Горький дым костров - Страница 7

— Ай да политрук! Я, понимаешь, за гранату, а он: не спеши хватать, сначала оботри руку!

Молодым горячим парням Иван Иванович в его тридцать два года казался, наверное, чуть ли не стариком из-за своей неизменной выдержки и спокойствия.

Зато именно эти свойства характера сблизили Ивана Ивановича с руководителем группы. Особенно после случая, едва не стоившего жизни им обоим.

Из единственного письма И. И. Фризена жене, которое ему удалось переправить самолетом на Большую землю:

«…Идет у нас размеренная армейская жизнь. Все по распорядку — никаких отклонений. Едим три раза в день, точно по столовскому графику. Кормят сытно, но, скажу прямо, Катя, твои домашние обеды куда вкуснее.

Со сном у нас тоже как положено в армии: спим от отбоя до подъема, да еще днем прихватываем. Так полагается: мертвый час. Ребята говорят, ночью сильно псы брешут, спать мешают. Только я их все равно не слышу. Ты же мой сон знаешь…»

Послано в конце 1943 года.

Это произошло 28 декабря 1943 года — тот день Андрей Дмитриевич Проценко запомнил навсегда.

Накануне он вместе с Фризеном поехал в розвальнях в одну из ближайших деревень партизанского края получать продовольственные наряды у руководящей тройки, которую возглавлял секретарь местного райкома партии. Был заведен твердый порядок: партизанские отряды и группы, базировавшиеся на территории района, не имели права самостоятельно реквизировать продовольственные запасы у населения для своих нужд — лишь по нарядам тройки. Это позволяло избегать всяких несправедливостей и обид и, кроме того, давало возможность распознавать шайки разного рода мародеров и уголовников. И лжепартизан тоже. К тому времени гестаповцы стали создавать из своих подручных и полицаев лжепартизанские отряды, чтобы те восстанавливали местное население против настоящих партизан, а попутно выявляли бы преданных Советской власти людей.

В райкоме посланцев партизанской группы встретили по-братски. И нарядами на продовольствие снабдили, и валенками с тулупами, так необходимыми наблюдателям в условиях зимы, и даже чрезвычайно дефицитным по тем временам спиртом. А потом, когда со всеми хозяйственными делами было покончено, предложили… помыться в бане.

Это было великолепно! Долгие месяцы в лесу, в тесных, грязных, закопченных землянках, днем и ночью в одежде — и баня! Самая настоящая домашняя деревенская русская баня с огромным котлом кипящей воды, с каменкой, с духовитыми березовыми вениками!

Они оба парились чуть ли не до потери сознания. А потом, когда наконец далеко за полночь, изнеможенные, совершенно без сил, выползли из бани, их ждал еще один сюрприз: настоящий довоенный ужин. Тарелки, вилки, стаканы — мать честная! Они уже позабыли о существовании подобных вещей.

На следующий день, 28 декабря, едва только забрезжил рассвет, выехали на базу группы в тяжело груженных санях. Ехали в прекрасном настроении. Без конца шутили, веселились, подзадоривали друг друга, вспоминая вчерашнюю баню.

И на опушке леса нарвались на засаду! Чуть было не просмотрели: притаившиеся фашисты лежали в маскхалатах.

Хорошо еще, что у кого-то в засаде сдали нервы и он раньше времени нажал на спусковой крючок автомата. Затрещали выстрелы, пули просвистели высоко над их головами.

Пришлось бросить и коня, и розвальни, и позарез нужные тулупы с валенками и спасаться бегством. Скатились кубарем под косогор, побежали низом по оврагу. Затем, увидев протоптанную тропинку, свернули на нее.

Были сзади и стрельба, и крики: «Хальт! Хальт!» Но далеко в лес преследователи углубляться не стали. То ли побоялись, то ли догнать не смогли и потеряли из виду.

Через какое-то время тропинка вывела на лысый холмик. За ним мирно вился дымок — чье-то жилище, пасечника или лесного обходчика.

Они, уверенные, что ушли от преследования, стали быстро подниматься в гору. Но тут на тропинке неожиданно появилась бабка, державшая у груди малого внучонка, и отчаянно замахала свободной рукой: не ходите сюда!

