Гора родила мышь. Бандеровскую - Страница 10

Далее С. Кульчицкий пишет, что во времена народной Польши какая-либо информация о трагичном польско-украинском конфликте, который имел место в 1943–1944 гг., не пропускалась цензурой. Такое утверждение свидетельствует о том, что С. Кульчицкий не знает польской историографии об этих событиях, или просто сознательно говорит неправлу об этом. Не может он не знать научного (не полностью обоснованного) труда А. Щесняка и В. Шоты «Droga donikad», (1973), а также Эдварда Пруса «Herosi spod znaku tryzuba» (1985), «Wladyka?wietojurski» (1985), Ришарда Тожецкого «Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy» (1972, епископа Винценты Урбана «Droga krzyzowa Archidiecezji Lwowskiej w latach II wojny swiatowej (1983), Артура Баты «Bieszczady w ogniu» (1987), Генриха Цибульського «Czerwone noce» (1969) и других. По какому же праву С. Кульчицкий вводит в заблуждение Правительство Украины?

С. Кульчицкий, правда, пишет о ликвидации польских сил, о резне польского населения бандеровцами, но не делает из этих фактов выводов, он пишет очевидную неправду о том, что в июле 1943 г. в возваниях к польскому населению перед каждым польским селом было поставлено условие, чтоб его жители за 48 часов выбрались за Буг или Сян — иначе смерть!», и далее — в ответ на это польское подполье выдало приказ: сидеть на месте, иначе Польша утратит Волынь. С. Кульчицкий, как видно, неспособен себе представить положение польского населения летом 1943 года, он, С. Кульчицкий, воображает, наверное, что в то время в польских селах были телефоны, радио, телеприемники, а может и интернет, что оно читало бандеровские воззвания, слушало, что говорит Лондон. Нет, так не было, в то время польское население сидело тихонько, в постоянном страхе, ожидая нападения со стороны бандеровцев. Кроме этого, неужели С. Кульчицкий не сознает того, что даже если бы польское население Волыни хотело подчиниться приказу бандеровских воззваний (о существовании которых на Волыни никто из тех поляков не знает, о них нет ни одного документа) то оно было физически неспособно подчиниться такому призыву: на Буге была граница. Эта логика С. Кульчицкого выглядит так, как если б ему кто-то дал приказ перепрыгнуть речку шириной 50 метров, угрожая смертью на случай невыполнения такого приказа. С. Кульчицкий &Со, написав такие глупости, дает доказательство того, что он — не историк, не ученый, он сознательно переписывает историю. И еще: он не обратил внимание на то, что в (несуществующем) приказе волынским полякам сказано «выбираться за Буг или Сян» — нелогичность? Ведь Волынь не была ограничена от Генерального Губернаторства Саном, только Бугом, так причем здесь «Сян»?

С. Кульчицкий нашел (!) причину «кровавого противостояния», он говорит, что это был обоюдный экстремизм, для которого не может быть оправдания ни для одной из сторон. На этом, собственно, С. Кульчицкий и завис: на нивелировании «вины» обеих сторон, потому что факта резни поляков бандеровцы (и С. Кульчицкий) неспособны опровергнуть. Он не хочет видеть ни идеологических основ, ни политических оснований ОУН, которые привели к сознательной, массовой, доктринальной резне польского населения вооруженными формированиями ОУН Бандеры, которое следует квалифицировать как народоубийство: убивали, резали ножами, рубили топорами, жгли живьем, душили, вешали — всех без разбора — от младенцев до столетних стариков. За национальную принадлежность.

Отдельного исследования требовала бы проблема событий в Холмщине, за которую боролись ОУН-УПА и польские силы. Там ОУН-УПА устраивала свои структуры в украинских селах и поэтому в ходе борьбы с бандеровскими отрядами часто страдало украинское гражданское, непричастное к ОУН-УПА, население, но С. Кульчицкий, вместо объективного анализа ситуации, пытается использовать этот факт для оправдания ОУН-УПА, что не к лицу ученому. От пытается свалить вину на польское и украинское сельское население того региона за противостояние, хотя оно было провоцировано самим формированием ОУН-УПА.

