Горизонты. Сборник яркой современной фантастики (СИ) - Страница 17
На самом краю стола, прислонившись спиной к стене, сидел высокий курчавый цыган и бесцеремонно ковырялся ножом под ногтями в поисках грязи и остатков еды. Личную гигиену ещё никто не отменял, даже если она носила немного странный характер. Смуглый, жилистый, с большими карими глазами и узким невыразительным ртом на длинном зверином лице, он насвистывал себе под нос никому не знакомую мелодию, и каждый раз в строго определённой последовательности выстукивал каблуком по металлической лавке. Цок, цок, цок-цок, цок-цок. Снова и снова. С другого края в унисон активно звенели ложками по тарелкам.
– Всё жрёте и жрёте, чавалэ, – цыган убрал нож за пояс и ловко спрыгнул с лавки.
– Да, – только и донеслось из-за стола.
– Аи, говорить уже не могут по-человечески, – он сплюнул на пол, растерев башмаком, – щеки откормили, шеи вон какие, жопы еще шире, сидят довольные. Ай, не взлетим с вами!
– Тогда тебя за бортом оставим, Тагари. – Здоровяк отодвинул пустую тарелку и утер усы бумажным полотенцем из разгрузки. Переглянулся с соседом по столу и заржал. – Гы! Поскачешь за нами в космос на своей хромой кобыле. Жаль, экзоскелета для животного в наличии нет, а то бы ты нам всем показал, як цыган у космосе гарцует на цветастом пони!
– Вот ты отчего такой злой, Андрей? – Тагари воздел руки к небу. – Я же друг! Плохо ты обо мне говоришь. Намишто! Корабль сам вести будешь!
– Да успокойся ты, цыган, – скуластый мужчина в квадратных очках потянул Тагари за руку на лавку, – я ваших склок с рядовым на год вперед наслушался. Хватит. Можно мне хотя бы один вечер провести спокойно?
– Пинн, родной мой. Ты бы шёл в комнату, включал свою штуку на полную катушку, чтобы голограмма на весь корпус разрослась – и копошись! Кто тебе не даёт этого сделать, очкарик? – довольная улыбка показалась из-под пушистых усов.
– Еще раз назовёшь меня очкариком, тыква перекачанная, и именно в твоём экзоскелете откажет система контроля температуры в самый неподходящий момент. Выйдешь в открытый космос, и бон аппети. Вряд ли после разморозки ты сможешь представлять мне угрозу. Вот как это брокколи, – он наколол зелёный шарик на вилку и поднес к носу здоровяка, – вроде и форма при варке не изменилась, а вкус стал даже слаще, богаче. Казалось бы одни плюсы. В чем же тогда подвох? Но подвоха нет. Как и нет ничего живого в этом кусочке. Надеюсь, аналогия ясна?
Пиноккио закончил, закинул брокколи в рот, молча достал из шкафа бутылочку огненно-острого соуса чили и щедро полил им овощи в тарелке.
– А ещё ты можешь зажариться в костюме до золотистой корочки.
– Извини, Пинн, я не подумал, – Андрей стеснительно ткнул невысокого американца итальянского происхождения в плечо пудовым кулаком. Добродушная громадина в три сотни фунтов, лысая и горбатая, виновато сжалась, походя на трусоватого ретривера. Привыкнув выражать свои эмоции и мысли как на духу, он совсем позабыл, что некоторых людей такая манера может озадачить, а других, как это произошло сейчас с Пинном, чересчур сильно зацепить.
Не удостоив собеседников даже мимолетным взглядом, Пинн продолжал жевать, вглядываясь в безжизненную пустыню за толщей стекла. В нём было примерно сто семьдесят пять сантиметров роста и почти восемьдесят килограммов веса. Но если бы не смешные старомодные очки, которые казались окружающим нелепыми, чудаковатыми, он смотрелся бы отнюдь не жалким книжным червём, как сейчас. Особенно на фоне крепкого, накачанного украинца.
Программист по специальности, капитан войск Коалиции, он мог легко усмирить обнаглевшего рядового, обеспечив последнему первоклассный анабиоз на пару-тройку суток с ускоренным размораживанием. После такой процедуры желание грубить старшему по званию обычно не возникает.
Пинн Сэнди руководил полетами в космос вот уже второй десяток. С развитием технологий каждая мало-мальски обеспеченная армия запускала своих делегатов в космос с завидной частотой – по несколько тысяч бедняг в месяц. Возвращалось, правда, вполовину меньше.
