Гордое сердце - Страница 68

— Вот зануда! — возмутилась Джилли, топнув ногой. — Не будь ты такой слабохарактерной. Это на тебя не похоже. Да, тебя напугали, ну и что теперь? Все пройдет, вот увидишь. Сбежав, ты только сделаешь еще хуже. Я поняла, что, если тебя что-то беспокоит, надо смотреть этому прямо в лицо, не отворачиваясь, и только тогда оно уйдет.

— Нет, — печально возразила Александра. — Это я должна уйти. Поверь.

Джилли долго серьезно смотрела на Александру. Та почувствовала, что краснеет, и отвернулась, не в силах больше выдерживать испытующий взгляд золотистых глаз. Джилли поразила внезапная догадка. Она прошептала:

— Я понимаю. Я не знаю, что там произошло, верно? Ты хочешь рассказать мне?.. Нет? Ты можешь мне верить, я храню секреты лучше самого глубокого колодца. И ты знаешь, я никогда не сделаю ничего, что принесло бы тебе несчастье.

Ты уверена? — Она вздохнула. — Но ты же попрощаешься с ним сначала? Я хочу сказать, что оставить записку было бы трусостью. И тоже не похоже на тебя.

Александру потрясла интуиция Джилли. Откуда она может знать правду? Она могла бы подумать, будто Драмм отверг ее. Она сообразительна и в юности вела жизнь, полную лишений, так что знала о мужчинах как самое лучшее, так и самое худшее.

— Конечно, я поговорю с ним, — сказала Александра, хотя собиралась оставить записку. — Я не трусиха. Я попрощаюсь и все ему объясню. Но на самом деле я не обязана, потому что он наверняка уже все знает.

— О, проклятие! — опечалилась Джилли. — Он хороший человек, действительно хороший. Но он слишком много думает о приличиях и слишком ценит мнение своего отца, этого накрахмаленного дурака! — гневно заключила она. — Он скорее сломается, чем согнется, и будь уверена, если он не изменится, то когда-нибудь точно сломается. И очень жаль, потому что он мог бы… Ладно, какая разница? Мы все могли бы быть лучше, чем есть на самом деле. Это тебе не поможет. Мне очень жаль, ты не представляешь, как жаль, но я тебя понимаю. Но мы-то останемся друзьями, правда? — с волнением спросила она.

— Конечно. — Александра занялась укладыванием вещей, потому что не могла выдержать проницательного взгляда Джилли. Она знала: то, что та сейчас произнесла, было не более чем вежливой ложью. Как только девушка оставит Лондон, она навсегда распрощается со всеми своими связями здесь. Она должна так поступить. Потому что она оставляет человека, которого любит, чтобы сохранить уважение к себе и пощадить его гордость.

Он был одет очень тщательно даже для такого модного господина. В самом деле, Драмм выглядел таким небрежно-элегантным и сдержанным, когда появился на следующее утро, что Александра почти возненавидела его за это. Для нее весь мир перевернулся. Он изменил ее дух и тело, она не узнавала сама себя.

А он прочно стоял на ногах и снисходительно улыбался ей, идеальный образ идеального джентльмена. Ухоженный, недоступный — он снова стал самим собой. На нем были облегающий синий сюртук и полусапожки. Темно-желтые брюки обтягивали длинные ноги, тщательно повязанный шейный платок закрывал шею, рубашка сверкала белизной. Его жилет казался художественным произведением в сине-зеленых тонах, и благодаря этому его глаза сверкали бриллиантово-синим цветом. Но только счастье могло бы придать им блеск. Когда он смотрел на Александру, они мрачнели.

Его наверняка беспокоит то, что она может проговориться. Она и сама волновалась. Надо было прощаться побыстрее и покончить с этим. Она хотела выглядеть так же прекрасно, как Драмм сейчас, потому что он ее видит в последний раз. Волосы у нее были убраны, лицо чистое, и она надела одно из своих старых платьев для предстоящего путешествия. То, которое сшила миссис Тук и которым Александра гордилась, пока временное пребывание в Лондоне не показало ей, что не такое уж оно красивое. Она надеялась, что выглядит отдохнувшей, потому что проспала всю ночь, после того как собрала вещи, хотя слова «потеряла сознание» лучше бы передали состояние, в которое она погрузилась, как только опустила голову на подушку.

Но сейчас она нервничала, трусила и малодушничала и надеялась только на то, что может достаточно хорошо скрывать свои чувства.