Сразу же раздался картавый голос:

— Матка! Эй, матка! Куда шла? Давай здесь! — и громкий смех.

Фашисты! Целый взвод или еще больше. Тут же, за пригорком, метрах в десяти-пятнадцати.

Руководитель группы и Фризен бухнулись в снег и, не сговариваясь, поползли по-пластунски в сторону от тропинки. Главное — укрыться негде, место совершенно голое. Лишь поближе к вершинке метель намела невысокие гряды.

Пришлось залечь за ними.

Двое фашистских солдат с ведрами в руках прошли по тропинке. Впереди плелась бабка, показывала, видно, где вода.

Вернулись обратно с полными ведрами. Пошли снова. Потянуло запахом жареного сала. Плакал ребенок. Солдаты смеялись, пели крикливую песню про какую-то Эрику.

По-видимому, расположились они здесь надолго. Уйти было невозможно. Фашисты расхаживали группами, курили, бегали за водой к речке, дурачились, гоняясь друг за другом.

Просто удивительно, что их так и не обнаружили.

Руководитель группы лежал, сжав в застывшей руке «ТТ». Он рассказывал потом, что всю свою жизнь перебрал за эти мучительно долгие часы. Родню вспомнил, с каждым мысленно попрощался.

И тут заметил, что у лежавшего за ним политрука закрыты глаза, Сразу забеспокоился. Что с ним? Не попала ли ненароком шальная пуля?

Окликнул едва слышным шепотом:

— Э! — и тихонько толкнул валенком в плечо. Тот открыл глаза, посмотрел удивленно:

— Что такое?

— Ничего, ничего!..

Слава богу, жив!

Они уползли с пригорка в овраг лишь с наступлением темноты. Чуть ли не полсуток пролежали без движения на снегу, под самым носом у фашистов.

По дороге на базу, едва придя в себя от пережитого, Андрей Дмитриевич спросил:

— Ты, Иван Иванович, уж не спал ли там, на снегу, когда я тебя окликнул?

— Ну что вы! — хмыкнул Фризен. — Холодно очень, никак было не уснуть. Так, подремывал малость.

— Да-а… — руководитель группы удивленно крутнул головой. — Сон у тебя, видать, хороший.

— Вообще-то не жалуюсь… — и признался: — Ночью после бани очень хотелось как следует выспаться, но из-за затянувшегося угощения не пришлось. Неудобно ведь выйти из-за стола и завалиться на койку — еще обидишь гостеприимных хозяев.

С тех пор руководитель группы стал все чаще поручать своему политруку проведение боевых операций. Он знал: срывов или нежелательных отклонений от намеченного плана Иван Иванович не допустит. На него можно смело положиться.

А дел с каждым новым днем становилось все больше и больше.

В январе сорок третьего Красная Армия перешла в наступление под Ленинградом. Затем последовали мощные удары по противнику у Старой Руссы и Невеля.

Эти районы находились в непосредственной близости зоны действия отряда. Одного только сбора разведывательных сведений стало теперь недостаточно. Для того чтобы помочь наступающим войскам, партизаны развернули свое «малое наступление» — широкую диверсионную деятельность.

На первый план вышла теперь война на рельсах. Дня не проходило без того, чтобы в воздух не взлетал эшелон с боеприпасами, техникой либо солдатами врага.

Особое место заняли боевые операции, которые партизаны окрестили «концертами». Охрана железнодорожных путей ввиду близости фронта еще более усилилась, и подрывникам стало почти невозможно незамеченными подбираться к полотну. Тогда стали применять совершенно иную тактику. Группа, разделившись на две части или взаимодействуя с другой партизанской группой, производила одновременный налет на соседние железнодорожные станции. Там завязывались бои с фашистскими гарнизонами. Патрули с участка между станциями, заслышав перестрелку, спешили на помощь к своим и оголяли путь. А этого только и ждали подрывники, укрывшиеся где-нибудь возле насыпи.

«Концерт» чаще всего длился минут пятнадцать-двадцать, редко больше получаса. Но и за это короткое время подрывники успевали уничтожить рельсы на достаточно большом протяжении. Надолго прерывалось движение поездов.