С. Кульчицкий замалчивает события в Галичине, а они были не менее, а более трагичными, потому что там намного больше было смешанных украинско-польских семей. Там тоже поляков убивали «за национальную принадлежность».

Излишней является ссылка С.Кульчицкого на авторитетный польский журнад «Вензь», потому что он никакой ни «авторитетный», он не профессиональный, а как и многие другие журналы в Польше, он ведет политику за деньги «негосударственных организаций». И вообще объективные историки не должны ссылаться на польских современных историков, «наука» которых в большой мере политизирована.

В этом разделе С. Кульчицкий не отважился дать оценку польским и украинским жертвам кровавых событий на Волыни и в Галичине в 1943–1944 годах, так как она оказалась бы для него такой, что не отвечала бы «основным тезисам Отчета», а надо было бы ему посчитать — сколько таких жертв было с польской стороны, которые погибли от рук ОУН-УПА, а сколько их было с украинской стороны, которые погибли от рук Армии Крайовой. Тут скажем, что стремление бандеровских историков уравнять эти жертвы не дали результата, к тому же несомненным есть факт, что от рук ОУН-УПА в 1943–1944 годах на Волыни и Галичине мучительной смертью погибло как минимум 120 000 польского гражданского беззащитного населения. Это случилось вследствие введения в действие постановления ОУН об устранении (то есть уничтожении) польского населения «во время национальной революции» с «украинских этнографических территорий». Лишним также есть рассуждение о том кто лично виновен за это народоубийство — Микола Лебедь, Дмитрий Клячковский, Роман Шухевич или еще кто-то: виновно руководство ОУН Бандеры. Об украинских жертвах ОУН Бандеры разговор будет дальше.

В ОУН-УПА не было сил на то, чтоб бороться с немецкими и советскими партизанскими силами с целью их уничтожения, но у нее были силы на то, чтоб проводить поголовное уничтожение польского населения.

ІІ. 12. Противостояние украинских националистов и органов советской власти

В самом начале этого раздела С. Кульчицкий заявляет, что с образованием повстанческой армии украинские повстанцы становились воюющей стороной независимо от своего желания воевать с Германией. Это означает, что, по С. Кульчицкому, УПА была украинским повстанческим формированием, хотя, учитывая ее образование путем террора волынских крестьян, она таковым не была. Повторим: во всем мире, во все времена все восстания были следствием организованного или спонтанно сформированного добровольного формирования. Бандеровская УПА таковым не была. Бандеровска УПА была формированием ОУН Бандеры, как одной политической силы в Западной Украине, которая не имела поддержки со стороны украинского народа и поэтому ее ряды пополнялись путем террора. Далее, если воюющей стороной независимо от своего желания воевать с Германией, то ОУН-УПА «воюющей» стороной следует считать с кем? С Советским Союзом, который был членом антигитлеровской коалиции? Если да, то тогда к такой «воюющей стороне» надо применять меры и законы как к формированию, которое выступало против антигитлеровской коалиции и потерпело поражение во Второй мировой войне. А если рассматривать ОУН-УПА «воюющей стороной» в смысле вырезания польского населения, то в отношении нее надо применять закон о народоубийстве, о котором речь шла выше.

Касаясь проблемы места ОУН-УПА во II-й мировой войне, С. Кульчицкий пишет, что все зависит от точки зрения, хотя ему следовало бы придерживаться точки зрения объективности и логики. С этой (а не с бандеровской и С. Кульчицкого) точки зрения во Второй мировой войне воевали две стороны, две коалиции. С одной стороны был агрессор — гитлеровская Германия, к которой, как к агрессору и тому, кто начал эту войну, прислонилась ОУН, став на его сторону. На стороне гитлеровской Германии выступили Венгрия, Румыния, Италия, Япония, некоторые коллаборационистские силы, как хорватские усташи, словацкие тиссовцы. С другой стороны была антигитлеровская коалиция, которую с 1942 года называли Объединенными Нациями, в состав которой во время войны входили — Советский Союз, Великобритания, США, Франция, Польша и другие государства, которые воевали против агрессоров.