Гора мертвецов - Страница 9

Пожилой мужчина поднимается из обломков своего каркаса, с трудом пристегивает лыжи и начинает лыжный поход, в то время как чирлидеры и все остальные подписывают народную инициативу в поддержку чистой окружающей среды.

Пожилой мужчина:

Мы, напротив, берем слово и продолжаем. Дружелюбно лают собаки, но мы провожаем домой только себя. Отходы животного существования мы бросаем гостям. Они все время хотят вертелов с еще более сочным мясом. Однажды они точно насадят нас на металлические прутья и будут брызгать слюной. Тогда, став сильнее во много раз, поднимется гость, которого мы еще недавно так любезно сопровождали. Он не вчера родился! Он входит в трактир только чтобы сэкономить. Так нужно сэкономить на нем напоследок. Его ступни еще вздрагивают во сне, он оставил глаза открытыми, чтобы в своем сне собрать еще немного новых впечатлений. Границы теперь тоже открыты — это наши прорези для вмешательства, но наше варенье, защищенное от любого нападения, закатано в лопающиеся банки. И каждому у нас хлеб-соль. Мы открыли для него наше мероприятие, мы — его праздник. Он — желанный гость. Он движется сквозь сумерки. Его самый верный соратник не бежит в радостном воодушевлении перед ним или рядом с ним, он гудит непосредственно под ним. Он не обращает внимания на своих неласковых наездников: «У меня всякие бывают!», — тихо ворчит мотор. И своим безостановочным движением он окончательно исключает всякую возможность присутствия. А его перспектива — бесперспективна! Он вырывается из ужаса кровавых конечностей на автобане, все еще видя смерть. Свой разодранный чемодан он аккуратно ставит перед собой. Он радуется живописной местности. Вдруг все останавливается. Доверчиво присоединяются любопытные — беспомощные, любящие животных существа. Так как теперь все возможно, любой разговор, любой взгляд в дальние дали, любое движение в увиденное, чужаки попались нам на пользу в ловушку своего желания остаться, которое никогда не станет присутствием. Они просто здесь и смотрят на нас снизу вверх. Небо над нами тоже охотно волнуется, и они валят к нам, как нескончаемая привычная напасть. Наши официантки жалеют о времени, бессмысленно потраченном на сношения. Они стоят большего. Гость не знает нас. Едва оказавшись здесь, он тоже сразу же попадает в ловушку воспоминаний о своем присутствии здесь. Он предоставляет нам память о нас, потому что мы еще совсем не знакомы с самими собой. Мы живем в его слайдах, в его видеосъемках и фотоснимках. Но в то же время он собирает для нас урожай облаков с неба и света с вершины горы. Ничто не убывает, но Ничто прибывает. Чужак берет у нас только то, что никогда нам не принадлежало, ведь мы продаем ему любовную связь с нами, и нам не придется об этом жалеть. Родным кажется то, что никогда не станет родиной. А они, те, кто прежде не могли выйти за пределы своего домашнего мира, они смотрят на нас с благодарностью — весьма ощутимые существа для нашего процветания. К завтраку мы великодушно бросаем им на стол порции масла и пакеты из мелованной бумаги. И еще больше пустых милованных пакетов в мусорные ведра. Желанная одежда непринужденно появляется в сенсационных витринах. Дополнять себя проклятьями в адрес низвергающейся грозы они не решаются. Они надо всем смеются и навязчиво выставляют себя напоказ. На этот раз они не зря радуются! Музыка защелкивает на них наручники и их ручники. Они отказались от своих взглядов, и вместо них теперь появились очень тесные, горячо сшитые костюмы. Огнеупорный материал Европы медленно подходит к концу. Они принимают нас с благодарностью, чтобы породниться с нами, быть изгнанными к нам. Мы понастроили вплотную к опушке леса беседок-грибков для них. Ягоды и насекомые хранят желанное безмолвие, прерываемое только аппаратами, с помощью которых мы даем справки о нас и прилегающей зоне отдыха и сохранения, чтобы они не ехали дальше, а оставались. Наконец-то мы добились от Природы свежеотжатых продуктов для мытья и мотовства! Мал золотник, да вонюч.[14] Дома сидят лишь немногие. Так просто, тупо пялятся на свой внешний вид. С двухтактной бестактностью все быстрее приезжают другие. Сомнений не возникает. В воздухе только птицы. На земле — животные, которых мы временно оставляем жить и клиенты гостиниц, которым желаем долгих лет жизни. Крестьянские праздники сплавляют нас с ними, вот так, теперь они уже достаточно сильно привязаны к нам, им же было позволено заглянуть в нашу семейную жизнь! Мы с открытой душой приходим днем, снимаем обувь и ступаем на землю. А теперь освободите, пожалуйста, места для возлюбленных ближних наших! Это мы перестелили постели, они липнут, чтобы мы все могли еще немножечко побыть вместе. Так уютно. Из-под наших приподнятых бровей поблескивает мир, и мы выглядим чрезвычайно уместно и современно. Да-да, мы такие, и оправдываем свою ценность! Отплатите нам за это! Только не стесняйтесь! Мы всегда к Вашим услугам!

