Горькая брусника (СИ) - Страница 8

Мог Веденин купить квартиру Алёне? Где взял деньги? Вряд ли в больнице можно украсть много наркотиков… так мелочёвка. Что же получается в итоге: Вадим сгорел, сестра утонула. Могут ли эти смерти, связаны между собой? Скорее всего, нет. Или все-таки да? Я размышляла, стоя на ступеньках клиники. Между деревьев мелькнула громадная обезьяноподобная фигура Джанибека. Охраняет! Невольно поискала глазами лысину Колобка. Нет. Ну, так несерьёзно. Одного охранника для такой персоны как я, маловато

***

Я вернулась в дом, где жила Алёна. Поднимаясь по лестнице, увидела: из соседней квартиры на лестничную площадку выталкивают огромный древний шкаф. Пришлось сойти вниз и ждать, когда соседи с помощью грузчиков спустят во двор это жуткое произведение столярного искусства.

Эпопея с перемещением шкафа-чудовища затянулась. Я сбегала в магазин и купила булочку с кефиром. С этим нехитрым обедом уселась на лавочку у подъезда.

– Ты, чья будешь? – полюбопытствовала бабуля, сидящая на соседней лавочке.

– Зима, – представилась я любознательной старушке.

– Лето уже, какая тебе зима, – изумилась она.

– Зима – моя фамилия, – пояснила я собеседнице. – В квартире двенадцать живет моя сестра. «Или жила», – подумала я про себя.

– Белобрысая вертихвостка, – сердито буркнула бабуля. – Там раньше Ерёмины проживали. Дед заболел и попал в больницу. У них с Митревной детей не имелось – помочь старикам было некому. Вот и продала Маша квартиру твоей сестре аферистке, чтобы собрать деньги деду на операцию. Только он всё равно помер, а Маше на старости лет пришлось переехать в хутор Прикубанский. Оставшихся денег едва хватило на хату в этом богом забытом месте. Ничего отольются кошке мышкины слёзки, – зло добавила пожилая женщина.

– Уже отлились, – пробурчала я. Кефир показался мне горьким, булка застревала в горле, – она утонула в реке.

– Ах ты, Господи! Прости меня девонька, ты ж ни при чем. Видишь, как быстро он наказал за грехи…

– Послушайте, – возмутилась я. – Алёна только купила квартиру, не она брала деньги за операцию. – Булку я засунула в пакет. Упаковку с недопитым кефиром отправила в урну.

Бабка уставилась на меня выцветшими голубыми глазами. Подбородок старухи мелко дрожал, морщинистое лицо перекосилось от гнева.

– Не она, а её дружок Вадим! Деда положили в отделение, где он работал. Хирург, – женщина покачала головой, – креста на нем нет. Знал, что старик умирает, но на чужое добро позарился. Оттяпал квартиру стервец.

Я похолодела, на душе сделалось мерзко.

– Извините, – выдавила я из себя и поплелась в подъезд.

Шкаф-чудовище уже громоздился возле входной двери дома, освободив мне путь наверх. Возле квартиры Алёны я упала, зацепившись ногой за сдвинутый с места толстый резиновый коврик. Бедная моя голова приложилась о дверную коробку так, что искры посыпались из глаз.

«Будет синяк», – расстроилась я и потерла ушибленный лоб.

Нагнувшись, стала поправлять коврик. Не тут-то было! Тяжелый уродливый коврик не хотел укладываться ровно.

«Интересно, зачем Алёна приобрела такую некрасивую вещь? Ей скорее место в гараже. А-а-а, чтобы не позарились воры», – решила я.

Приподняла коврик, проверяя, что же мешает ему лечь на место. Оказалось: под резиной сдвинулась толстая кафельная плитка. С трудом оттащив коврик в сторону, топнула по плитке. Белая пыль взметнулась из-под неё, но плитка не улеглась, как положено. Приподняла кафель и ахнула: в углублении плотно один к одному лежали маленькие пакетики. Точно как показывают в кино про наркоторговцев. Я приподняла ряд пакетиков, кто-то заранее сделал в цементе углубление, получился неплохой тайник. Плитка, тяжелый коврик сверху и никто ни за что не догадается о схроне. Я осмотрела площадку на этаже, везде уложен одинаковый кафель. Соседи, перетаскивая тяжелый шкаф, немного сдвинули и кафель, и коврик. Я взяла один пакетик, зачем-то понюхала его, будто знаю, какой наркотики имеют запах. Потом аккуратно поправила пакетики, вернула плитку на место, сверху водрузила резинового монстра. Оглядываясь вокруг, как воровка, вытерла похолодевшие руки носовым платком. Послышались шаркающие шаги. Я перегнулась через перила: бабушка, говорившая со мной у подъезда, поднималась по лестнице.

