Горничная для тирана (СИ) - Страница 5

– Ничего себе мягок.

– Да пороть его надо. Доведёт он отца. Отнеси Ваське завтрак. Я сама тут разберусь.

Люба составляет на поднос омлет и горячее молоко с мёдом.

– Скажи: если не выпьет молоко, не допущу к работе. Домой отправлю на больничный!

– А может, и надо на больничный? Дома быстрее на поправку пойдёт.

– Не надо. Дом для нее - наказание. Иди, – отсылает меня.

Беру поднос и иду, не понимая, почему отдых дома – это плохо.

Дверь в нашу комнату приоткрыта, аккуратно толкаю ее ногой и замираю на пороге. В нашей комнате управляющий Андрей. Он стоит над кроватью Василисы и что-то тихо говорит. Рядом с ней, на тумбе, уже другие лекарства и коробочка с эклерами.

– Люба завтрак передала, – привлекаю к себе внимание, ставя поднос на стол. Андрей оборачивается ко мне и смиряет недовольным взглядом. – Извините, помешала? – хочу смыться, но Васька меня останавливает.

– Андрей Сергеевич уже уходит! – настойчиво хрипит она.

– Я всё-таки вызову врача, – кидает он Василисе и покидает комнату.

– Зачем ты так? Приятно, когда управляющему не плевать на здоровье подчинённых. Да и доктор не помешает.

– А Андрей Сергеевич у нас не заботливый добродетель, он пытается косяки замазать и яйца свои ко мне снова подкатить, – фыркает Васька.

– Правда? – прикрываю рот рукой. – У тебя парень есть, да? Или не нравится мужчина? Вроде статный, привлекательный.

– Это только внешний лоск, Дарина. Не ведись. Внутри он не такой красивый.

– Да?

– Потом как-нибудь расскажу, – отмахивается.

Киваю. Может, мне кажется, но Василиса лукавит. Она заигрывает с Андреем Сергеевичем.

Дарина

Без Василисы я чувствую себя слепой. Люба не может ходить за мной по пятам, поэтому приходится осваиваться самой.

«Вторая дверь по коридору - комната Марка, последняя - спальня хозяина», – повторяю про себя, поднимаясь по лестнице с ведром и чистящими средствами. Может, это и к лучшему. Плавать учатся быстрее, если кинуть на глубину. Так и я быстрее освоюсь, если все сделаю сама, без помощи. Главное – ничего не разбить и не сломать, а то я в жизни не рассчитаюсь.

Вторая дверь по коридору оказывается приоткрыта, из комнаты орет музыка. Очень громкая, агрессивная музыка. Быстро прохожу мимо к спальне хозяина. Не хочу сталкиваться с Марком. Он мне неприятен. Терпеть не могу, когда воспринимают обслуживающий персонал, как рабов или низкосортных людей. Мы тоже люди, только с меньшими доходами, но это не делает нас хуже.

Прохожу в комнату хозяина. Осматриваюсь. Никогда не понимала, зачем людям такие огромные спальни. Оставляю ведро, иду заправлять большую кровать с высокой кожаной спинкой. Здесь все в тёмных тонах. Цветовая гамма под стать хозяину. Такая же мрачная, как и его энергетика.

Рассматриваю картину над кроватью, мурашки по коже. Там огромная птица с расправленными крыльями клюет рычащего волка. Картина черно-белая, а кровь волка ярко-бордовая. Зачем вешать такие картины в спальне над головой? Страшный человек, боюсь представить, что у него в шкафу. А вот шкафов здесь нет, напротив кровати стена из матового зеркала, кожаное кресло возле окна, тумбы по обе стороны кровати, и, пожалуй, все. Все поверхности пусты, никаких личных вещей, словно это спальня гостиницы.

И запах... Здесь пахнет по-особенному. Если во всем доме витает запах чистоты, то в этой спальне – насыщенный терпкий аромат мужчины.

Протираю пыль, которой практически нет, и натираю зеркальную стену. Обнаруживаю, что, помимо ванной, здесь есть еще комната, заглядываю - гардероб. На вешалках стройными рядами висят костюмы, рубашки, на полках аккуратными стопками уложена другая одежда. Никогда бы не подумала, что у мужчин может быть столько одежды и обуви.

Иду в ванную, тут небольшой бардак, на зеркале брызги от воды, мокрое полотенце на краю раковины, баночка открытых таблеток на полочке.