Ракетоносители стали компактней, старт – безопасным и менее энергозатратным, а скорость корабля благодаря фотонно-ионному двигателю нового поколения возросла на сотни порядков. До Марса за несколько дней – вот новые стандарты!
Среди большинства обывателей ходили слухи, что для избранной элиты, самых влиятельных людей на планете, в теории уже найдены способы погрузить шаттл в подпространство, а затем вынырнуть практически в любой точке обозримой Вселенной. Но как только возникал реальный намёк на детальную разработку и распространение подобных технологий, Его Святейшество всеми возможными способами пресекал научные чаяния, выкупая патенты и затыкая рты физикам-теоретикам. Чем, собственно, негласно подтверждал истинность слухов и плодил недоброжелателей Церкви в научных кругах.
– Чавалэ, на авэнте дылынэ! – растянув улыбку от уха до уха, почти пропел Тагари на цыганский лад.
– Я твой тарабарский не понимаю. Ей-богу, – ответил Андрей.
– Кстати о Боге, братцы, – раздался в паре метров от стола знакомый голос.
Полковник Ингвар появился из коридора с кипой бумаг в руках. Вслед за ним, всем телом опираясь на палочку, вошёл невысокого роста тщедушный монах в чёрном одеянии и фиолетовом дзукетто поверх отполированного гладкого черепа. Прихрамывая на правую ногу, он держался ближе к стене, за плечом полковника. Весь скрученный, иссушенный, словно мятая апельсиновая корка, он смотрелся лишним в этой комнате. Спокойный интеллигентный взгляд, тонкие, за исключением мясистого носа и припухших век, черты лица, плохо гармонировали с чрезмерно обвисшим подбородком, как у пеликана. К тому же лысая голова выглядела великоватой для хрупкой шеи, на которой болтался массивный серебряный крест. Казалось, что католическая реликвия вот-вот перевесит и сломает бедняге шейные позвонки. Невольно хотелось пожалеть сухощавого старика.
– Здесь все бумаги, капитан. Проверьте, чтобы каждый расписался. Приступайте немедленно, перед вылетом ещё много работы, – Ингвар уронил пачку на стол возле кувшина с водой.
– Так точно, сэр, – учтиво ответил американец.
– И познакомьтесь. Это аббат Даниэль, представитель Ватикана. Он полетит с нами, – без тени эмоции произнёс полковник и вышел из комнаты.
– Неожиданно, – тихо проронил цыган и о чём-то задумался.
28 апреля, 2279 год, понедельник, поздняя ночь
Первый двигатель утробно заурчал.
Священник и украинец умолкли, крепче схватились за поручни перед собой. Все эти дни, что аббат находился в расположении экипажа, он всячески высмеивал Андрея за его безверие, норовя попасть под горячую руку. Складывалось впечатление, что отец Даниэль проверяет экипаж на вшивость, и параллельно проводит непонятные психологические эксперименты.
Подобный манёвр он пытался повторить с Тагари, отчего был послан на чистом цыганском в дальние края, куда не долетал ветер. Жалкие попытки прощупать старшего капитана также не увенчались успехом: Пинн в упор не желал замечать святого отца. А если аббат и умудрялся подкрасться незаметно со своими обычными идиотскими вопросами касательно истинной веры, то тут же оставался с носом. Ведь гоняться за шустрым программистом по бесконечным лабиринтам базы для него, хромого и старого, не представлялось возможным.
И лишь один человек – Ингвар Ларден – сидевший в момент запуска позади преподобного, не бегал и не скрывался. Полковник предельно ясно объяснил, что как только Даниэль подойдёт с нравоучениями или бесполезными расспросами ближе, чем на расстояние прыжка – следующим в списке знакомств падре будет сам апостол Пётр. Причём военного мало волновали дальнейшие разбирательства с Церковью и возможная расплата. Несгибаемый нрав давал о себе знать.
Яркие вспышки света, сопровождаемые хлопками, больно ударили по глазам. Не будь в шлеме защиты, им бы пришлось не сладко. Изогнутые металлические планки, словно крючки гигантской вешалки, безжизненно отвалились от корабля и пропали в бездне пусковой шахты. Экзоскелеты как по команде обернули тела, тонкие трубки с кислородом, точно хоботы давно вымерших слонов, уходили глубоко в пол. Подошвы с мощными магнитами намертво прилипли к полу, окончательно обездвижив команду, за исключением пилота.