Город гибели - Страница 13

— Вы побоитесь вернуться обратно к этому дому? — спросил он. Грисвелл содрогнулся, но все же покачал головой. В нем заговорило упрямство его предков-пуритан.

— Мысль о том, чтобы увидеть этот дом, и этот ужас еще раз приводит меня в трепет, — признался он. — Но бедный Брэйнер… — Он запнулся. — Мы должны найти его тело. Боже мой! — вскричал он, осознав наконец кошмар всего происшедшего. — Что мы найдем? Если мертвый человек ходит…

— Посмотрим. — Шериф зажал поводья в левой руке и на ходу принялся перезаряжать свой револьвер.

— Боже, как зловеще выглядел этот дом на фоне черных сосен! — воскликнул Грисвелл, сделав несколько шагов. — Он дурно выглядел с самого начала, когда мы только подошли к нему, и стая голубей вспорхнула в небо с его балюстрад!

— Голубей? — Баннер бросил на него быстрый взгляд. — Вы видели голубей?

— Да, конечно. Целая стая сидела там на перилах.

Они шагали некоторое время в молчании, а потом Баннер внезапно сказал:

— Я прожил в этом графстве всю жизнь. Я пересекал имение Блассенвиль тысячу раз, я думаю, во все часы дня и ночи. Но я никогда не видел здесь голубей!

— Их было множество, — повторил изумленный Грисвелл.

— Я встречал людей, которые клялись, что видели стаю голубей на балюстраде, как раз на закате, — медленно сказал Баннер. — Все они были негры, кроме одного… бродяги. Он разжег во дворе огонь, намереваясь там переночевать. Я проходил мимо, когда уже сгущалась тьма, и он рассказал мне о голубях. Я вернулся следующим утром, от костра остался пепел, рядом валялись жаровня и жестяная кружка. Одеяло лежало нетронутым. С тех пор парня больше никто не видел. Это было двенадцать лет назад. Негры говорят, что видят здесь голубей, но никто из них не рискует приходить сюда между закатом и рассветом. Они говорят, что голуби — это души Блассенвилей, ночью выпускаемые из ада. Негры говорят, что красное зарево на западе — свет из преисподней, потому что ворота ада открыты, когда вылетают Блассенвили…

— Кто же эти Блассенвили? — спросил Грисвелл, все еще дрожа.

— Они владели когда-то этой землей. Англо-французский род. Пришли сюда из Вест-Индии задолго до покупки Луизианы. Гражданская война похоронила их, как и многих других. Некоторые были убиты, большая часть вымерла после. Никто не жил в поместье с 1890 года, с тех пор как мисс Элизабет Блассенвиль, последняя из рода, сбежала из старого дома ночью, словно из чумной ямы, и никогда не вернулась… Это ваша машина?

Они остановились возле машины, и Грисвелл мрачно уставился на старый дом. Его пыльные стекла были пустыми и белыми, но не слепыми! Казалось, что чьи-то глаза жадно рассматривают новую добычу сквозь затемненные стекла.

Баннер повторил свой вопрос.

— Да. Будьте осторожны. Там, на сиденье, змея… по крайней мере, она была там.

— Сейчас никого, — пробормотал Баннер, привязывая свою лошадь и вытаскивая из седельной сумки электрический фонарик. — Давайте посмотрим, что в доме.

Он невозмутимо зашагал по кирпичной дорожке. Грисвелл почти наступал на пятки Баннеру, сердце его учащенно билось. Ветер доносил запах разложения и прелой травы. Грисвеллу стало до тошноты плохо от ненависти к этим черным лесам, к этим ветхим домам плантаторов, в которых еще дремал забытый дух рабства, кровавой гордыни и темных интриг. Он всегда думал о Юге как о солнечной и праздной стране под легким ветром, пахнущим специями и цветами, где жизнь спокойно текла под бой барабанов черного народа, поющего на залитых солнцем хлопковых полях. Но сейчас ему открылась другая ее сторона, о которой он прежде и не подозревал, — темная и мрачная, окутанная страхом. И он не мог сдержать своего отвращения.

Дубовая дверь свисала, как и прежде, с разбитых петель. Луч фонарика лишь сгустил мрак внутри дома; Баннер стоял на пороге, осматривая прихожую. Луч скользнул сквозь тьму и взобрался вверх по лестнице. Грисвелл затаил дыхание, сжав кулаки, — но в этот раз никто не смотрел на них сверху. Баннер вошел внутрь, ступая мягко, как кошка, — в одной руке фонарик, в другой револьвер.