На экране: интерьер загородного дома, рога серны и оленя, чучела птиц на стенах, но все очень изысканно. Дама играет на скрипке, господин аккомпанирует ей на фортепиано. Пожилой мужчина, в элегантном костюме на этот раз сидит с другими гостями в одном из глубоких кресел и слушает. Через некоторое время по сцене непрерывным потоком начинают тихо идти люди в дорожной одежде и с багажом.

Далее на сцене: игрушечная железная дорога, которую построил пожилой мужчина, теперь вдруг стала довольно большой, в первую очередь — деревенька. Она, так сказать, пропорционально увеличилась, так что самое большое здание — возможно, это церковь, — выросло на несколько метров, соответственно увеличились и другие постройки. Люди, идущие через сцену, иногда должны пробираться между постройками. Зато каркас пожилого мужчины наоборот — уменьшился, так что теперь он оказался зажатым в нем, как в детском креслице.

Пожилой мужчина

(женщине, которая снова стоит рядом с ним в дорожном костюме и с чемоданами):

Это же больше не Земля! Наши могилы в лесу будут разорваны корнями. В заснеженных хижинах, где мы греем друг друга, пустота высотой в метр, бурлящая вода над нашими головами. Субстанция, через которую мы, устремив напряженный взгляд в пропасть, позволяем гнать нас, измученных земляными работами. И все же она служит нашему временному воодушевлению. В спорте мы — украшение своей жизни. Демонстрируем себя другим. Но мы имеем на это право, только если вернем себе и свою глубинную суть — этот залежавшийся товар наших собственных лавок, где мы наконец-то купили его. Но она больше не подходит к нашей холеной внешности. Теперь спорт стал нашим настоящим смыслом, а не труд. Из нас вырастают причудливо сконструированные аппараты, и мы сражаемся, чтобы уберечь себя друг от друга. И чтобы победить. Никогда не скатываться по склону друг возле друга, только при параллельном слаломе! Лучше друг за другом! Время, что начинается и проходит, лишено этого! Самое сокровенное, что есть у противника — его свистящий воздух — царапает нам щеку. Мы всё забываем в своей деревне из дощатых хижин, обнесенной частоколом из лыж. Это наш мир. Как только мы выходим в жизнь, на свет, мы должны сразу же заставить считаться с собой, изощренная мольба, молитва о скорости, упакованной в водонепроницаемую одежду. Мы глубоко впечатываемся в свой материал. Эта почва уверенно держит нас. Природа! В городе даже при самых осторожных шагах техника хрустит под ногами, а мы все еще чувствуем себя чужими среди газонокосилок и оросительных установок. Мы преувеличенно долго смотрим в кружку со светлым пивом, затем нас осеняет, и ловко привязав блестящее будущее к крышам наших автомобилей, мы снова отправляемся в путь. Поехали! В городе расходуют нас, на природе мы расходуем самих себя. Жирные бумажки и пустые бутылки знаменуют возвращение домой, так как нас торжественно встретили, сняли с нас обертку и потом выкинули. Призывают каждый день продолжать занятия спортом! Какое сокровище в нас сокрыто, нам известно, конечно, еще не во всех подробностях, и мы вечно должны шагать все дальше, пестро и радостно. Мы живем и радуемся, и тут появляется атомная бомба или вышедшая из строя электростанция, которая может стать нашей головной болью! Нам не нужно ни то, ни другое, нас и так добьют автомобили.