Горец. Кровь и почва (СИ) - Страница 2

  По мере разбора завалов, трупы сносили на боковую парковую аллею и складывали в ряд согласно списку гостей, отдельно от них на другой дорожке придворных и дворцовых служителей. А также внутренний парадный гвардейский караул. Некоторые трупы были настолько обезображены, что их опознали только по характерным деталям одежды и специфическим орденам входящих в империю королевств и герцогств. Церемониймейстера императорского двора узнали только по позолоченному посоху, который упавший ригель вбил в его тело.

  Причина взрыва явственно читалась на обломках охотничьего замка. Экразит. Местами развалины окрашены желтой пыльцой невзорвавшегося пикрина и черными подпалами копоти. Это сколько же взрывчатки заложили, чтобы вызвать такие фатальные разрушения крепкого здания? Кто-то решил действовать наверняка и чтоб без осечки.

  Начавшийся пожар быстро погасили, растащив его и забросав снегом.

  Подтянувшиеся вслед за нами гвардейские инженеры готовы были, землю есть, доказывая, что боевого экразита на их складах никогда не было. Для полигонных условий им всегда достаточно было аммонала. И вообще, судя по сохранившимся фрагментам, в качестве основной взрывчатки использовали обычный желтый краситель на основе пикриновой кислоты и нитраты для полевых удобрений. В мешках. Фасовка гражданская. А вот инициирующий состав - тротил. А его так просто не купить. Подрыв осуществили по проводам с помощью динамоэлектрической машинки с реечным приводом. Других тут и не изобрели пока. Оставшиеся от взрыва провода нашли достаточно быстро под слоем дёрна и раскапывали их почти на километр в сторону от дворца. Причем медные эти провода были не только посеребрены но и хорошо заизолированы шелковой нитью с битумной обмазкой в несколько слоев. Последний слой был еще и освинцован. Серьезно готовились террористы. Саму адскую машинку не нашли - злодеи видимо унесли ее с собой. Остались на месте инициации подрыва только следы от лошадиных копыт, которые зримо уходили на столичный тракт. Ищи-свищи дальше следы на брусчатке. Ловите конский топот, как говорится.

  - Морской провод островитян, господин командор, - показал мне ископаемый кусок проволоки с зачищенными концами гвардейский инженер-майор Лебенфорт. - Точно такой же провод островитяне используют для управляемого минного поля в акваториях своих портов. Ему вода нипочем. Может это вообще были не наши?

  - Ага... - усмехнулся я. - Включи мозг, майор. Канавки тут в парке копали и косметику на ландшафтный дизайн тоже моряки с Солёных островов наводили? На виду у всех? В полной парадной форме? Тайно такой объем работ не провести.

  Инженер-аристократ совершенно по-простонародному почесал в затылке и добавил.

  - По крайней мере, господин командор, могу точно сказать, что с гвардейского инженерного городка никого не привлекали для этого. Можно и журналы работ поднять. В том числе и по ремонту инженерных коммуникаций дворца за несколько лет назад. У нас все записано и архивы в порядке.

  - Это уже, майор, будете раскапывать не со мной, - сказал я ему, кивнув на подъехавшего верхом к развалинам Моласа в сопровождении небольшой свиты.

  Генерал как раз слезал с коня, кинув поводья ближайшему гренадеру. И я поспешил к нему с докладом.

  По иронии судьбы император, законно уже избранный император Бисер Первый, остался жив и относительно работоспособен. Синяки, шишки и переломанные пальцы не в счет, как и легкая контузия. По крайней мере, разговаривал он здраво.

  А вот рецкий герцог Ремидий, который собой прикрыл Бисера, был плох. Ему кроме контузии еще отдавило ноги каменной балкой.

  Военные гвардейские врачи разворачивали палатку полевого госпиталя и готовили герцога к ампутации голеней. Иначе они гарантировали ему не быструю, но мучительную смерть от неминуемой гангрены.

  - Савва, - позвал меня Ремидий к своему ложу и, превознемогая боль, приказал. - Гони сюда срочно двух нотариусов из города, пока меня еще резать не начали. И позаботься о моих внуках. Они и тебе не чужие. Обещай.