Мою ванную, натираю до блеска зеркала, закрываю баночку с таблетками и из любопытства рассматриваю этикетку, пытаясь понять, что это за лекарства. Все надписи на английском, ни одного знакомого слова.

Я еще не понимаю, что происходит, но по телу уже идет волна мурашек, а сердце заходится в панике. Резко оборачиваюсь и вижу хозяина дома. Он стоит в дверях, облокотившись на косяк, и наблюдает за мной. Застываю с баночкой в руках, чувствуя, как горит лицо от стыда, словно меня поймали на чем-то противозаконном.

– Это обезболивающие, если тебе интересно, – произносит мужчина, указывая глазами на таблетки.

– Я... – сглатываю, пытаясь обрести голос. Страшно так, словно меня сейчас казнят. – Я просто закрыла баночку, – оправдываюсь и быстро ставлю таблетки на место.

Пауза. Трясущимися руками собираю моющие средства, тряпки и, не поднимая глаза, иду на выход. Но останавливаюсь, потому что мужчина резко ставит руку на косяк, преграждая мне дорогу.

Распахиваю глаза, начиная часто дышать от волнения.

– Ничто так не губит женщин, как любопытство, – холодно произносит он.

– Я правда ничего...

– Оставь женские пороки за стенами этого дома. Любопытство порождает болтливость и сплетни. А за это могут оторвать язык! – его голос спокоен и по-прежнему холоден, но в нем явная угроза.

– Простите, Демьян Рости... Ростис...

Никак не могу выговорить отчество и от этого волнуюсь еще больше.

– Свободна! – кидает мне мужчина и убирает руку. Вылетаю из спальни с колотящимся сердцем. Сдались мне эти таблетки. Дура!

– Вот ты где!

Сталкиваюсь в коридоре с Марком.

– В моей комнате так и останется срач?! – цокает он.

– Я сейчас уберусь, – прохожу в его комнату и выдыхаю, когда понимаю, что парень не идет за мной, а спускается вниз.

А вот тут он прав: в отличие от стерильно чистой спальни отца, у Марка и правда срач. Вещи разбросаны, кровать вся смятая, какие-то крошки на полу, что-то разлито на столе.

Кто-то у нас свинья. Закатываю глаза, принимаясь за уборку.

                                                                                                       ***                                                                                                    

– Да, Любовь Алексеевна, их пятеро. Марк, три девушки и еще парень. Они расположились на диванах в беседке. Курят кальян и пьют шампанское. Марк просит вас приготовить закуски, – сообщаю я Любе.

Вася болеет третий день. Ей уже лучше, но Андрей Сергеевич еще не допускает ее до работы.

– Вот засранец, стоило отцу улететь в другой город, он уже притащил в дом шалашовок, – возмущается Люба.

– Вроде нормальные девушки, – пожимаю плечами.

– Нормальные бы с Иродом не связались, – цокает женщина. – Жди, сделаю сейчас им закуски, – отмахивается Люба. Она нарезает ассорти из сыра, красиво укладывая на тарелку вместе с орехами и медом. Также делает мясную нарезку и фруктовое ассорти. Аккуратно, по одной тарелке уношу все в беседку, где уже орет музыка из большой колонки и дымит кальян. Хочу как можно незаметнее уйти, но не получается.

– Принеси побольше льда! – кричит мне Марк.

Киваю, убегаю на кухню, набираю лед в специальную вазочку и снова возвращаюсь в беседку. Одна из девушек уже танцует с бокалом в руках, тянет змейку на своем платье, обнажая грудь в бюстгальтере. Марк присвистывает, берет льдинку, подходит к ней, пританцовывая, и кидает лед в ложбинку между ее грудей. Девушка усмехается, хватает Марка за рубашку, тянет к себе и целует, а потом игриво отталкивает, продолжая танцевать.

– Че встала?! – кидает мне Марк. – Свали отсюда!

Киваю, ухожу. Эта его манера общения шокирует и обижает. Неужели нельзя по-человечески?

«Я привыкну», – повторяю себе. Василиса вон привыкла и ничего.

– И далеко не уходи! – кричит мне парень. – Я не отпускал! – распоряжается с нотками пренебрежения в голосе. Хочется послать его на фиг, лучше матом, хотя я вообще не ругаюсь, но я киваю, сжимая губы.