Горбун, Или Маленький Парижанин - Страница 3

– Всегда к вашим услугам, дорогой маркиз, – ответил Гонзаго.

Слуга быстро принес расписанный 64 клетками столик и шкатулку с изящно выточенными деревянными фигурками. За две недели, которые до этого дня Гонзаго гостил у маркиза, они уже успели сыграть около ста пятидесяти партий. Страсть к шахматам у тридцатилетнего принца говорила об одном из двух. Либо он был без памяти влюблен в Аврору, либо мечтал, как можно скорее, наполнить свои сундуки солидным приданным. Каждый день после обеда и после ужина приносили шахматы, и Гонзаго терпеливо проигрывал за каждую встречу около пяти партий, после чего маркиз де Келюс Засов, откинувшись в кресле и не покидая поля сражения, засыпал сном праведника. Игра с маркизом была для Гонзаго главным способом соискания руки Авроры.

– Дорогой принц, – говорил маркиз, расставляя фигуры, – в предстоящей партии я постараюсь вам продемонстрировать одну необыкновенно занятную комбинацию, которую вычитал в ученом трактате Чессоли. Я играю в эту игру не, как все, ради одного удовольствия, а ищу возможности применить на практике теоретические открытия старых мастеров. Конечно, я не настолько наивен, чтобы разделять расхожее убеждение, что шахматы изобрел Атталус, король пергамский, желая развлечь греков во время долгой осады Трои. Некоторые невежды честь изобретения приписывают Паламеду… Но – но, не отвлекайтесь от игры, прошу вас, иначе допустите непоправимую ошибку.

– Не нахожу слов, господин маркиз, – произнес Гонзаго, – чтобы описать удовольствие, которое мне доставляет игра с вами.

Когда началась игра, остальные, ловко скрывая скуку, какое-то время находились в зале. После первой проигранной партии Гонзаго украдкой подал знак Пейролю, и тот, оставив свою салфетку тихонько удалился. Мало – помалу, сначала духовник, а потом и другие, приглашенные на обед, ушли. Келюс Засов и Гонзаго остались вдвоем.

– Римляне, – продолжал маркиз, – называли эту игру latrunculi, что значит «воришки», греки – latrikion. Саррацин в своей замечательной книге замечает, что…

– Господин маркиз, – перебил Филипп Гонзаго. – Прошу извинить мою рассеянность, не позволите ли вы мне вернуть мой последний ход?

Увлекшись игрой, он нечаянно сделал отличный ход, взяв на проходе пешку маркиза, после чего партия неизбежно должна была закончиться его (принца) победой.

Маркиз для острастки не торопился с ответом. Но, в конце концов, его благодушие к будущему зятю взяло верх, и он с мягкой поучительностью произнес:

– Ну что же, возьмите ваш ход назад, принц; но постарайтесь впредь этого не делать. Шахматы – не бильбоке и не бирюльки.

Гонзаго глубоко вздохнул.

– Впрочем, я вас понимаю, принц. Ведь не всегда я был стариком, и еще не забыл, что значат чувства молодого человека. Вы рассеяны, потому что влюблены. Не так ли?

– Увы, до ужаса, господин маркиз.

– Мне это известно, дорогой принц. Но не будем отвлекаться от игры. Я беру вашего чернопольного слона.

– Вчера, господин маркиз, вы не закончили рассказ о каком-то молодом аристократе, который добивается приглашения в ваш дом…

– А вы, однако, хитрец, – воскликнул Келюс Засов. – Хотите меня отвлечь разговором, чтобы я допустил в игре ошибку. Но не надейтесь, дорогой мой. Я – как Цезарь. Он, да будет вам известно, мог одновременно диктовать пять писем. Кстати, был прекрасным шахматистом. Впрочем, отвечая по существу, могу вас успокоить. Ни один нежелательный для меня синьор в замок не проникнет. Для этого ему пришлось бы выдержать схватку с несколькими мастерами клинка, постоянно несущими вахту на дне западного рва. Кроме того Аврору охраняет надежный железный засов.

– Неужели вы точно так же намерены держать на замке дочь, как это делали с вашими женами? – Довольно бесцеремонно поинтересовался Гонзаго.

– Именно, именно, так. Я не знаю лучшего способа охранять дочерей Евы.

Schah moto, господин принц! Так говорят в Персии. Итак, вы опять проиграли.