  Я держал в ладонях руку герцога и из моих глаз непроизвольно катились слезы.

  - Обещаю, - выдавил из себя это слово шепотом, прямо глядя в его глаза.

  Поить себя спиртовой настойкой опия герцог запретил. Терпел. Желал быть в ясном сознании.

  Пригнанные на пределе лошадиных сил из города нотариусы - на шестерке мощных рысаков запряженных в императорскую карету цугом, в состоянии пребывали ошарашенном, но работоспособном. Пока мои штурмовики отгоняли от герцога хирургов, они составили завещание Ремидия ''пребывающего с ясной головой и в твердой памяти'', согласно которому ему наследовал Рецкую марку старший внук, а младший получал автономию в графстве Риест под протекторатом старшего брата. Титулы герцога и маркграфа оставался за старшим. Я сам в случае смерти Ремидия становился регентом герцогства с правами электора до совершеннолетия юного герцога. Прописаны были и ограничения власти регента Палатой баронов в исключительных случаях, а также сама процедура принятия таких ограничений, весьма запутанная и требующего квалифицированного большинства при голосовании.

  Окончив диктовку, Ремидий откинулся на свернутый в валик плащ, заменивший ему подушку. Лоб его покрылся испариной. Но предавался он законной своей слабости недолго.

  Завещание, заверенное двумя столичными нотариусами, я получил на руки, а копии они оставляли на хранение у себя. Перестраховщик Ремидий. Но ему лучше знать местные реалии.

  Хотел он на меня от доброты душевной еще графский титул навесить, но я категорически отказался. Графы в Реции только его внуки и больше никто. Герцог со мной согласился.

  - Теперь можете давать ваш опий, - завил Ремидий с чувством выполненного долга. - Терпеть эти боли никаких сил уже нет.

  И ведь даже не застонал ни разу, только рычал иногда. Железный старик.

  В хирургическую палатку я за герцогом не пошел. Не смогу видеть, как ему отрезают ноги. Я спокойно отношусь к виду крови, но тут... Тут личное... Полюбил я этого старика.

  Император, полусидя у развалин на раскладной походной кровати, приставленной к каким-то ящикам, уже отдавал несколько сумбурные приказания. Рядом с ним крутился генерал Молас. Он по ходу пьесы вносил необходимые коррективы в монаршую волю. На что Бисер только кивал в подтверждение. Все крутилось и вертелось, внося в хаос первых часов некую упорядоченность. Мне вроде как делать стало уже нечего.

  Оставшиеся в живых дворцовые лакеи выносили лишний скарб из домика императорского лесничего и готовили его под временную резиденцию Бисера, теперь уже не младшего, а единственного. Император категорически отказался ехать в столицу. Может он и прав в этом...

  Птенцы гнезда Моласа оккупировали кордегардию, в которой находился сохранившейся городской телефон. Оборванные взрывом воздушные провода инженерный унтер из гвардейского городка как раз заканчивал менять.

  Когда у Моласа выдалась свободная минутка, я оттащил его в сторонку.

  - Где ваши волкодавы? - наехал я на второго квартирмейстера генерального штаба. - Профукали все! Бойцы невидимого фронта.

  Последнюю фразу я сказал зло и с некоторым презрением к его службе.

  - Там, где и должны быть, - ответил мне генерал спокойно, но скрывая раздражение. - Работают...

  - Тогда почему замок взорвался? - не слезал я с него.

  - Судя по всему, взрывчатку заложили давно, - рассуждал генерал. - В замурованном помещении подвала. Похоже я тогда еще на Восточном фронте был. Готовились взрывать, скорее всего, покойного Отония еще, а Бисер уже так... случайно подвернулся не в то время и не в том месте.

  - А Отония просто-напросто отравили, - выдал я ехидное утверждение. - По-простому. Грибков намедни поел и все...

  - Нет, Савва. У Отония был рак, - сказал генерал и закурил папиросу. - Неизлечимый.

  - Почему об этом не знали?

  Молас разогнал от своего лица табачный дым и заявил наставительно.