— Это одно из платьев, которые у тебя были до приезда в Лондон, — сказал Драмм до того, как она успела заговорить.

— Да. И оно вполне подходящее, потому что я собираюсь домой. Пора. Не вини себя, — быстро промолвила она. — Я должна скрыться с места преступления, которое чуть не удалось Фитчу. И я скучаю по мальчикам. Когда я думала, что могу умереть, то подумала и о том, что останется после меня, — добавила она и покраснела.

На самом деле она почти не думала о мальчиках, она думала только о Драмме. И это было достойно порицания. Теперь все переменится, она посвятит братьям остаток жизни.

— Из-за того, что произошло? — спросил он. — Из-за того, что я занимался с тобой любовью?

Она нервно огляделась, хотя и знала, что в зале никого больше нет.

— Да. Нет, то есть я не знаю. — Она подняла голову. — Тебе не надо чувствовать себя виноватым, ты никогда не сделал бы этого, если бы я не попросила. Я знаю это так же хорошо, как и ты. Мы были одни и нуждались в тепле. Но это было тогда. А теперь многое переменилось. Лучше, если я уеду, ты же понимаешь.

— Нет, не понимаю, — твердо ответил он. — Алли, я пришел сюда сегодня, чтобы просить тебя стать моей женой.

Все ее самообладание разлетелось вдребезги.

— Нет, нет! — воскликнула она. Он с удивлением взглянул на нее.

— Я хотела сказать — нет, спасибо. — Александра смотрела на свои руки, уже не надеясь на притворство. Она была расстроена, несчастна, но не важно, если он увидит это. Она должна освободить его.

— Я тебе нравлюсь? — тихо спросил он.

— Слишком сильно, чтобы выходить за тебя замуж, — призналась она. — Ты хочешь поступить правильно. Я тоже. Нет, милорд, я не выйду за вас, но благодарю за предложение. Не волнуйся, со мной все будет в порядке.

— А со мной — нет! — рассердился Драмм. — И я вовсе не собираюсь поступать правильно. Я никогда не делаю того, чего не хочу. Я пришел просить твоей руки, потому что люблю тебя. Ни больше, ни меньше. Я решил, что ты испытываешь ко мне то же самое. — Он нахмурился. — Я не должен был повышать голос, прости меня, — пробормотал он. — Я в этом деле новичок. Знаешь, о чем я думал, когда считал, что мы можем погибнуть? — спросил Драмм, вглядываясь в ее глаза. — О тебе, только о тебе. Ты занимала все мои мысли и чувства с тех пор, как мы встретились. Если бы вчера я был один, то мог бы освободиться быстрее. Я был превосходным агентом и заслужил награды. Теперь я понимаю, что человеку легко быть храбрым, когда ему нечего терять. Но я не мог действовать, когда там была ты. Меня трясло от мысли, что я могу тебя потерять. Я чуть не сошел с ума, представив, что может с тобой произойти. — Он взял ее руки в свои и держал, не сводя с нее глаз. Что-то в ее лице заставило его сурово выдвинуть подбородок. Его голос зазвучал резко: — Посмотри, что ты сделала! Ты вернула меня к жизни и не можешь теперь бросить. Я проснулся сегодня утром и чуть не до смерти напугал бедного Граймза. Я пел, когда умывался. Да что там пел! Я готов был пуститься в пляс. Ты мне снилась, и я проснулся с мыслями о тебе, оделся и пришел к тебе, а ты говоришь, что уезжаешь. Нет, не уезжаешь! Если мне придется связать тебя так, как, по моим рассказам, поступил с тобой Фитч, я задержу тебя здесь до тех пор, пока не поведу к алтарю.

Ее губы дрожали от печали и от смеха.

— Не позволяй своей галантности разрушить тебе жизнь, Ты не должен платить мне ничего, как в тот день, когда оставил мой дом. Это совсем необязательно, и это стоит дороже горсти золота.

Он непонимающе нахмурился.

— Золотые монеты, которые ты оставил под своей подушкой, — пояснила она и опустила голову — ей было стыдно из-за того, что она не привезла их в Лондон, чтобы вернуть ему.

— Золотые монеты? — пробормотал он. Потом понимание озарило его глаза, а лицо напряглось. — Так вот что он там делал! Мой отец оставил меня ждать в экипаже, сказав, что забыл что-то в моей комнате. Прости, это тебя огорчило? Он не имел права.