Он с удовольствием потянулся в своем кресле.

– Эти два персидских слова schah и moto, – продолжал он, устраиваясь поудобнее, чтобы задремать, – что в переводе означают «король умер», мы преобразовали в «шахматы». Во всяком случае, такой точки зрения придерживаются известные исследователи игры Менаж и позднее Фрер.

Что же касается женщин, поверьте мне, лучше высоких стен и острых шпаг, расставленных по их периметру, ничего не придумаешь.

Произнеся эту сентенцию, маркиз-закрыл глаза и быстро уснул.

Гонзаго, выждав для верности, несколько минут, быстро вышел из-зала. Было около двух часов дня. Нервно прохаживаясь по коридорам, господин Пейроль ждал своего хозяина.

– Как там наши? – Спросил Гонзаго, подходя к адъютанту.

– Прибыло только шесть человек.

– Где они?

– В трактире «Адамово яблоко» с той стороны рвов.

– Кто не явился?

– Двое. Мастер шпаги Кокардас Младший из Тарба и брат Паспуаль, его постоянный помощник.

– Да, эти двое уже кое-что успели повидать на своем веку. – Заметил принц. – А что с дамами?

– Мадам Марта сейчас находится у мадемуазель де Келюс.

– С ребенком?

– С ребенком.

– Как она прошла?

– Через окно бани, которое выходит в ров как раз под мостом.

Гонзаго несколько мгновений раздумывал, потом спросил:

– Тебе что-нибудь удалось узнать от отца Бернара?

– Молчит, – ответил Пейроль.

– Сколько ты ему предложил?

– Пятьсот пистолей.

– Эта мадам Марта наверняка знает, где находится регистрационная книга… нельзя ее выпускать из дома.

– Само собой, – согласился Пейроль.

Гонзаго, прохаживаясь широкими шагами, что-то соображал.

– Я сам хочу поговорить с ней, – тихо произнес он наконец. – Кстати, ты вполне уверен в том, что мой кузен де Невер получил послание от Авроры?

– Наш немец его ей отнес и о том мне доложил.

– Значит Невер прибудет…

– Да, сегодня вечером.

Они стояли недалеко от двери, ведущей в комнаты, предоставленные маркизом для Гонзаго.

В замке Келюса под прямым углом пересекались три коридора. Двигаясь по одному, можно было попасть в спальни, по другим выйти во флигели. Апартаменты принца находились в западном флигеле. Их самая последняя комната имела выход на лестницу, по которой можно было спуститься в баню и прачечную.

На галерее послышался звук шагов. Это мадам Марта вышла из спальни мадемуазель де Келюс. Пейроль и Гонзаго стремглав вбежали в апартаменты последнего, оставив дверь полуоткрытой.

Несколько секунд спустя, по коридору, то и дело озираясь, стремительной походкой прошла мадам Марта. Дело было в разгаре дня. Но традиция испанской сиесты перешагнула границу и давно обосновалась в замке Келюсов. Все спали, и Марта надеялась уйти никем незамеченной. Когда она поравнялась со спальней Гонзаго, из полуоткрытой двери бесшумно и стремительно, как гепард, выскочил Пейроль, и чтобы она не крикнула, плотно зажал своим платком ей рот. Потом он, потуже затянув узлом платок на ее затылке, утащил наполовину потерявшую сознание женщину в спальню принца.

Один ехал верхом на старой рабочей лошади со спутанной гривой и кривыми тощими ногами; другой сидел на осле, свесив ноги на одну сторону, как делают путешествующие на благородном верховом коне аристократки.

Первый, не смотря на жалкий вид своей клячи, которая низко опустила голову, словно что-то вынюхивая на дороге, имел гордую бравую осанку. На нем был полукафтан из бычьей кожи с аккуратно пришитым на груди узорным пластроном в форме червонного сердечка, плотно облегающие грубохолстые стеганые штаны и сапоги с голенищами широкими раструбом, модными во времена Людовика XIII. Кроме того на голове его красовалась залихватская фетровая шляпа, а на бедре длинная шпага. Это был никто иной, как мэтр Кокардас Младший, уроженец Тулузы, в свое время очень известный в Париже мастер и преподаватель фехтования, ныне обитавший в Тарбе, где в поте лица добывал скудные средства к существованию.