Когда он повернул свой фонарь в глубину бокового проема, Грисвелл закричал, почти потеряв сознание от невыносимой дурноты.

След кровавых капель тянулся по полу, пересекая одеяла, на которых спал Брэйнер между дверью и постелью Грисвелла. И на этой постели лицом вниз лежал Джон Брэйнер с расколотой головой, сочащейся свежей кровью, отблескивавшей в луче фонаря. Его вытянутая рука все еще сжимала топор, лезвие которого вонзилось в одеяло там, где должен был спать Грисвелл.

Мгновенно нахлынувший поток темноты поглотил Грисвелла. Ничего не соображая, он, шатаясь, побрел прочь, но Баннер схватил его за руку. Когда он вновь стал слышать и видеть, ему стало невероятно дурно, и в приступе рвоты он едва успел склонить голову над камином.

Баннер повернул на него фонарь. Его голос донесся из-за слепящего круга:

— С вашей стороны было бы умнее использовать другой топор!

— Но я не убивал его, — простонал Грисвелл. — Я не собираюсь говорить о самозащите!

— Что меня и удивляет, — честно признался Баннер, выпрямляясь. — Какой бы убийца состряпал такую сумасшедшую историю, чтобы доказать свою невиновность? Реальный убийца рассказал бы, по крайней мере, правдоподобную сказку… Хм-м! Капли крови ведут от двери. Тело тащили — хотя нет, кровь не размазана. Вы, должно быть, несли его сюда, после того как убили где-то в другом месте. Но в таком случае почему нет крови на вашей одежде? Вы сменили ее и вымыли руки? Но парень мертв не так уж давно…

— Он сам спустился по лестнице и пересек комнату, — безнадежно проговорил Грисвелл. — Он пришел убить меня. Я увидел его, когда он спускался по лестнице. Он ударил в то место, где я лежал бы, если бы не проснулся. Вот окно, через которое я выбрался. Видите, оно разбито.

— Вижу… но если он шел тогда, то почему он не ходит сейчас?

— Не знаю. Я боюсь даже думать об этом. Вдруг он поднимется с пола и снова пойдет на меня?! Когда я услышал его шаги, а потом топот волка, преследующего меня на дороге, — я подумал, что это Джон бежит за мной с топором в руке, с окровавленной расколотой головой и смертельной усмешкой на губах!

Зубы Грисвелла застучали, когда он вновь вспомнил этот ужас. Баннер поводил лучом фонаря по полу:

— Капли крови ведут в холл. Поднимемся вверх и проследим их.

Грисвелл вздрогнул:

— Но они ведут наверх…

Глаза Баннера сверкнули на него:

— Боитесь?

Лицо Грисвелла стало серым:

— Да. Но я все равно пойду — с вами или без вас. Тварь, что убила бедного Джона, может быть, все еще скрывается там.

— Держитесь позади меня, — приказал шериф. — Если кто-нибудь нас атакует, не вмешивайтесь. Предупреждаю, что я стреляю быстрее, чем прыгает кошка, и редко промахиваюсь. Если у вас в голове есть блажь напасть на меня сзади, забудьте об этом.

— Не будьте дураком! — Презрение взяло вверх над страхом. Казалось, эта вспышка Грисвелла убедила Баннера больше, чем все его предшествующие излияния.

— Я хочу быть честным, — сказал он тихо, — и не буду за глаза приговаривать вас. Если хотя бы половина из рассказанного вами правда, вы прошли через адское испытание, и я не хочу быть с вами жестоким. Но вы же видите, как мне трудно поверить во все, что вы мне рассказали!

Грисвелл устало кивнул, давая знак идти. Они вышли в холл и остановились у подножия лестницы. Цепочка темно-красных капель, ясно видимая на толстом слое пыли, вела наверх.

— На пыли следы человеческих ног, — тихо заметил шериф. — Идите медленнее. Я должен быть уверен в том, что вижу, потому что мы их стираем, поднимаясь наверх. Одна пара следов ведет наверх, а другая вниз. Один и тот же человек. Следы не ваши. Брэйнер был крупнее вас. Капли крови повсюду — кровь на перилах, словно человек опирался на них окровавленной рукой. Пятно вещества, которое выглядит, как мозги. Но что же…

— Он спустился по лестнице, уже будучи мертвым, — повторив это, Грисвелл содрогнулся, — шаря одной рукой впереди себя, а другой — сжимая топор, которым был убит.