– Что стоишь у двери? Ключей нет? – Женщина подозрительно покосилась на меня и, тяжело подволакивая левую ногу, подошла к своей квартире.

– Страшно входить сюда без сестры, – почти искренне ответила я. – Симпатичная у вас лестничная площадка, – продолжила я, показывая рукой на кафель в чёрно-белую клетку.

– Это единственное доброе дело Вадима. Раньше здесь был просто крашенный цементный пол. Дом старый и площадка со временем стала вся в выбоинах и ямках. Зайцевы уехали в отпуск. – Бабка кивнула на дверь соседей. – Вадим спросил меня: не могу ли я тоже куда-нибудь уехать на время, а он наведет порядок на площадке. Мол, положу новую плитку, а то стыдно перед людьми, да и опасно – можно ноги переломать. Я уехала к сестре в деревню. Когда вернулась, увидела эту красоту. Вряд ли белоручка сам укладывал плитку, но всё равно за это ему спасибо. – Бабуля подслеповато сощурилась, разглядывая ключи на связке, определила нужный и вставила в замочную скважину. – Только плохой он человек и сестра твоя не лучше, – добавила она напоследок и, окинув меня неодобрительным взглядом, вошла в свою квартиру.

Я минут пять тупо смотрела на её дверь, обитую серым потрескавшимся дерматином, потом сглотнула слюну. Под ложечкой неприятно засосало. Вот что искали в квартире! Значит, тайник сделал Вадим, но почему на площадке? А ведь он оказался прав, никто не подумал шарить вне квартиры и плиточку, скорее всего, несостоявшийся шурин укладывал сам.

Может, когда захочет, – усмехнулась я. – Так что же получается: Сестра не могла не знать, чем занимался её дружок. Откуда она взяла деньги на покупку квартиры? Как они получены? Если от продажи наркотиков и обмана хозяйки квартиры, то это грязные деньги. Стоп. Скорее всего, ни за какую операцию Вадим не платил, сестра отдала бабуле копейки, якобы остаток от платы. Они на пару провернули эту аферу. Кошмар! Не может быть! А если Веденин всё устроил сам? И откуда взялись наркотики?

Я осталась ночевать в квартире сестры потому, что в хозяйкиных апартаментах расположился мой партнер по танцам с очередной подружкой. Я не боялась, рассудив здраво: обыск уже сделали и ничего не нашли. Значит, больше не полезут, пока, во всяком случае.

Ночью мне приснился кошмар: наркоторговцы предлагали свой товар, высыпая круглые камешки, похожие на обтёсанную морем гальку, прямо на меня. Они уверяли: если лизать камешки языком, можно попасть в рай или войти в состояние нирваны. Камней становилось всё больше, стало трудно дышать. Я проснулась в ужасе и с силой сбросила с груди что-то тяжелое и пушистое. Кот, спавший на мне, протестующе замяукал. Жёлтыми огоньками сверкнули в полумраке его глаза. Чертыхнувшись, я выпроводила разбойника за дверь. Огромный жирный котяра соседской бабули повадился лазать через балкон в квартиру Алёны. Этот полосатый монстр имел наглость укладываться в кровать, а потом переползать на спящего человека. Сестра не раз жаловалась на беспардонного кота, теперь Пушистик заявился и ко мне.

В июле студенты уезжали на практику. Я свою практику договорилась пройти в родной станице. Спасибо тёте Гале, маминой сестре, она напишет всё, что надо. Тетя работала заведующей домом культуры в Павловской. Таким образом, у меня освобождались два месяца. Я могу поехать в Вереево и выяснить правду о смерти Алёны. Мне было больно узнать столько плохого о сестре. Я не считала её ангелом и знала, какая она бывает, но такого не предполагала. Но Алёна родной мне человек, а кровь, как известно, не водица. Не собираюсь сидеть, сложа руки, и ждать, что накопают сыщики.

***

– Давно она в таком состоянии? – спросила я отца.