всех. Ты, что на проклятие вынужден носить ту же фамилию, что и я.

Оба одновременно поворачивают взгляды к стене. Если бы не ветхость картины, изображенного легко принять за Алексея. Разве только грудь запечатленного на полотне кавалериста увешана орденами и медалями. Старуха, противно сморщившись, резко вскакивает. Раскидав по полу тлеющие красные угольки табака, встает меж картиной и внуком. Будто один взгляд нерадивого отпрыска способен осквернить столь дорогую для нее вещь.

– Не смей, – шипит она, дернув подбородком. – Ты не мой муж. Даже не вздумай пытаться ровняться на него.

«Мой муж», никак не «твой дед». Быть может молодой Швецов, так похожий на предка тем больше наносит рану, ноющей тоской напоминающей старой женщине о потерянных годах юности.

Подполковник с холодным сердцем выдерживает ядовитый взгляд хозяйки семьи. Прислушавшись к себе, на удивление даже обиды не чувствует. Привычка?

– Будьте здоровы, матушка, – позволяет себе маленькую победу Швецов, уже разворачивающийся к выходу.

– Постой, – более спокойно пытается остановить Татьяна и что-то в голосе понукает офицера задержаться.

Бабушка пересекает комнату и воюет крохотным ключиком с замком на тумбе.

– Ты должен быть благодарен мне, мальчик, – говорит она, одновременно с наконец раздавшимся щелчком, – с большим трудом мне удалось сохранить твою помолвку.

Перед Швецовым на стол ложится запечатанное письмо, подписанное очень аккуратным почерком. Доносится легкий аромат духов.

– От Марии, – женщина кивает на конверт, – разумеется, ты даже не догадался написать бедной девочке.

Как у всех благородных семей, жизнь Алексея расписана с раннего детства. И если еще удается сбежать в школу магии, от брака не отвертеться. Швецовы и Богумиловы давние друзья, так что на счастье Алексея невесту знает с давних пор, что весьма упрощает задачу. Даже когда родители принесли вести о помолвке, дети играли в шахматы среди сада. Юноша и девушка просто равнодушно пожали плечами. Все и так давно понятно.

Смахнув письмо и затолкав во внутренний карман кителя, подполковник широкими шагами покидает комнату.

– Алешенька, – зовет мать, услышав частый топот каблуков на лестнице.